И в самом деле, что?
Вудворд издал нечто среднее между стоном и шепотом.
— Анна… — пробормотал он.
Мэтью вгляделся в его лицо, черты которого при свете единственной лампы казались хрупкими, как тонкостенный костяной фарфор.
— Анна… — повторил Вудворд. Его голова с силой вдавилась в подушку. — Оххх! — Это был возглас, исполненный тоски и страдания. — Больно… ему больно, Анна… так больно…
Его голос умолк, тело вновь расслабилось, и он погрузился в более спокойный и милосердный сон. Мэтью осторожно обогнул кровать, сложил рассыпанные бумаги в аккуратную стопку и пристроил ее рядом с правой рукой Вудворда.
— Что-нибудь нужно, сэр? — донесся голос от порога комнаты, где стояла миссис Неттлз. Она говорила полушепотом, дабы не потревожить спящего.
Мэтью помотал головой.
— Хорошо, сэр.
Миссис Неттлз уже двинулась прочь, но Мэтью задержал ее фразой «Одну минуту, пожалуйста» и вслед за ней вышел в коридор.
— Хочу сказать, что у меня и в мыслях не было обвинять вас в краже золотой монеты. Своим замечанием я лишь указал на то, что такое вполне по силам и женщине.
— Женщине моих размеров, вы это имели в виду? — Черные глаза миссис Неттлз, казалось, вот-вот просверлят дыру в собеседнике.
— Да, именно это.
— Ну так вот: я монету не крала, что бы вы там ни думали на сей счет. А теперь, если позволите, меня ждет работа.
Она развернулась и пошла по коридору к лестнице.
— Как и меня, — сказал Мэтью ей вслед. — Мне нужно будет очень потрудиться, чтобы доказать невиновность Рейчел Ховарт.
Миссис Неттлз остановилась и через плечо взглянула на него — удивленно и недоверчиво.
— Так и есть, — заверил ее Мэтью. — Я считаю миссис Ховарт невиновной и собираюсь это доказать.
— Доказать? Но как?
— Сейчас не могу посвятить вас в детали, но я подумал, что вам стоит знать о моих намерениях. По такому случаю можно задать вам один вопрос?
Она не ответила, но и не сдвинулась с места.
— Полагаю, мало что из происходящего здесь ускользает от вашего внимания, — сказал он. — Я говорю не только об этом доме, но и о Фаунт-Ройале в целом. Вам наверняка известны все истории о приписываемом миссис Ховарт колдовстве. Почему же тогда вы так решительно отказываетесь считать ее ведьмой, хотя большинство горожан в этом совершенно уверены?
Миссис Неттлз взглянула в сторону лестницы, проверяя, не сможет ли кто-нибудь услышать их разговор, и только потом дала осторожный ответ.
— Я повидала всякое зло, творимое заблудшими людьми, сэр. Это случалось здесь задолго до того, как начали обвинять миссис Ховарт. Да, сэр, это уже давно назревало. А после гибели преподобного для местных все в одночасье стало ясно и понятно.
— Вы о том, что они нашли, на кого свалить вину за убийство?
— Ну да. Видите ли, миссис Ховарт лучше всех подходила для этого. Им нужен был кто-то непохожий на прочих, кто-то всех раздражающий. А поскольку она смуглая и почти испанка по крови… кого, как не ее, обвинить в этих преступлениях? Наверняка тот, кто разделался с преподобным, также убил и мистера Ховарта, а потом подкинул в дом тех кукол, чтобы свалить вину на миссис Ховарт. Меня-то не проймешь болтовней Кары Грюнвальд о «божьих видениях» и прочей ерунде. Она всегда была наполовину чокнутой, а на вторую половину — просто дурой. Я не знаю, как удалось кому-то все это провернуть. Одно ясно: в наш курятник забралась какая-то хитрющая лиса. Вы меня понимаете, сэр?
— Понимаю, — сказал Мэтью. — Однако вы так и не объяснили, на чем основана ваша вера в невиновность Рейчел.
Губы женщины сжались в твердую тонкую линию. Она вновь посмотрела в сторону лестницы, прежде чем заговорить.
— Была у меня старшая сестра, ее звали Джейн. Вместе со своим мужем, Мерриттом, она приехала сюда из Англии и поселилась в Хэмптоне, это в Массачусетской колонии. Джейн была первостатейной пряхой, могла спрясть самую тонкую нить и связать какую угодно вещь. Она умела предсказывать погоду по облакам и угадывала приближение бури по птицам. Потом еще и повитухой заделалась, когда Мерритт помер от горячки. Так вот, ее повесили в восьмидесятом году, там же, в Хэмптоне, — мол, она была ведьмой и своей порчей заставила одну женщину родить ребенка от Дьявола. Это они так сказали. Ее единственный сын — мой племянник — тоже был обвинен во всяких злодействах и отправлен в бостонскую тюрьму, где он и помер через год. Я пыталась найти их могилы, но никто не смог мне сказать, где они похоронены. Никому не было до этого дела. А знаете, в чем был страшный грех моей сестры?
Мэтью ничего не сказал, просто ожидая продолжения.
