— Именно так. И пожалуйста, говорите тише. Сильный шум только ухудшит состояние судьи.
— Но ему нельзя валяться в постели! Он должен завершить суд, чтобы Рейчел Ховарт сожгли и покончили с этим делом!
— Это невозможно, Роберт. Сомневаюсь, что он сейчас способен прямо сидеть на стуле, а тем более допрашивать свидетелей.
Бидвелл, на щеках которого расплывались багровые пятна, склонился к лицу доктора:
— Так сделайте его способным!
Вудворд — хотя его горло пылало, легким не хватало воздуха, а все кости и сухожилия болели, как при средневековом колесовании, — разобрал сказанные о нем слова даже сквозь ватный шум в ушах.
— Я могу выполнять свою работу! — ухитрился прошептать он.
— Еще одно такое заявление, и я заподозрю у вас горячечный бред, — строго сказал Шилдс. — Лежите тихо и постарайтесь успокоиться.
Бидвелл схватил доктора за руку:
— Отойдем на минутку.
Он увлек Шилдса в дальний угол комнаты и развернулся так, чтобы стоять спиной к судье. Голос он понизил, однако говорил с таким нажимом, что это было равносильно крику.
— Бен, послушай! Мы не можем допустить, чтобы он пролежал пластом две недели! Даже одной недели у нас нет! Уинстон сообщил, что город покинули еще три семьи после пожара прошлой ночью, ты в курсе? Среди них Рейнольдсы, а ты ведь помнишь, как Франклин клялся, что никогда не позволит какой-то ведьме согнать его с фермы! Но все же Мередит его уговорила. Теперь их ферма заброшена, и у нас больше некому выращивать табак! Понимаешь, что это значит?
— Понимаю, — сказал Шилдс, — но это не меняет того факта, что судья Вудворд опасно болен.
— Мы уже задели килем риф, а паруса вот-вот порвутся в клочья. Через пару недель здесь будет город-призрак! Разве кто-нибудь согласится сюда приехать, когда эти поганцы в Чарльз-Тауне распускают слухи о ведьме?
— Я разделяю твои чувства, Роберт, но…
— Дай ему что-нибудь этакое, — сказал Бидвелл.
— Ты о чем?
— Дай ему снадобье, которое поставит его на ноги. Достаточно сильное, чтобы он смог довести до конца судебный процесс. Наверняка в твоем волшебном наборе найдется зелье, которое сделает живчиком кого угодно!
— Я врач, а не волшебник!
— Ты знаешь, о чем я. Дай ему что-нибудь настолько сильное, чтобы он смог подняться с постели.
— У меня нет сильных стимуляторов. Есть только опиум, но это успокаивающее средство. И потом, я уже дал ему опиум в составе этой микстуры.
— Бен, очень тебя прошу. Поставь его на ноги, чего бы это ни стоило!
— Я могу сделать лишь то, что в моих силах.
— В твоих силах сделать намного больше, — сказал Бидвелл, приблизив лицо почти вплотную к лицу доктора. — Сколько денег ты хотел бы отправить жене?
— Что?
— Я о твоей жене. О бостонской белошвейке. Ей ведь нужны деньги, не так ли? А между тем твой неоплаченный счет в таверне Ван Ганди продолжает расти, насколько мне известно. Я могу оплатить твой долг и устроить все так, что любые твои потребности в роме будут удовлетворяться без осложнений. Будь мне хорошим другом, Бен, и я буду хорошим другом тебе.
— Я… не могу вот так…
— Кто нам этот судья, Бен? Инструмент, и только! Всего лишь инструмент, нужный для конкретной цели, как мотыга или топор.
Он услышал скрип двери и оглянулся на входящую миссис Неттлз с чашкой соли в руках и в сопровождении служанки с кастрюлей кипятка и куском чистой белой ткани.
— Деньги для твоей жены и сколько угодно рома для тебя, — прошептал Бидвелл доктору, сверкнув глазами. — А в обмен ты должен привести инструмент в рабочее состояние.
Ответ уже готов был сорваться с губ доктора, однако тот замялся. На его виске пульсировала жилка. Он медленно моргнул и произнес слабым голосом:
— Я… должен заняться пациентом.
Бидвелл шагнул в сторону, освобождая ему дорогу.
— Держи кастрюлю ровно, — приказал Шилдс служанке.
Только что снятая с огня кастрюля исходила паром. Шилдс взял чашку с солью, высыпал ее в кипяток и ложкой помешал раствор, пока тот не стал равномерно мутным. Он потянулся к синему флакону, но рука задержалась на полпути. Глаза его задумчиво прищурились, хотя это заметил только Бидвелл. Наконец доктор взял флакон и почти полностью опорожнил его в чашку. Заново перемешав микстуру, он поднес край чашки ко рту Вудворда.
— Пейте, — сказал он.
Вудворд отхлебнул и проглотил жидкость. То, что случилось потом — когда горячий соляной раствор вступил в контакт с воспаленными тканями и набухшими гнойниками, — стало потрясением для всех присутствующих. Горло Вудворда продрала неистовая боль, и он забился в конвульсиях, дико вопя искаженным до неузнаваемости голосом (Бидвелл испугался, что этак он разбудит весь город еще до первых петухов). Служанка резко отпрянула от постели, чуть не расплескав содержимое кастрюли, и даже неколебимая миссис Неттлз слегка попятилась, однако быстро взяла себя в руки.
