— Может, оно и так, — сказал Мэтью, — но здесь Новый Свет.
— Не важно, Старый или Новый, битва меж Богом и Сатаной идет повсюду. И другого выбора нет. Либо воин Христа… либо — прислужник Дьявола. А на какой из этих сторон ты?
Ему расставили хитрую ловушку, и Мэтью это понял. Впервые до него дошла суть извращенной логики, на которой строилось обвинение против Рейчел.
— Если я скажу, что я на стороне правды, — ответил он, — кем это меня сделает: воином или прислужником?
Иерусалим усмехнулся:
— Именно таким образом, джентльмены, и происходило грехопадение Адама, поддавшегося искушению сначала только в мыслях, потом в словах, а потом и в деяниях. Будь осторожен, юноша! Изворотливые ответы от кары не спасут.
— Позвольте! — сипло возмутился Вудворд. — Мой секретарь не является подсудимым!
— Этот секретарь, — сказал Иерусалим, — возможно, уже перестал быть твоим. — Он повернулся к Рейчел, и в его голосе вновь зазвучали громовые раскаты. — Сознавайся, ведьма! Ты наложила заклятие на неокрепшую душу сего юноши?
— Не налагала я никаких заклятий ни на какую душу, — ответила она, — окрепшую или нет.
— Это покажет время. Ты бесстыдная блудница, исполненная лжи и колдовских чар! Однако сейчас ты в клетке, не так ли? И с каждым заходом солнца ты теряешь еще один день из оставшихся у тебя на богопротивные козни. — Он взглянул на Бидвелла. — Без сомнения, для нее виселица будет слишком легкой казнью.
— Ее сожгут на костре, — сообщил Бидвелл. — Таково решение судьи.
— А-а-а, костер, — произнес Иерусалим с таким благоговением, словно речь шла о каком-то чудодейственном лечебном средстве. — Да, это уже лучше. Однако даже пепел надобно подвергнуть обряду санктимонии. — Он адресовал Рейчел еще одну ледяную улыбку. — Враг мой, — сказал он, — твое лицо меняется со сменой городов и весей, но твоя сущность все та же. — Он вновь перевел взгляд на Бидвелла. — Теперь я узрел достаточно. Меня ждут сестра и племянник. Нам дозволят разместиться на каком-нибудь свободном участке земли?
— Да, — произнес Бидвелл после секундной заминки. — Я укажу вам место.
— Протестую! — возмутился Джонстон. — Могу я как-нибудь вас разубедить, Роберт?
— Думаю, Иерусалим будет нам не менее полезен, чем судья.
— Ты станешь думать иначе после того, как он поднимет новый бунт! Счастливо оставаться!
С этими словами не скрывающий досады и злости Джонстон уковылял прочь, опираясь на трость.
— Алан изменит свое мнение, — сказал Бидвелл проповеднику. — Это наш школьный учитель, и в целом он разумный человек.
— Хочется верить, что ваш учитель не будет совращен с пути истинного, как этот злосчастный юноша… Ну, сэр, я к вашим услугам.
— Хорошо, идемте со мной. Надеюсь, у нас не возникнет новых… беспорядков?
— Беспорядки не являются моей целью, сэр. Я здесь ради вашего спасения.
Бидвелл жестом предложил проповеднику идти вперед, а сам двинулся следом. Уже с порога он обернулся к Вудворду.
— Вы с нами, господин судья? Если хотите, чтобы я вас подвез.
Вудворд кивнул и, грустно посмотрев на Мэтью, произнес еле слышно:
— Мне нужно отдохнуть, так что не смогу тебя проведать до завтрашнего утра. Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо. А вы попросите доктора Шилдса о новой порции лекарства.
— Так и сделаю. — Он мрачно взглянул на Рейчел. — Только не думайте, мадам, что если мой голос слаб, а тело измучено, то я не смогу вести судебный процесс с полной отдачей. Следующий свидетель будет заслушан в назначенное время. — Он сделал два шага в сторону двери, но вновь задержался и добавил страдальческим шепотом: — Мэтью, не позволяй своему рассудку дать слабину, как это вышло с моим здоровьем.
После этого он развернулся и покинул тюрьму.
Мэтью сел на скамью. Появление Исхода Иерусалима добавило новый — и очень взрывоопасный — элемент ко всей этой смеси. Но сейчас Мэтью в первую очередь беспокоило ухудшение здоровья судьи. В ближайшие дни Вудворду следовало находиться в постели под наблюдением врача. И уж конечно не заседать в этой затхлой тюрьме, однако гордость и чувство долга побуждали его продолжать судебное разбирательство без проволочек. Никогда на памяти Мэтью мировой судья не был столь немощен телом и духом, и это его пугало.
— Судья очень болен, да? — внезапно спросила Рейчел.
— Боюсь, что так.
— Вы давно у него на службе?
— Пять лет. Я был еще подростком, когда мы с ним встретились. Он дал мне шанс выбиться в люди.
Рейчел кивнула.
— Могу я высказаться напрямик? — спросила она.
— Сделайте одолжение.
— Когда он смотрит на вас, — сказала она, — это точь-в-точь отец, глядящий на сына.
— Я его секретарь, и не более того, — отрывисто произнес Мэтью. Он сидел, сцепив руки, склонив голову и ощущая ноющую пустоту в области сердца.
— Не более того, — повторил он.
