— Это Фаунт-Ройал? — уточнил приезжий.
— Он самый, — ответил Суэйн.
Бидвелл уже собрался спросить имя молодого человека, но тут передний полог фургона одним махом откинулся, и на сиденье рядом с возницей шагнул человек в черном костюме и черной треуголке. Уперев руки в боки, он обозрел окрестности слева направо с надменным прищуром всесильного владыки.
— Наконец-то! — Гром его голоса заставил вздрогнуть лошадей. — Вот оно, обиталище самого Дьявола!
Это заявление, сделанное столь громоподобно и безапелляционно, повергло Бидвелла в шок. Он поднялся на ноги в своем открытом экипаже, багровея лицом.
— Сэр, позвольте узнать, кто вы такой?
Темные глаза чужака с нависшими веками на длинном аскетичном лице, сплошь состоявшем из переплетений глубоких складок и морщин, нацелились на Бидвелла.
— А кто таков ты, что меня вопрошаешь?
— Меня зовут Роберт Бидвелл. Я основатель Фаунт-Ройала, а также его мэр.
— Тогда я соболезную тебе в сию годину бедствий. — Он снял шляпу, обнажив седые волосы на макушке, слишком редкие и всклокоченные, чтобы быть париком. — Я же известен под именем, коим нарек меня Господь: Исход Иерусалим. Много лиг я проделал, дабы добраться сюда, сэр.
— С какой целью?
— Ужель самому невдогад? Меня привела сюда сила Божия, дабы я исполнил Его волю.
Он водрузил треуголку на голову, тем самым покончив с формальностями.
— Господь направил меня в сей град, дабы изничтожить вашу ведьму и сразиться с исчадиями преисподней!
Бидвелл почувствовал слабость в ногах. Он, как и Вудворд, наконец понял, что ворота только что открылись перед странствующим проповедником, причем донельзя воинственным и кровожадным.
— Мы держим ситуацию под контролем, мистер… э-э… Иерусалим. Под полным контролем, — сказал Бидвелл. — Это мировой судья Вудворд из Чарльз-Тауна. — Он указал на своего спутника. — Суд над ведьмой идет своим чередом.
— Суд?! — взревел Иерусалим, оглядывая лица горожан. — Иль вам и без того не ведомо, что сия женщина — ведьма?
— Мы это знаем! — крикнул Артур Доусон. — И мы знаем, что это она прокляла наш город!
Его поддержал хор гневных и раздраженных голосов, что — как заметил Вудворд — вызвало довольную улыбку на лице проповедника, словно слух его усладили нежные переливы камерной музыки.
— Тогда надобен ли суд? — вопросил Иерусалим голосом, подобным гулкому рокоту большого барабана. — Она заключена в темнице? Но покуда ведьма жива, кто знает, какое еще зло она сотворит?
— Минутку! — вскричал Бидвелл, поднимая обе руки в попытке утихомирить зевак. — С ведьмой мы разберемся, полагаясь на силу закона!
— Глупец! — прогремел Иерусалим, будто из пушки пальнул полным зарядом своих легких. — Несть силы большей, нежели закон, данный нам Господом! Ужели станешь отрицать, что Его закон превыше закона падшего Адама?
— Нет, я этого не отрицаю! Но…
— Тогда как можешь ты полагаться на закон падшего Адама, зная, что на нем лежит печать самого Дьявола?
— Нет! Я о том, что… мы должны сделать все правильным образом!
— А дозволение злу прожить в сем граде хоть одной минутой больше — это, по-твоему, правильно? — Иерусалим жестко ухмыльнулся и покачал головой. — Ты поражен нечестивой заразой, как и все это место! — Он снова воззвал к толпе, уже разросшейся и проявлявшей признаки нетерпения. — Истинно глаголю вам: Бог есть наивернейший и чистейший источник закона. А каково слово Господне о ведьмах? «Ворожеи не оставляй в живых»![14]
— Верно! — крикнул Джордж Бартоу. — Господь велит нам прикончить ведьму!
— Бог не дозволяет с этим медлить, полагаясь на порочный закон человеческий! — продолжил Иерусалим. — Ибо всякий, предавшийся сему безрассудству, обречет себя на муки в геенне огненной!
— Он их подстрекает! — сказал Бидвелл судье, а затем обратился к остальным. — Погодите, граждане! Послушайте…
Но его голос был перекрыт общим неодобрительным гулом.
— Грядет суд Божий! — возгласил Иерусалим. — Не завтра и не чрез день! Суд грянет сей же час!
Он пошарил внутри фургона, а когда его рука появилась вновь, она сжимала рукоятку топора.
— Я избавлю вас от ведьмы, а после того мы вместе испросим благословения Божьего для ваших домов и семейств! Кто из вас укажет мне путь ко врагу моему?
При виде топора у Вудворда сильно забилось сердце; теперь уже и он вскочил на ноги.
— Нет! Я не допущу такого… — Он хотел сказать «надругательства над правосудием», но тут ему отказали воспаленные голосовые связки, и завершить фразу не удалось. С полдюжины мужчин, перекрикивая друг друга, вызвались показать проповеднику дорогу к тюрьме, и внезапно всю толпу — человек двадцать пять, по оценке Вудворда, — обуяла яростная жажда крови. Иерусалим спустился с фургона на землю, сжимая в руке топор, и в окружении настоящей своры злобных собак в человеческом обличии двинулся по улице Гармонии в сторону тюрьмы. Длинные тощие ноги несли его в темпе паука, спешащего к пойманной добыче.
