— Это зависит от судьи, — сказал Мэтью, уже удаляясь.
— Надеюсь, все решится через пару дней. Я тоже буду там, без сомнения.
Он продолжил путь. Следующий дом — некогда побеленный, но теперь зияющий крупными уродливыми пятнами отвалившейся побелки — выглядел уже давно покинутым. Дверь была приотворена, но все ставни оставались закрытыми. Мэтью предположил, что это и было жилище Гамильтонов, где произошла описанная Вайолет встреча. Еще через три участка он увидел дом с синими ставнями, подошел и постучал в дверь.
Когда дверь открылась, перед ним стояла сама Вайолет. Она удивленно распахнула глаза и начала пятиться вглубь дома, но Мэтью остановил ее словами:
— Здравствуй, Вайолет. Можно с тобой поговорить?
— Нет, сэр, — ответила она, явно тяготясь его присутствием и связанными с ним воспоминаниями. — Мне надо идти, сэр.
Она попыталась закрыть перед ним дверь, но Мэтью придержал ее рукой.
— Пожалуйста, — сказал он. — Одну минутку.
— Кто там? — донесся изнутри пронзительный женский голос. — Вайолет, кто там?
— Это человек, который спрашивал меня в тюрьме, мама!
Почти сразу же девочка была одним махом подвинута в сторону, и на пороге возникла женщина — худая и костлявая, под стать ее супругу. Констанс Адамс была одета в желто-коричневое платье, белый чепчик и мятый грязный передник, а в руке она держала метлу. Выглядела она старше своего мужа — возможно, лет под сорок — и могла бы даже показаться симпатичной, но впечатление портили слишком длинный заостренный подбородок и безудержный гнев в светло-голубых глазах.
— Чего надо? — выпалила она, при этом так лязгнув зубами, будто разом отхватила кусок от ломтя вяленой говядины.
— Извините за вторжение, — сказал он. — Я бы хотел задать вашей дочери еще один вопрос касательно…
— Нет! — отрезала она. — Вайолет уже хватило вопросов. Эта женщина — проклятье и чума на наши головы, и я желаю ей смерти. А теперь убирайтесь!
Но Мэтью продолжал упираться рукой в дверь.
— Только один вопрос, — произнес он настойчиво, заметив позади матери девочку, уже готовую дать стрекача. — Вайолет говорила мне, что в доме Гамильтонов ей слышался поющий мужской голос. Я тогда попросил ее еще подумать об этом и попытаться вспомнить, что именно она слышала.
— Вы же ее терзаете, разве не понятно? Ото всех этих вопросов у нее голова раскалывается, это для нее сущая пытка!
— Мама? — подала голос Вайолет, у которой на глаза уже навернулись слезы. — Не ругайся, мама!
— А ты заткнись! — Женщина нацелила ручку метлы в грудь Мэтью. — Вайолет спать по ночам не может от головных болей! И доктор Шилдс ничем не смог ей помочь! Если все время думать и вспоминать о таких жутких вещах, мы все скоро умом тронемся!
— Я могу понять сложность вашей ситуации, но я должен…
— Вы должны только одно: развернуться и уйти прочь! — еще больше повысила голос она. — Если бы ведьму прикончили еще три месяца назад, наш город был бы в порядке, а посмотрите на него сейчас! Она почти убила этот город, как убила преподобного и собственного мужа! Как убила Сару Дэвис и Джеймса Лэтропа, Джайлса Гедди, Доркас Честер и всех прочих, кто лежит здесь в могилах! А теперь она пытается убить мою Вайолет, будто ножом ковыряясь у нее в мозгу!
Слюна брызгами вылетала изо рта женщины и блестела на ее подбородке. Выражение ее глаз, изначально диковатое, теперь стало еще и пугающе исступленным.
— А ведь я говорила, что от нее жди беды! Я всегда это говорила, но меня не хотели слушать! Нет же, ей позволили ходить в церковь, а потом она пробралась туда уже со своим адским ниггером!
— Мама! Мама! — кричала Вайолет, зажимая ладонями уши.
— Она на всех нас нашлет проклятье прежде, чем мы от нее избавимся! — продолжала бушевать Констанс Адамс, поднимая свой голос до невыносимо высоких нот. — Я умоляла его уехать отсюда! Именем Христа умоляла, но он сказал, что мы не станем беглецами! Ведьма растлила и его ум, а вскорости сведет его в могилу!
Мэтью догадался, что речь идет о ее муже. Было очевидно, что женщина рискует лишиться остатков своего уже помутившегося рассудка. И так же очевидно было, что никакого толку он здесь не добьется. Посему он попятился от двери, а тем временем обезумевшая фурия продолжала заходиться в воплях.
— Это она прикончила Филипа Била! Он захлебнулся кровью во сне! Я говорила, что надо изгнать ее из города! Я говорила, что все зло в ней, и Эбби Гамильтон говорила то же самое! Боже милостивый, защити и спаси нас! Сожгите ее, из любви ко Всевышнему, сожгите ее!
Дверь захлопнулась, но и сквозь нее Мэтью слышал, как завывает Констанс Адамс, словно попавший в ловушку раненый и смертельно напуганный зверь.
