Тем не менее, эта кажущаяся неоспоримость оставляла место для многих вопросов — столь многих, что он сбился со счета, составляя в уме их перечень.
Одно было ясно: если эта женщина не ведьма, значит кто-то в Фаунт-Ройале — возможно, не один человек — приложил массу усилий и ухищрений к тому, чтобы изобразить ее таковой. И снова вопрос: почему?
Треволнениям вопреки, тело его постепенно расслаблялось. Сон подбирался все ближе. Мэтью пытался ему противиться, заново перебирая в памяти подробности рассказа Джеремии Бакнера. Но все-таки сон взял свое, и Мэтью отбыл в страну забвения вслед за Рейчел.
Глава пятнадцатая
Всемогущество Божие — такова была тема выступления Роберта Бидвелла в англиканской церкви воскресным утром; и на втором часу проповеди — когда оратор сделал паузу, чтобы оживить свой пыл глотком воды, — судья почувствовал, что его веки тяжелеют и опускаются, словно налитые свинцом. Ситуация усугублялась тем, что Вудворд сидел в первом ряду церковных скамей, каковое почетное место делало его объектом созерцания и шепотливых пересуд прихожан. Это бы еще куда ни шло, будь у него получше со здоровьем, но сейчас — после почти бессонной ночи, со вновь разболевшимся и воспаленным горлом — он предпочел бы данной пытке стандартную дыбу и колесование.
Бидвелл, такой красноречивый и убедительный в личной беседе, на кафедре показал себя никудышным проповедником. Путаные тяжеловесные фразы перемежались долгими паузами, меж тем как паства изнывала в душном и тесном помещении. Вдобавок ко всему выяснилось, что Бидвелл слабовато знаком со Священным Писанием, умудряясь перевирать даже те пассажи, которые Вудворд полагал накрепко засевшими в голове каждого ребенка со дня конфирмации. То и дело Бидвелл призывал собрание вознести молитву о благостном будущем Фаунт-Ройала, что стало уже воистину в тягость после пятого или шестого «аминь». Носы клевали, местами раздавался храп, но дерзнувшие задремать быстро приводились в чувство шлепками перчатки, которую мистер Грин — и здесь выступавший в привычной для него роли надсмотрщика — приладил к концу длинной палки, способной дотянуться от центрального прохода до щеки любого грешника.
Наконец Бидвелл довел проповедь до благочестивого заключения и вернулся на свое место в зале. Следующим взял слово хромой учитель, который с Библией под мышкой взобрался на кафедру и для начала призвал всех помолиться еще раз, дабы полнее ощутить присутствие Бога в этих стенах. Молитва заняла минут десять, но у Джонстона по крайней мере был звучный и выразительный голос, что — вкупе с огромным волевым усилием самого судьи — помогло ему избежать контактов с перчаткой мистера Грина.
Этим утром Вудворд поднялся с постели ни свет ни заря. В процессе бритья на него из зеркала взирало лицо больного старика с запавшими глазами и сероватой кожей. Широко открыв рот, он смог разглядеть отражение вулканического пейзажа в своей многострадальной глотке. Верхние дыхательные пути вновь закупорились, свидетельствуя о том, что давешние процедуры доктора Шилдса вместо настоящего излечения принесли только временное облегчение.
Перед воскресной службой судья по договоренности с Бидвеллом успел проведать Мэтью, для чего сначала пришлось зайти домой к мистеру Грину за ключом, накануне возвращенным ему крысоловом. Изначально боявшийся самого худшего, Вудворд по прибытии в тюрьму обнаружил, что его секретарь после сна на жесткой соломенной подстилке отдохнул даже лучше, чем он сам на кровати в особняке. Конечно, Мэтью столкнулся с определенными неудобствами, но если не считать крысы, утонувшей в его ведерке с питьевой водой и найденной там лишь поутру, все обошлось без тяжких потрясений. В соседней камере Рейчел Ховарт во время их беседы оставалась безучастной, закрыв голову капюшоном, что могло быть демонстративной реакцией на визит судьи. Как бы то ни было, Мэтью пережил эту ночь, не превратившись в черного кота или какую-нибудь фантастическую тварь и, судя по всему, не подвергшись воздействию иных колдовских чар, чего так опасался Вудворд. Судья пообещал навестить его после обеда и неохотно оставил своего секретаря наедине с этой скрывающей лицо ведьмой.
Когда учитель начал вещать с кафедры, судья настроился на еще одну из сотен выслушанных им скучных и пустопорожних проповедей, однако Джонстон умел свободно держаться перед паствой, и его слушали с куда большим вниманием, чем ранее Бидвелла. В отличие от последнего, Джонстон показал себя весьма одаренным оратором. Свою речь он посвятил неисповедимости путей Господних и на протяжении часа искусно выстраивал параллель между этой темой и нынешней ситуацией в Фаунт-Ройале. Вудворд не мог не заметить, что учитель получает удовольствие от публичных выступлений, вальяжными жестами подчеркивая значимость тех или иных цитируемых строк Писания. Никто ни разу не клюнул носом и не всхрапнул за все время его выступления, которое завершилось краткой, но содержательной молитвой, а финальный «аминь» прозвучал как восклицательный знак. Бидвелл поднялся, чтобы добавить несколько слов, — вероятно, его слегка раздосадовало столь явное ораторское превосходство учителя. После этого Бидвелл призвал Питера Ван Ганди, владельца таверны, объявить воскресную службу завершенной, и мистер Грин наконец-то смог пристроить в углу свою палку с перчаткой, а прихожане смогли покинуть это душное помещение.