По щекам судьи струились слезы. Продолжая дрожать всем телом, он поднял налитые кровью глаза на доктора Шилдса.
— Сочувствую, — сказал доктор, — но вам придется сделать еще глоток.
— Не могу, — прошептал Вудворд.
— Соль должна сделать свое дело. Да, будет больно, но уже не так. Возьмите меня за руку и сожмите ее крепче. Роберт, не подержишь его другую руку?
— Я? Почему я?
— Сделай милость, — произнес Шилдс не без раздражения, и Бидвелл с очевидной неохотой взял судью за руку.
— На этот раз, — обратился доктор к Вудворду, — постарайтесь как можно дольше задержать раствор в горле, чтобы соль вытравила заразу. Вы готовы?
Вудворд с натугой втянул воздух, крепко зажмурился, а когда поднял веки, все вокруг виделось ему как в тумане. Понимая, что иного пути нет, он кивнул и раскрыл рот.
Шилдс вылил еще одну порцию рассола с опиумом на побелевший язык Вудворда. И вновь, когда соль достигла воспаления, Вудворд издал громкий стон и начал конвульсивно дергаться, однако пробулькал раствором в горле так долго, насколько это было в человеческих силах. Его лицо и лысина густо лоснились от пота.
— Ну вот, очень хорошо, — сказал Шилдс после того, как судья проглотил жидкость.
Доктор отставил чашку в сторону, намочил ткань в горячей воде, выжал и сразу накрыл ею лицо Вудворда. Тот инстинктивно вздрогнул, однако прикосновение горячей ткани к коже было сущим пустяком по сравнению с тем, что он уже вытерпел. Шилдс принялся энергично массировать щеки Вудворда через ткань, дабы расширить носовые пазухи сочетанием нагрева и трения. Затем, прервав это занятие, стал пальцами — опять же через ткань — отчищать ноздри пациента от засохшей слизи. Тепло размягчило сгустки, что позволило доктору удалить бо́льшую их часть. Далее массаж возобновился, сосредоточившись на областях близ переносицы. Через некоторое время доктор снял ткань, повторно смочил ее в горячей воде и вновь накрыл лицо пациента, нажимая пальцами на те места, где воспаление могло быть особенно сильным и глубоким.
И внезапно — хотя его мозг все еще был затуманен после перенесенной боли — Вудворд почувствовал, что снова может дышать носом. Дыхательные пути понемногу открывались. Между тем горло попросту онемело, но и это было гораздо лучше по сравнению с его недавним состоянием. Вудворд сделал вдох носом и ртом, попутно вдыхая пар от мокрой материи.
— Дело идет на поправку! — объявил Шилдс, без устали работая пальцами. — Похоже, отек уменьшается.
— Хвала Господу! — воскликнул Бидвелл.
— Воздать хвалу не помешает, — сказал Шилдс, — да только кровь судьи отравлена болотными миазмами. Именно сгущение крови привело к закупорке горла и носовых пазух. — Он снял ткань с лица Вудворда, теперь ставшего розовым, как вареная ветчина, и опустил ее в кастрюлю. — Вам дышится легче?
— Да, — молвил Вудворд по-прежнему сиплым и дребезжащим голосом.
— Отлично. А ты поставь кастрюлю, отойди и не мешайся. — Последние слова были обращены к служанке, которая тотчас повиновалась.
— Имейте в виду, — сказал доктор судье, — что ваше состояние может снова ухудшиться. Пока ваша кровь остается такой густой, она будет воздействовать на ткани и дыхательные пути могут вновь закупориться. Поэтому…
Он сделал паузу, чтобы достать из сумки небольшую оловянную чашу с кольцевыми метками на внутренней поверхности стенок, отмеряющими количество унций. Оттуда же был извлечен кожаный футляр, в котором обнаружился набор вытянутых прямоугольных инструментов из черепаховой кости. Выбрав один из них, доктор раскрыл складной ланцет, обнажив тонкое лезвие двухдюймовой длины.
— Поэтому придется отворить вам кровь, — сказал он. — Когда вам в последний раз делали кровопускание?
— Много лет назад, — сказал Вудворд. — Когда я подхватил лихорадку.
— Дайте огня, пожалуйста, — попросил Шилдс.
Миссис Неттлз открыла створку свечной лампы и развернула ее горящим фитилем к доктору, который сунул в пламя лезвие ланцета.
— Я сделаю надрез за левым ухом, — сказал он Вудворду. — Для этого вам надо свесить голову с кровати. Поможешь ему, Роберт?
Бидвелл подозвал служанку, и они вдвоем повернули тело Вудворда так, чтобы его голова заняла требуемое положение. Сразу после этого Бидвелл отступил к двери комнаты, поскольку от вида крови его начинало мутить, так что съеденные за ужином заливные угри и устрицы могли затеять междоусобную свару в желудке.
— Сожмите зубами вот это. — Шилдс вложил в правую руку судьи кусок лаврового корня, кора которого еще сохраняла эфирный аромат.
Вудворд успел заметить, что на корне остались следы от ранее вонзавшихся в него зубов. Но все же это было лучше, чем прикусить себе язык. Он взял корень в рот и сдавил его зубами.
Лезвие прокалилось достаточно. Шилдс стал у головы судьи, поднеся ланцет к точке, где хотел сделать надрез, — у основания левого уха, — и подставив снизу мерную чашу для крови.
— Советую крепко взяться за край простыни и не разжимать кулаков, — сказал он, а затем тихо добавил. — Мужайтесь, сэр.