.
Он с раздражением взглянул на Мэтью, стоявшего у изножья кровати.
— Перо и бумагу! Живо!
Мэтью поспешил взять коробку с документами, где также находились листы чистой бумаги, перо и чернильница. Бидвелл направился к двери, но перед уходом сделал еще одну попытку.
— Тогда хотя бы скажите: мне уже готовить столб для костра?
Вудворд зажмурился, досадуя на столь упорное пренебрежение правилами приличия. Потом открыл глаза и сказал сухо:
— Сэр… вы можете потом сопроводить Мэтью до тюрьмы и присутствовать при оглашении приговора обвиняемой. А теперь, прошу… оставьте нас.
— Хорошо, раз так. Ухожу.
— И еще… мистер Бидвелл… пожалуйста, не задерживайтесь в коридоре.
— Даю вам слово джентльмена. Я буду ждать внизу.
Бидвелл покинул комнату, закрыв за собой дверь.
Вудворд смотрел на золотистое солнечное утро за окном. День обещает быть чудесным, подумал он. Такого приятного утра не было с начала месяца.
— Поставь дату, — сказал он Мэтью, хотя в таком напоминании вряд ли была необходимость.
Мэтью сел на стул рядом с кроватью, приспособил на коленях коробку с документами в качестве подставки для письма, обмакнул перо в чернильницу и вывел наверху листа: «Семнадцатого мая одна тысяча шестьсот девяносто девятого года от Рождества Христова».
— Теперь вводную часть, — сказал Вудворд, не отрывая взгляда от внешнего мира.
Мэтью сам написал вступление, благо делал это уже многократно в разных обстоятельствах и усвоил нужные формулировки. Он справился с этим в два счета, отвлекаясь лишь на обмакивания пера в чернильницу.
«Решение достопочтенного королевского мирового судьи Айзека Темпла Вудворда от сего дня, вынесенное в поселении Фаунт-Ройал, колония Каролина, касаемо обвинений в убийстве и ведьмовстве, подробности коих воспоследуют, против подсудимой местной жительницы, известной под именем Рейчел Ховарт…»
Ему пришлось прерваться из-за судорог в пишущей руке.
— Продолжай, — сказал Вудворд. — Не будем тянуть время.
Во рту Мэтью появился пепельный привкус. Он вновь обмакнул перо и далее стал вслух произносить слова по мере их написания.
— По обвинению в убийстве преподобного Берлтона Гроува я признаю вышеназванную подсудимую…
Он снова остановился, держа перо в готовности записать приговор судьи. Кожа на его лице натянулась почти до разрыва, а в череп как будто воткнулась горящая головня.
Внезапно Вудворд щелкнул пальцами. Мэтью взглянул на него вопросительно, а когда судья прижал палец к губам и потом указал на дверь, секретарь понял его намек. Тихонько отложив в сторону письменные принадлежности и коробку, он встал со стула, крадучись приблизился к двери и распахнул ее рывком.
В коридоре Бидвелл, опустившись на одно колено, деловито полировал сиреневым рукавом свой правый башмак. Он повернул голову, посмотрел на Мэтью и поднял брови, будто спрашивая, почему секретарь этакой тихой сапой возник из комнаты судьи.
— Тот еще джентльмен! — просипел, задыхаясь, Вудворд.
— Вы же вроде собирались подождать внизу, — напомнил Мэтью Бидвеллу, который напоследок уже с яростью потер носок башмака и поднялся с видом оскорбленного достоинства.
— Мне что, бегом туда мчаться? Я заметил пятно на моей обуви!
— Это пятно на вашей чести, сэр! — произнес Вудворд с горячностью, какой трудно было ожидать от человека в столь раскисшем состоянии.
— Довольно! Я ухожу. — Бидвелл поправил на голове парик, несколько перекосившийся при поднятии с пола. — Как можно порицать меня за желание быть в курсе дела? Я ведь ждал этого так долго!
— Тогда сможете подождать еще немного. — Вудворд жестом велел ему удалиться. — Мэтью, закрой дверь.
Сделав это, Мэтью занял прежнее место, с коробкой на коленях и письменными принадлежностями наготове.
— Прочти снова, — сказал Вудворд.
— Да, сэр. — Мэтью сделал глубокий вдох. — По обвинению в убийстве преподобного Берлтона Гроува я признаю вышеназванную подсудимую…
— Виновной, — прозвучало шепотом. — Со следующей оговоркой: подсудимая не совершала это убийство непосредственно… но спровоцировала его своими словами, делами или иным способом.
— Сэр! — произнес Мэтью под громкие удары собственного сердца. — Прошу вас! Нет никаких доказательств того…
— Молчать! — Вудворд приподнялся на локтях; его лицо исказила смесь гнева, разочарования и муки. — Я более не потерплю твоих особых мнений, ты слышишь? — Он и Мэтью скрестили взгляды. — Записывай дальше.
Мэтью мог бы бросить перо и опрокинуть чернильницу, но он этого не сделал. Он был верен долгу независимо от своего согласия с решением судьи. Поэтому он проглотил горький комок в горле, макнул перо — это мерзкое орудие слепого уничтожения — и начал писать, озвучивая текст.
— По обвинению в убийстве Дэниела Ховарта я признаю вышеназванную подсудимую…
— Виновной. С той же оговоркой, что и выше. — Вудворд уставился на руку Мэтью, которая зависла над бумагой. — Все же хотелось бы завершить это дело до конца дня.
Мэтью ничего не оставалось, кроме как записать приговор. Краска стыда залила его щеки. Теперь уже он не сомневался, каким будет третье решение.