Снаружи, под молочно-мутным небом, было влажно и безветренно. Над лесом по ту сторону частокольной ограды висел туман, белыми саванами окутывая верхушки самых высоких деревьев. Птиц не было слышно. Когда Вудворд вслед за Бидвеллом шел к экипажу, где их ждал на козлах Гуд, кто-то задержал судью, потянув его за рукав. Он повернулся и увидел Лукрецию Воган в простом черном платье — как у всех женщин, пришедших на воскресную службу, — но с дополнением в виде кружевной отделки высокого лифа, что показалось Вудворду слегка нескромным. Рядом стояла ее светловолосая дочь Шериз, также в черном, и плюгавый мужичонка с ничего не выражающей улыбкой на устах и столь же бессмысленным взглядом.
— Господин судья, — сказала женщина, — как продвигается дело?
— Должным образом, — ответил он, что прозвучало как сиплое карканье.
— Боже правый! Да вам нужно прополоскать горло солью!
— Это все из-за погоды, — сказал он. — Я с ней что-то не в ладу.
— Очень жаль это слышать. А у меня к вам просьба: я бы хотела — то есть мы с мужем хотели бы — передать приглашение к нам на ужин в четверг.
— В четверг? Еще неизвестно, как я буду себя чувствовать к тому времени.
— О, вы не так поняли! — Она сверкнула улыбкой. — Я прошу передать приглашение вашему секретарю. Как я слышала, его срок истекает утром во вторник. И тогда же он получит удары плетью, я ничего не напутала?
— Все верно, мадам.
— Тогда мы ждем его в четверг вечером. В шесть часов подойдет?
— Я не могу отвечать за Мэтью, но я передам ему ваше приглашение.
— Буду вам очень-очень признательна. — Она исполнила подобие реверанса. — Всего вам доброго.
— И вам того же.
Миссис Воган взяла под руку своего супруга и буквально поволокла его прочь — зрелище неординарное, тем паче после воскресной службы, — а дочь шла в нескольких шагах позади. Вудворд влез в поджидающий экипаж, откинулся на спинку мягкого сиденья напротив Бидвелла, и Гуд щелкнул вожжами.
— Вам понравилась проповедь? — спросил Бидвелл.
— Весьма занятно.
— Рад это слышать. Боюсь, я в своих рассуждениях поднялся до философического уровня, а здешний народ — как вы теперь знаете — это милые сельские простаки. Как по-вашему, я был не слишком глубокомысленным для этой аудитории?
— Нет, думаю, не слишком.
— Угу. — Бидвелл кивнул и сложил руки на коленях. — Учитель наделен живым умом, однако он склонен ходить вокруг да около, вместо того чтобы прямо двигаться к цели. Вы со мной согласны?
— Да, — сказал судья, догадываясь, что хочет услышать от него Бидвелл. — У него действительно очень живой ум.
— Я говорил ему — я ему советовал — держаться ближе к приземленной реальности и подальше от абстрактных концепций, но у него своя манера изложения. Он и меня порой утомляет своими речами, хоть я и стараюсь следить за ходом его мысли.
— М-да, — изрек Вудворд.
— Можно было бы предположить, что он, как учитель по профессии, лучше умеет контактировать с людьми. Однако я подозреваю, что его таланты лежат в несколько иных сферах. Нет-нет, воровство здесь ни при чем.
Он хохотнул, а затем начал тщательно оправлять свои кружевные манжеты.
Вудворд рассеянно прислушивался к скрипу колес, когда его разбавил новый звук. Зазвонил колокол на сторожевой вышке у ворот.
— Стой, Гуд! — скомандовал Бидвелл и, когда кучер натянул вожжи, посмотрел в сторону вышки. — Кажется, кто-то приближается к городу. — Он нахмурился. — Не припомню, чтобы мы ожидали кого-нибудь в эти дни. Гуд, давай к воротам!
— Да, сэр, — ответил слуга, разворачивая упряжку.
В этот день на вышке снова дежурил Малькольм Дженнингс. У ворот уже собралась группа местных, готовясь встретить нежданного визитера. Завидев экипаж Бидвелла, остановившийся на улице внизу, Дженнингс перегнулся через перила и прокричал:
— Крытый фургон, мистер Бидвелл! На козлах молодой парень!
Бидвелл поскреб подбородок.
— Кто это может быть? Не лицедеи — для них это слишком рано.
Он махнул костлявому мужчине в соломенной шляпе, с трубкой в зубах стоявшему у ворот.
— Суэйн, открывай! А ты, Холлис, помоги ему!
Они вынули из пазов запорное бревно и потянули на себя створки. Когда те отворились во всю ширь, по каменному порогу прогрохотал упомянутый Дженнингсом крытый фургон, влекомый парой лошадей — пегой и чалой, — которым, похоже, оставалось лишь несколько судорожных вздохов до отправки на мыловарню. Продвинувшись на достаточное расстояние для беспрепятственного закрытия створок, возница остановил упряжку и оглядел толпу из-под низко надвинутой на лоб старой коричневой шапки. Его взгляд остановился на ближайшем горожанине, каковым оказался Джон Суэйн.