Глава шестнадцатая
В понедельник около половины пятого утра в особняке Роберта Бидвелла зажглись огни. Вскоре из дома вышла чернокожая служанка и под моросящим дождем быстро направилась к лечебнице доктора Шилдса на улице Гармонии. Поручение у нее было самое срочное, и служанка с ходу начала трезвонить в дверной колокольчик. Спустя четверть часа — столько времени потребовалось доктору на одевание и сборы, включая кожаную медицинскую сумку с необходимыми инструментами и лекарствами, — Шилдс уже спешил к пациенту, низко надвинув на глаза треуголку, с загнутых полей которой стекала дождевая вода.
В доме Бидвелла его встретила миссис Неттлз. Сам хозяин — все еще в шелковой ночной рубашке и с выражением глубокой тревоги на лице — находился в гостиной.
— Слава Богу! — сказал он, когда Шилдс возник на пороге. — Наверх! Поспешите!
Миссис Неттлз поднялась по лестнице с прытью, достойной горной козы, фактически буксируя низкорослого доктора в кильватере своей черной юбки. Еще на подходе к закрытой двери спальни Шилдс услышал хрипы судьи, судорожно хватающего ртом воздух.
— Кастрюлю горячей воды и чистую ткань! — скомандовал он, и миссис Неттлз тут же переадресовала приказ служанке.
Затем экономка открыла дверь, и доктор вошел в комнату, где по сторонам кровати горели три лампы. Шилдс сразу взял одну из них и поднес свет к лицу Вудворда. Увиденное заставило его внутренне содрогнуться.
Лицо судьи имело желтовато-серый оттенок старого пергамента. Темные впадины образовались под глазами, которые стеклянисто слезились от усилий, прилагаемых больным при дыхании. Причем результаты этих усилий никак нельзя было назвать успешными: засохшая корка слизи почти закупорила ноздри, а в уголках разинутого рта пузырилась пена, также блестевшая на подбородке. Его руки комкали влажную простыню; капли пота скопились на лбу и щеках.
— Спокойствие, — произнес доктор Шилдс первое, что в голову пришло. — Все будет в порядке.
Вудворда начала бить дрожь, глаза его дико расширились. Он потянулся и схватил Шилдса за рукав.
— Не могу дышать, — выдавил он. — Помогите.
— Непременно. Миссис Неттлз, вы не подержите эту лампу?
Передав ей лампу, он быстро скинул сюртук. Затем снял треуголку, а свою сумку пристроил на табурете рядом с постелью.
— Я услышал его крик, — сообщил Бидвелл, входя в комнату и останавливаясь у двери. — Это случилось совсем недавно. Я сразу послал к вам девчонку, когда понял, насколько ему плохо.
Шилдс достал из сумки синий флакон и ложечку. Затем хорошенько встряхнул флакон и налил в ложечку маслянистую темно-коричневую жидкость.
— Вы поступили правильно. Пожалуйста, выпейте это, господин судья.
Он влил жидкость в рот Вудворду, а затем вновь наполнил ложечку и дал больному повторную дозу. Судья, уже находившийся на грани паники, не почувствовал ни запаха, ни вкуса густой жидкости, проскользнувшей в его многострадальное горло.
Его грудь судорожно сотрясалась в попытке набрать воздуха в легкие, а пальцы снова смяли простыню.
— Я… я умираю?
— Нет, конечно! Ничего подобного. Теперь лежите спокойно. Миссис Неттлз, верните мне лампу, пожалуйста.
Он поднес лампу к лицу Вудворда.
— Откройте рот как можно шире.
Вудворд повиновался с напряжением, от которого у него из глаз потекли слезы. Шилдс приблизил лампу почти вплотную и осмотрел горло пациента.
Прежде всего, он уловил запах. Доктору был знаком сладковато-гнилостный запах моровой болезни, который сейчас присутствовал в дыхании судьи. Свет лампы выявил то, что Шилдс и ожидал увидеть, но не в столь запущенной стадии: стенки горла были сплошь красными — кроваво-красными, как огненный зев Ада. В складках пунцовой плоти, распухших до такой степени, что они почти перекрыли просвет гортани, желтели омерзительные гнойные волдыри, а также рубцы на месте уже лопнувших гнойников. С виду это напоминало шмат червивого сырого мяса, и Шилдс знал, что испытываемая пациентом боль должна быть ужасной.
— Миссис Неттлз, — произнес он сдавленным голосом, — пожалуйста, поторопите служанку с горячей водой. И еще принесите мне чашку с двумя пригоршнями соли.
— Да, сэр. — Экономка быстро покинула спальню.
— Тише, тише, — приговаривал Шилдс, поскольку каждый вздох судьи теперь сопровождался стоном. — Сейчас прочистим ваши дыхательные пути.
Свободной рукой он слегка сжал плечо Вудворда, пытаясь его подбодрить.
— Бен? — произнес Бидвелл, подходя к постели. — Он ведь выживет, да?
— Да, да! — Шилдс заметил, что слезящиеся глаза больного обратились к Бидвеллу. — Состояние тяжелое, но это излечимо. Летальный исход здесь даже не обсуждается. — Он взглянул на Бидвелла поверх очков. — Однако судье придется какое-то время соблюдать постельный режим.
— Что значит «какое-то время»? Нельзя ли точнее: как долго?
— Трудно сказать. Возможно, неделю. Или две. — Доктор пожал плечами. — Это зависит от организма пациента.
— Две недели?! — с изумлением и ужасом воскликнул Бидвелл. — Ты хочешь сказать, что он не сможет вести процесс целых две недели?!