— Она просто была не такая, как все, понимаете? — сказала миссис Неттлз. — Ее предсказания погоды, ее искусное прядение и мастерство повитухи — все это делало ее непохожей на прочих. Только за это ей и накинули петлю на шею в Хэмптоне, а когда наш отец узнал из письма о ее казни, он тут же слег от удара. Мы с мамой вдвоем, как могли, тянули всю работу на ферме. Попозже отец малость оправился и прожил еще четыре года, но я больше ни разу не видела на его лице улыбки, потому что память о виселице не покидала нас никогда. Мы не могли забыть о том, что ее казнили как ведьму, ведь мы-то знали, что она была доброй христианской душой. И вы думаете, кто-нибудь там за нее вступился, сэр? Думаете, хоть кто-нибудь попытался докопаться до правды? — Она покачала головой и скривила губы в горькой улыбке. — Нет, сэр, ни один мужчина и ни одна женщина за нее не вступились, потому что они боялись того же, чего боимся все мы в этом городе: любой, кто скажет слово в ее защиту, будет назван нечестивцем, которого надобно вздернуть с ней заодно. Да, сэр, и тот человек тоже это знает. — Миссис Неттлз вновь устремила на Мэтью яростный взор. — Я говорю о хитрющей лисе. Этот человек знает, что случилось в Салеме, да и в дюжине других мест. Никто не рискнет заступиться за миссис Ховарт, потому что своя шея дороже. Они лучше сбегут из этого города — и не велика беда, что совесть нечиста. Я бы и сама давно сбежала, если бы хватило духу отказаться от жалованья мистера Бидвелла… да вот не хватает, и потому я все еще здесь.
— Свидетели настаивают, что все, ими увиденное, не было сном или наваждением, — сказал Мэтью. — У вас есть объяснение этому?
— Будь у меня хоть какие-то объяснения — и доказательства, — я бы сделала так, чтобы о них узнал мистер Бидвелл.
— Именно это я и пытаюсь сделать сейчас. Как я понял, Рейчел здесь всегда недолюбливали и старались отвадить ее от посещений церкви, но не припомните ли тех, кто питал к ней особо сильную ненависть и мог подстроить обвинение в ведьмовстве?
— Нет, сэр, таких не припоминаю. Как я сказала, многие раздражались из-за ее смуглоты, считали ее почти испанкой. И то, что она хороша собой, также многим не нравилось. Но в голову не приходит никто, способный ненавидеть ее так сильно.
— Как насчет мистера Ховарта? — спросил Мэтью. — У него были недоброжелатели?
— Пара-тройка была, но, насколько я знаю, все они уже либо умерли, либо покинули город.
— А преподобный Гроув? Кто-нибудь выказывал к нему неприязнь?
— Таких не было, — уверенно заявила миссис Неттлз. — Преподобный и его жена были прекрасными людьми. И ума ему было не занимать. Будь преподобный жив сейчас, он бы первым встал на защиту миссис Ховарт, как пить дать.
— К сожалению, его нет в живых. Полагаю, он постарался бы успокоить людей, тогда как Исход Иерусалим доводит их до неистовства.
— Да, сэр, он прямо как с цепи сорвался, — согласилась миссис Неттлз. — Еще позвольте вопрос: мне накрывать стол к обеду с расчетом на вас?
— Нет, в этом нет необходимости. У меня есть кое-какие дела в городе. А вы не могли бы приглядывать за судьей время от времени?
— Да, сэр. — Она бросила взгляд на закрытую дверь спальни. — Боюсь, плохи его дела.
— Знаю. Вся надежда на то, что методы доктора Шилдса помогут ему продержаться до возвращения в Чарльз-Таун.
— Я уже встречала эту болезнь у других, сэр, — сказала она и умолкла, но Мэтью догадался о том, что было недосказано.
— Вернусь ближе к вечеру, — сказал он, после чего оба направились к лестнице и спустились на первый этаж.
Дневная погода была все такой же сумрачно-унылой, на сей раз вполне соответствуя настроению Мэтью. Он миновал источник и, дойдя до перекрестка, свернул на улицу Усердия. Существовала опасность столкновения с Хэзелтоном, но Мэтью удалось беспрепятственно миновать его дом и кузницу. Однако его порядком заляпало грязью из-под колес проехавшего мимо фургона со скарбом семейства (отец, мать и трое детишек), которое выбрало этот день для бегства из Фаунт-Ройала.
В целом, город под этим хмурым небом казался почти заброшенным, проявляя лишь слабые признаки жизни. По обеим сторонам улицы Усердия Мэтью видел заросшие сорняками участки и покинутые жилища — следствие затяжной непогоды, фатального невезения и страха перед нечистой силой. С продвижением все дальше по улице в сторону фруктовых садов и крупных плантаций, которые должны были стать гордостью Фаунт-Ройала, ощущение упадка и тщетности всех вложенных трудов только усиливалось. Тут и там вдоль дороги громоздились кучи коровьего и конского навоза с нередкими вкраплениями отходов человеческой жизнедеятельности. Мэтью миновал фургон и походный лагерь Исхода Иерусалима, но сам проповедник ему на глаза не попался. А при виде мертвой свиньи с разорванным брюхом и пары облезлых дворняг, торопливо пожирающих ее внутренности, Мэтью пришел к выводу, что дни Фаунт-Ройала сочтены вне зависимости от любых усилий Бидвелла по его спасению, — просто потому, что летаргия обреченности уже окутала город, как саван мертвеца.
Заметив пожилого мужчину, занятого чисткой седла перед сараем, Мэтью спросил, как добраться до дома Мартина Адамса.
— Дальше по улице. У него синие ставни, — ответил этот престарелый джентльмен. А потом добавил: — Видел, как вам всыпали плетей нынче утром. Вы ничего так держались, без воплей. А ведьму-то скоро сожжем?