— Они не смогут попасть внутрь, дуралеи! — фыркнул Бидвелл. — Ключи-то у меня!
Вудворд напрягся и просипел:
— Топор вполне заменит ему ключ!
И тогда он увидел на лице Бидвелла это выражение: что-то вроде блаженного успокоения при мысли о том, что топор проповедника может покончить с ведьмой гораздо быстрее, чем костер закона. Как бы то ни было, Бидвелл сделал свой выбор, перейдя на сторону толпы.
— Остановите их! — потребовал Вудворд. Его щеки лоснились от пота.
— Я пытался, сэр, — прозвучало в ответ. — Вы же видели, я пытался.
Вудворд приблизил свое лицо к лицу Бидвелла.
— Если эту женщину убьют, я обвиню в убийстве и привлеку к суду всех людей в той толпе!
— Полагаю, будет непросто довести такое дело до приговора, — сказал Бидвелл и опустился на сиденье. Он взглянул на фургон проповедника, из которого тем временем выбралась темноволосая стройная женщина средних лет и начала о чем-то переговариваться с молодым возницей. — Боюсь, я уже не в силах что-то изменить.
— Зато я в силах! — Вудворд вылез из экипажа; кровь закипала в его жилах. Но прежде, чем он бросился догонять проповедника и его свору, над его головой прозвучал голос:
— Господин судья, сэр?
Он поднял глаза на Гуда. Негр протягивал ему тонкий хлыст, обычно хранившийся в кожаном кармашке рядом с козлами.
— Это для защиты от диких зверей, сэр, — пояснил он.
Вудворд взял хлыст, бросил негодующий взгляд на Бидвелла и — понимая, что время дорого, — пустился вслед за Иерусалимом и прочими со всей скоростью, какую ему позволяла ломота в костях.
А широко шагавший проповедник уже преодолел большую часть улицы Гармонии. Попутно его фанатичный огонь привлекал все новых мотыльков. К тому времени, когда он достиг поворота на улицу Правды, его свита разрослась до сорока шести мужчин, женщин и детей, а также четырех собак и молодой свиньи, которая панически металась перед толпой, рискуя быть втоптанной в грязь. Куры с кудахтаньем, теряя перья, разлетались из-под ног плотной массы вопящих людей и лающих дворняг, а во главе грозной процессии шествовал Исход Иерусалим, выпячивая острый подбородок подобно тарану боевой галеры и вздымая свой топор, как триумфальный факел.
Внутри тюремного здания двое узников услышали шум приближающейся толпы. Мэтью вскочил со скамьи и быстро подошел к решетке, но Рейчел осталась сидеть. Она закрыла глаза и слегка запрокинула голову; ее лицо покрылось испариной.
— Там суматоха какая-то! — сказал Мэтью. При этом у него сорвался голос, ибо суть происходящего не вызывала сомнений: граждане Фаунт-Ройала готовились штурмовать тюрьму.
— Я могла бы предвидеть, — произнесла Рейчел спокойным, но слегка дрогнувшим голосом, — что они убьют меня именно в воскресенье.
Тем временем снаружи Исход Иерусалим осмотрел цепь, запирающую вход, примерился и высоко поднял топор. Когда тот с размаху опустился на цепь, толстые железные звенья выдержали удар, хотя от них огненными шершнями разлетелись искры. И вновь проповедник поднял топор, и вновь тот неистово обрушился на преграду. Цепь и теперь выдержала, хотя два звена были серьезно повреждены. Иерусалим собрался с силами, сделал мощнейший замах и выбил новый сноп искр. Он уже поднимал свое оружие для четвертого — скорее всего, решающего — удара, поскольку одно звено уже было готово отделиться от своих собратьев, когда из толпы внезапно выступил некто и задержал руки проповедника, положив поперек них трость.
— Что здесь творится? — строго спросил учитель Джонстон, на котором были те же бордовый сюртук и черная треуголка, что и во время церковной службы. — Я не знаю, кто вы такой, сэр, но прошу вас убрать этот топор!
— А я не знаю, кто такой ты, сэр, — ответствовал Иерусалим, — но если ты встанешь между мной и ведьмой за сей дверью, ты будешь держать ответ пред Всемогущим Господом!
— Остановите его, Джонстон! — Запыхавшийся Вудворд протолкался сквозь толпу. — Он собирается ее убить!
— И правильно! — крикнул стоявший в первом ряду Артур Доусон. — Давно пора с ней расквитаться!
— Убьем ее! — заорал мужчина рядом с Доусоном. — Сколько можно тянуть с этим делом?
Толпа откликнулась новыми воплями и призывами к расправе над ведьмой.
— Вот он, глас народа! — громко объявил Иерусалим и нанес четвертый удар, еще более яростный, чем три предыдущих. На сей раз цепь лопнула.
Тогда Джонстон, припадая на увечную ногу, схватил проповедника за руку в попытке отобрать топор. С другой стороны на него напал Вудворд, также попытавшийся завладеть оружием. Но внезапно кто-то схватил судью сзади за горло и оттащил от проповедника, в то время как другой мужчина ударил Джонстона кулаком в плечо. Судья с разворота взмахнул хлыстом, но уже вся толпа шла в наступление, и сразу несколько человек набросились на Вудворда прежде, чем он успел повторно использовать хлыст. Чей-то кулак врезался ему в ребра, а чья-то рука вцепилась в воротник, чуть не оторвав его от сорочки. Затем судья был подхвачен морем тел, поднят ввысь и брошен на землю среди опасных рифов топчущихся башмаков и сапог. Услышав звуки ударов и невнятн