ые возгласы, он догадался, что это Джонстон отбивается во все стороны своей тростью.
— Вперед! Захватим тюрьму! — призвал кто-то.
Чей-то каблук чуть не раздробил кисть Вудворда, когда он попробовал встать на ноги.
— А ну, осади! — вдруг рявкнул новый мужской голос. — Назад, я сказал!
Послышалось конское ржание, затем трескуче грянул пистолетный выстрел. Столь повелительные звуки вынудили толпу отхлынуть, и Вудворд наконец-то получил достаточно пространства, чтобы подняться с земли.
Он увидел Джонстона, распростертого на пороге тюрьмы и своим телом перекрывшего Иерусалиму доступ внутрь. Рядом валялась раздавленная треуголка учителя, а над ним стоял проповедник, также оставшийся без шляпы, но по-прежнему с топором в руке…
— Черт побери, ну и картина! — Пороховой дым рассеивался над головой Николаса Пейна, который въехал на своем гнедом жеребце в самую гущу озлобленного сборища. Еще дымящийся пистолет он держал дулом вверх. — Вы тут что, с ума посходили?
— Мы в своем уме, Николас! — заговорил немолодой мужчина, в котором Вудворд распознал Дункана Тайлера. — Самое время всем нам взяться за ум и покончить с ведьмой.
— Это сделает проповедник! — сказал Доусон. — Один удар топором, и мы от нее избавимся!
— Нет!
Джонстон уже подобрал свою шляпу и теперь пытался встать, но без особого успеха. Вудворд нагнулся и помог оксфордскому собрату подняться на ноги.
— Мы же договорились соблюдать закон, как цивилизованные люди! — заявил Джонстон после того, как оперся на трость для устойчивости.
Пейн брезгливо посмотрел на Иерусалима.
— Вы, как я понимаю, бродячий пастырь?
— Я Исход Иерусалим, призванный Господом наставить сей град на путь истинный, — последовало в ответ. — Ужель ты не хочешь того же?
— Я хочу, чтобы вы положили топор на землю, — сказал Пейн, — не то я вышибу напрочь ваши дурные мозги.
— Зрю душу, пораженную порчей! — возопил Иерусалим, охватывая взглядом толпу. — Он грозит Божьему посланнику и защищает сатанинскую блудницу!
— А я, сэр, вижу перед собой обыкновенного недоумка, который пытается проникнуть в тюрьму Фаунт-Ройала без каких-либо законных оснований, тогда как я уполномочен пресекать подобные безобразия, — ответил Пейн с выдержкой и достоинством, восхитившими Вудворда. — Посему я повторно предлагаю вам положить этот топор.
— Николас! — сказал Тайлер, хватая всадника за штанину. — Пусть этот человек сделает то, что давно следовало сделать.
— Я облечен силой Господней! — возвысил голос проповедник. — Никакое зло не устоит пред высшим правосудием!
— Не позволяй ему, Николас! — призвал Джонстон. — Это будет не правосудие, это будет убийство!
Пейн тронул коня, отцепившись от Тайлера, проехал сквозь толпу и остановился в каких-то трех футах перед кинжаловидным носом Иерусалима, после чего нагнулся к нему, скрипнув кожей седла.
— Слушай меня внимательно, пастырь, — произнес он вполголоса, — не то в следующий раз я буду говорить уже над твоей могилой. — Он позволил этому мрачному прогнозу на несколько секунд повиснуть в воздухе, пока между ним и Иерусалимом происходила дуэль взглядов, а потом обратился к Вудворду. — Господин судья, вы не откажетесь от подарка в виде этого пастырского топора?
— Не откажусь, — прохрипел Вудворд и осторожно протянул руку, готовый отпрянуть, если Иерусалим вздумает применить свое оружие.
Иерусалим не шелохнулся. Вудворд видел, как ходят желваки на его покрытых седой щетиной скулах. Затем по его лицу скользнула улыбка — отчасти презрительная, но в большей мере глумливая, — и, честно говоря, эта улыбка вызывала куда больше опасений, чем его гримаса праведного гнева.
— Мои поздравления, — молвил Иерусалим, поворачивая топор лезвием к себе и опуская деревянное топорище на ладонь судьи так неспешно и плавно, как опускается на землю туман.
— А вы все расходитесь по домам! — приказал собравшимся Пейн. — Здесь больше смотреть не на что!
— Один вопрос к тебе, Николас Пейн! — прокричал Джеймс Рид, стоявший рядом с Тайлером. — Мы с тобой оба видели этих кукол под полом в ее доме! Ты не хуже прочих знаешь, что она сотворила с нашим городом! Неужто на тебя и впрямь наслали порчу, как сказал пастырь? Должно быть, так оно и есть, иначе ты не отвел бы топор, уже готовый ее прикончить!
— Джеймс, не будь ты моим другом, мне пришлось бы втоптать тебя в грязь! — крикнул в ответ ему Пейн. — А теперь послушайте, что я вам всем скажу!
Он развернул лошадь мордой к толпе, в которой теперь уже было порядка шестидесяти человек.
— Да, я знаю, что натворила здесь ведьма! Но я знаю еще одну вещь, которую советую запомнить и вам: когда Рейчел Ховарт умрет — а она умрет непременно, — ее грешная жизнь должна окончиться на костре по законному приговору суда, а не под топором заезжего пустобреха!
Пейн сделал паузу, как будто провоцируя желающих выступить против. В толпе раздалось несколько выкриков, но прозвучали они неуверенно и быстро погасли, как догоревшие угольки.