«По обвинению в ведьмовстве… — написал он, — я признаю вышеназванную подсудимую…»
— Виновной, — быстро закончил Вудворд и, тяжело дыша, откинул голову на запятнанную подушку. Мэтью слышал клокотание глубоко в легких судьи. — Теперь приступим к резолютивной части.
Мэтью писал и произносил как в трансе.
— Властью, данной мне, как мировому судье Колонии, настоящим приговариваю вышеназванную подсудимую Рейчел Ховарт к…
Он поднял перо над бумагой, ожидая.
Вудворд открыл глаза и уставился в потолок. Прошла минута, в течение которой было слышно только щебетание птиц под весенним солнцем.
— …Сожжению на костре, как того требует Королевский закон, — произнес Вудворд. — Приговор подлежит исполнению в понедельник, двадцать второго мая одна тысяча шестьсот девяносто девятого года от Рождества Христова. А если тому воспрепятствуют погодные условия… то в первый из последующих благоприятных дней.
Его взгляд сместился на Мэтью, который сидел неподвижно.
— Запиши это.
И вновь он превратился просто в бесчувственную плоть, совмещенную с инструментом. Строки будто сами собой появлялись на бумажном листе.
— Дай сюда!
Вудворд протянул руку, взял документ, сощурился и прочел его при льющемся в окно свете, после чего удовлетворенно кивнул.
— Перо, будь добр!
У Мэтью хватило выдержки — или скорее профессиональной добросовестности, — чтобы окунуть перо и снять с кончика лишнюю каплю, прежде чем передать его судье.
Вудворд подписался полным именем, а ниже указал свою должность: мировой судья Колонии. Обычно это дополнялось официальной сургучной печатью, но ее, увы, похитил этот мерзавец Шоукомб. Далее Вудворд вернул документ и перо Мэтью, который знал, чего от него ждут. По-прежнему будто окутанный туманом, он вывел ниже подписи Вудворда свое имя и должность: секретарь мирового судьи.
Итак, дело было сделано.
— Можешь зачитать это подсудимой, — сказал Вудворд, избегая смотреть в лицо своему секретарю, ибо слишком хорошо знал, что там увидит. — Возьми с собой Бидвелла, пусть он тоже послушает.
Мэтью понял, что нет смысла оттягивать неизбежное. Он медленно поднялся и — все еще как в тумане — с приговором в руке направился к двери.
— Мэтью, — сказал Вудворд, — может, и не стоит этого говорить… я знаю, что ты считаешь меня жестоким и бессердечным. — Он сглотнул густую слизь. — Но это правильный приговор. Ведьма должна быть сожжена… ради общего блага.
— Она невиновна, — с трудом вымолвил Мэтью, глядя в пол перед собой. — Я пока еще не могу этого доказать, но я намерен…
— Ты обманываешь себя… и пора уже покончить с этим самообманом.
Мэтью повернулся к судье; глаза его сверкнули холодной яростью.
— Вы ошибаетесь, сэр. Рейчел не ведьма, она лишь пешка в чужой игре. Да, погода не мешает сожжению, и все законные процедуры соблюдены, сэр, но будь я проклят, если я позволю тому, в чьей невиновности я уверен, лишиться жизни из-за каких-то сплетен и фантазий!
— Твоя задача — зачитать ей приговор, — прохрипел Вудворд. — Не больше и не меньше того!
— Я его зачитаю, — кивнул Мэтью. — А затем выпью рома, чтобы прополоскать рот, но я все равно не сдамся! Если казнь назначена на понедельник, то у меня есть пять дней, чтобы доказать ее невиновность, и я это сделаю, видит Бог!
У Вудворда уже была готова сердитая отповедь, но тут силы его оставили.
— Делай, что считаешь нужным, — только и молвил он. — Разве могу я… защитить тебя от твоей ночной птицы?
— Я боюсь лишь того, что Рейчел будет сожжена раньше, чем я выясню, кто в действительности убил ее мужа и преподобного Гроува. И если это произойдет, я даже не знаю, как смогу жить дальше.
— О Господи, — это прозвучало как стон. Вудворд закрыл глаза, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. — Она тобой полностью овладела… а ты даже не в состоянии этого понять.
— Чем она владеет, так это моим доверием.
— Душой твоей она владеет.
Судья открыл глаза — воспаленные, в глубоких провалах глазниц.
— Жду не дождусь той минуты, когда мы покинем это место. Вернемся в Чарльз-Таун… к цивилизации и благоразумию. А когда я излечусь и восстановлю здоровье, все это останется далеко позади. К тому времени… твой разум прояснится… и ты поймешь, какой опасности избежал.
Мэтью пора было уходить, тем более что речь судьи перешла в невразумительное бормотание. Ему было больно видеть этого человека — прежде столь гордого, праведного и полного достоинства — сломленным болезнью и уже близким к слабоумию.
— Я должен вас покинуть, — сказал он, однако задержался перед дверью спальни. — Может, вы хотите чего-нибудь?
Теперь его тон смягчился — дерзить уже не имело смысла.
Вудворд натужно вздохнул.
— Я хочу, — начал он, но тут стенки агонизирующего горла почти сомкнулись, и ему пришлось начать снова. — Я хочу… чтобы все было как прежде… между нами. До того, как мы попали в это злосчастное место. Я хочу вернуться в Чарльз-Таун… и жить дальше, как будто всего этого никогда не было. — Он с надеждой взглянул на Мэтью. — Это возможно?