Он развернулся и пошел прочь от дома, направляясь на восток по улице Усердия. Его сердце колотилось, а желудок как будто узлом скрутило — таковы были последствия стычки с этой бесноватой особой. Он знал, что сильный страх вполне способен повредить или полностью сокрушить человеческий рассудок. Возможно, Констанс Адамс уже давно балансировала на грани безумия и этот эпизод стал для нее лишь последним толчком. Как бы то ни было, на помощь со стороны этой женщины или ее дочери отныне рассчитывать не приходилось. А это было очень досадно, поскольку он чувствовал, что такая странность, как тихое мужское пение в занятом демонами жилище Гамильтонов, могла бы многое прояснить в этом деле.
Через несколько минут он достиг того самого дома. Ничего особо неприятного в его облике не было, помимо самой атмосферы запустения, но в целом — под этим пасмурным небом — дом походил на мозолистый кулак с каким-то крепко зажатым внутри секретом. Как и другие дома по соседству, он был построен из сосновых бревен и не впечатлял размерами — с двумя, от силы тремя комнатами, — но отличался от них тем, что именно его, если верить девочке, Сатана избрал местом для своего угрожающего послания жителям Фаунт-Ройала.
Мэтью решил осмотреть помещения, и в особенности заднюю комнату, откуда исходил тот самый мужской голос. Дверь была приоткрыта достаточно широко, чтобы он мог войти, не прикасаясь к створке. Мэтью вспомнил слова Вайолет об открытой двери, когда она так же входила внутрь. После того случая горожане вряд ли посещали это место, так что был шанс найти здесь какие-нибудь вещественные подтверждения ее рассказу. Быть может, свечу карлика или кресло, в котором сидел Сатана?
Мэтью приблизился к двери не без внутреннего трепета. При плотно закрытых ставнях внутри стояла такая же непроницаемая тьма, как в тюрьме среди ночи. Еще перед входом в нос ударил отвратительный запах сырости и гниения. Он призвал на помощь всю свою решимость и перешагнул порог.
Первым делом надо было добраться до ближайшего окна и открыть ставни, что он и сделал. Теперь — при еще слабом, но хоть каком-то освещении — Мэтью почувствовал себя смелее. Он переместился к другому окну и также распахнул ставни, впуская свет Божий в логовище Сатаны.
Повернувшись и окидывая взглядом комнату, он одну за другой быстро отметил три особенности: полное отсутствие мебели (похоже, Гамильтоны увезли в фургоне все свое имущество подчистую), обильно загаженный собачьими экскрементами пол (там были и относительно недавние кучки), а также скелет в углу комнаты.
Конечно, его внимание в первую очередь привлек скелет. Он подошел поближе и присмотрелся.
Когда-то это была средних размеров собака, дожившая до старости, судя по тому, как сточены были зубы. Скелет лежал на правом боку, а подстилкой ему служили клочья собственной серо-коричневой шерсти. Кости были дочиста объедены мошкарой, которая и сейчас роилась над кучками посвежее. Воняло в углу комнаты особенно гадко, ибо половицы под мертвым животным пропитались продуктами его разложения.
Мэтью прикинул, как долго мог пролежать здесь труп собаки, пока его пожирали насекомые-падальщики. Он вспомнил слова Мартина Адамса, предварявшие показания его дочери: «Она расскажет о том, что случилось почти три недели назад». Безусловно, насекомым требуется никак не меньше времени, чтобы дочиста обглодать скелет. Значит, в ту пору запах дохлятины должен был прямо-таки сбивать с ног входящего и наверняка ощущался еще на подступах к открытой двери. Однако это не помешало Вайолет войти в дом и она не почувствовала вонь, даже находясь внутри.
Можно было предположить, что Дьявол временно устранил этот запах или так заколдовал Вайолет, что она его не учуяла, но все же… И потом, собака могла сдохнуть здесь не три, а всего две недели назад. Но все же…
Еще надо было как-то объяснить отсутствие в комнате мебели. Ни кресла, ни скамейки, ничего такого, на чем мог бы сидеть Сатана с карликом на колене. Конечно, Дьявол способен сотворить кресло прямо из воздуха, но все же…
Внезапно он услышал звук в глубине дома.
Очень слабый звук, вроде легкого шороха, но и этого оказалось достаточно, чтобы волосы на затылке Мэтью поднялись дыбом. Он замер на месте, с мгновенно пересохшим ртом, и уставился во мрак, царивший за пределами тусклого света от окон.
Звук — что бы это ни было — не повторялся. Мэтью подумал, что это могла треснуть старая доска или что-то сместиться само собой ввиду обветшалости здания. Он стоял, сжав кулаки и пытаясь пронзить взглядом тьму. На его лоб села муха, и он прогнал ее быстрым взмахом. Задняя комната. Как раз оттуда, по словам девочки, доносился тихо поющий мужской голос.
Мэтью ужаснулся при мысли о том, какая тварь может сейчас крадучись передвигаться за пределами видимости. Или недвижно поджидать его в засаде. Однако же он, с Божьей помощью, пришел в этот дом выяснить правду и потому обязан войти в эту темную комнату — ибо если не он, то кто же?
Но его ноги как будто приросли к полу. Он огляделся в поисках какого-нибудь предмета, могущего послужить оружием, но ничего подходящего здесь не было. Хотя нет, кое-что он все же нашел — среди золы в очаге лежали две вещи, оставленные Гамильтонами: глиняная кружка с отбитым краем и небольшой чугунок. Он схватил чугунок (днище которого за годы использования прокалилось дочерна) и вновь уставился во тьму.