— Я тоже считаю, что она должна умереть ради блага Фаунт-Ройала! — продолжил он. — Пока она жива, над нами будет висеть угроза новых бедствий. Некоторые из вас пожелают уехать отсюда еще до того, как ее сожгут, и вы имеете на это право, но… Слушай, что я говорю! — оборвал он очередного крикуна, тотчас умолкшего. — Мы строим здесь не просто пограничный поселок, неужто не понимаете? Мы строим новую жизнь для себя в месте, которое со временем станет настоящим большим городом! — Он обвел взглядом толпу. — Хотим ли мы, чтобы в будущем говорили: мол, самый первый судебный процесс в Фаунт-Ройале был прерван топором какого-то святоши? Вот что я вам скажу: мне уже случалось видеть самосуд толпы. Поверьте, от этого зрелища стошнит даже голодную дворнягу! Разве такой фундамент нам нужен для постройки нашего дома правосудия?
— Не будет никакого дома правосудия! — завопил Рид. — Как не будет ни поселка, ни большого города! Мы лишимся всего, если не казним эту ведьму!
— Мы действительно многого лишимся, если ее сейчас выволокут из тюрьмы и убьют без суда! — с не меньшей горячностью ответил Пейн. — И в первую очередь мы лишимся чести! Я и такое видел: потерявшие честь становятся слабыми и беспомощными, как огородные пугала на ветру! Мы договорились, что процесс будет вести судья Вудворд, и мы не можем теперь отдать все в руки этого Захода Иордана!
— Исходом Иерусалимом зовусь я, да будет тебе ведомо!
У проповедника был редкостный дар, еще ранее подмеченный Вудвордом: он мог уподоблять свою речь громовым раскатам, при этом даже не особо напрягаясь.
— Не забывайте, люди, — прогремел он, — что уста Дьявола глаголют сладкоречиво!
— Ты! — взъярился на него Пейн. — Заткни… свою… поганую дыру!
— Лучше внемли словам из этой самой дыры, дабы не сгинуть в той, что не имеет дна!
— Сдается мне, что как раз ваша дыра не имеет дна, — вступил в разговор учитель. — Или же у вас нижняя дырка поменялась местами с верхней.
Вудворд по достоинству оценил эту реплику, поданную так кстати и так эффектно, что и на шекспировской сцене не получилось бы лучше. Как следствие, она вогнала в ступор проповедника, который в поисках достойного ответа несколько раз открыл и закрыл рот, но не издал ни звука. Одновременно начали сдавленно фыркать некоторые зрители, до того момента сурово хмурившие брови. Затем по толпе прокатился смех, разрядив атмосферу, и хотя большинство не позволило себе даже улыбки, в настроении всех присутствующих определенно произошла перемена.
Исход Иерусалим, надо отдать ему должное, умел проигрывать с достоинством. Он больше не стал взывать к публике, а молча скрестил на груди костлявые руки и уперся взглядом в землю.
— Ступайте по домам! — повторно призвал сограждан Пейн. — Сегодняшнее представление окончено!
После переглядываний и тихих разговоров в толпе выяснилось, что общий запал порядком иссяк. По крайней мере, до конца этого дня, подумал Вудворд. Понемногу толпа рассеивалась. Судья заметил неподалеку Бидвелла, который сидел в своем экипаже, скрестив ноги и закинув одну руку на спинку. Когда стало ясно, что Рейчел Ховарт не умрет сегодня, Бидвелл спустился на землю и начал приближаться к тюрьме.
— Спасибо, Николас, — поблагодарил Джонстон. — Страшно подумать, что могло бы случиться.
— Эй, ты! — окликнул Пейн проповедника, и тот посмотрел в его сторону. — Ты в самом деле рассчитывал войти туда и прикончить ее на месте?
— То, на что я рассчитывал, уже свершилось, — ответил Иерусалим, на сей раз нормальным тоном, не впадая в экспрессию.
— Что именно? Беспорядки на улице?
— Ваши горожане узнали о прибытии Исхода Иерусалима. Пока этого вполне достаточно.
— Похоже, нас побаловал спектаклем новый лицедей, — сказал Джонстон и только теперь заметил подошедшего Бидвелла. — Роберт, вам нужно кое с кем познакомиться.
— Мы уже знакомы. — Бидвелл нахмурился при виде разбитой цепи. — Вижу, нашлась работенка для Хэзелтона. С этим он как-нибудь справится. — Он грозно уставился на проповедника. — Повреждение казенного имущества Фаунт-Ройала — это серьезный проступок, сэр. Полагаю, штраф в размере одной гинеи будет справедливой компенсацией.
— Увы, я всего лишь странствующий человек Божий, — ответил Иерусалим, пожимая плечами. — Господь дает мне пищу, одежду и кров, но английского злата не перепадает ни гроша.
— Стало быть, вы нищий бродяга?
— О нет, я не нищенствую! Я, можно сказать, провидец. И я предвижу, что мое пребывание здесь принесет великую пользу.
— Пребывание здесь? Ну, это вряд ли! — сказал Бидвелл. — Николас, будь добр, сопроводи этого человека до ворот, а там проследи, чтобы он сел в свой фургон и…
— Один момент! — Иерусалим поднял длинный и тонкий указательный палец. — Я прибыл сюда из Чарльз-Тауна, где узнал о постигшей вас напасти. Об этой ведьме там все говорят на улицах. Я посетил Совет и выяснил, что у вас в городе нет священника.
— Совет провинции? В Чарльз-Тауне? — Бидвелл наморщил лоб. — Откуда им известно, что мы остались без священника?