— Сэр, — сказал он, — я благодарно склоняюсь перед вашим милосердием.
— Однако мое милосердие имеет свою цену. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о том землемере.
— Землемер, — повторил Уинстон и потер пальцами виски. — Что я могу сказать… я его почти не помню. А почему вы им так заинтересовались, кстати говоря?
— Это мое личное дело. Вы помните его имя?
— Нет. Хотя, погодите… — Он закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться. — Думаю… Спенсер… или Спайсер… что-то в этом роде.
Его глаза вновь открылись.
— У этого человека была борода? — спросил Мэтью.
— Да, густая борода. И шляпа.
— Треуголка?
— Нет, это была шляпа с широкими и мягкими полями, для защиты от солнца. Как у фермера или переселенца. Помнится… одет он был на сельский манер.
— Вы вместе с ним обошли Фаунт-Ройал. Сколько времени вы провели вместе?
Уинстон пожал плечами:
— Примерно полдня, после обеда.
— А что вы можете сказать о его внешности?
— Борода и шляпа, — сказал Уинстон. — Это все, что мне запомнилось.
— Вероятно, вы и не должны были запомнить ничего другого.
Уинстон взглянул на него вопросительно:
— О чем вы говорите?
— Я говорю о манипуляциях памятью, — пояснил Мэтью. — Полагаю, моя лиса поднаторела в таких делах.
— Если в ваших речах и есть какой-то смысл, то я не могу его уловить.
— Пожалуй, я узнал достаточно. Благодарю за уделенное мне время.
Мэтью направился к выходу, а Уинстон встал со скамьи.
— Послушайте! — произнес он с тревожными нотками в голосе. — Будь вы в моем положении… как бы вы поступили? Остались бы здесь ждать конца или уехали бы в Чарльз-Таун, чтобы там попытаться устроить свое будущее?
— Сложный вопрос, — немного поразмыслив, сказал Мэтью. — Должен признать, что ваше нынешнее положение весьма шатко, а поскольку вы не любите и не уважаете Бидвелла, почему бы не попытать счастья в другом месте? Хотя… вы можете считать Бидвелла неблагодарным псом, но ваши новые хозяева в Чарльз-Тауне, скорее всего, окажутся тварями той же породы. Вы сами могли об этом судить хотя бы по тому, как они запросто сожрали вашу душу. Так что… советую бросить монетку и желаю вам удачи.
Мэтью развернулся и вышел, оставив Эдварда Уинстона одиноким и растерянным посреди им самим сотворенного хаоса.
Глава двадцать седьмая
Все еще сумрачно размышляя об интригах Уинстона, Мэтью поднимался по лестнице к спальне судьи, когда на него чуть не наткнулась миссис Неттлз, спускавшаяся навстречу с миской каши на подносе.
— Как он? — спросил Мэтью.
— Неважнецки, — сообщила она, понижая голос. — Ему даже кашицу теперича глотать невмоготу.
Мэтью печально кивнул.
— Я начинаю сомневаться в пользе этих кровопусканий.
— Но я видела раньше, как они прямо творят чудеса. Ему надо избавиться от этой дурной крови.
— Надеюсь, вы правы. Однако у меня есть опасения, что большая потеря крови только ухудшит его состояние.
С этими словами он начал бочком продвигаться по лестнице мимо экономки, что было довольно-таки рискованным маневром, учитывая ее габариты и отсутствие перил.
— Кстати, сэр! — сказала она. — К вам тут кое-кто пришел.
— Ко мне? Кто?
— Девочка. Вайолет Адамс. Она ждет вас в библиотеке.
— Вот как?
Мэтью тотчас вернулся на первый этаж и быстро прошел в библиотеку. Его внезапное появление застало врасплох девочку, которая стояла перед открытым окном, разглядывая взятого с шахматной доски слона. Она вздрогнула и шарахнулась от него, как пугливая лань.
— Извини, — сказал Мэтью успокаивающим тоном, поднимая открытую ладонь в знак добрых намерений (в другой руке у него был свернутый документ). — Мне следовало подать голос перед тем, как войти.
Девочка таращилась на него, застыв в напряженной позе, как будто готовая сей момент кинуться к двери в обход Мэтью, а то и выпрыгнуть в окно. На сей раз она не выглядела такой ухоженной, как при выступлении в суде. Давно не мытые светло-каштановые волосы были распущены по плечам, платье в красно-коричневую клетку держалось большей частью на заплатах, а башмаки просили каши.
— Ты меня ждала? — спросил Мэтью, и она кивнула. — Надо полагать, ты здесь не по поручению отца или матери?
— Нет, сэр, — ответила она. — Она послали меня за водой к источнику.
Мэтью огляделся по сторонам и заметил на полу пару пустых ведер.
— Понятно. Но ты решила сначала зайти сюда?
— Да, сэр.
— С какой целью?
Вайолет осторожно поставила слона на ту же клетку, которую он ранее занимал на шахматной доске.
— Что это такое, сэр? Игрушки?
— Эта игра называется «шахматы». Фигуры перемещаются по доске каждая на свой манер.
— Ух ты! — Она была явно впечатлена. — Это вроде игры в камешки, но только не на голой земле.
— Да, нечто общее есть.
— Какие красивые! — сказала она. — Их вырезал мистер Бидвелл?
— В этом я сомневаюсь.
Она продолжала разглядывать доску. Ее верхняя губа начала подергиваться.
— Прошлой ночью, — сказала она, — ко мне в постель залезла крыса.
Мэтью не понял, как реагировать на это сообщение, и потому промолчал.
— Она запуталась в простыне, — продолжила Вайолет, — и не могла выбраться, а я чуяла, как она барахтается у меня в ногах. И я тоже запуталась. Мы обе никак не могли освободиться. Тут пришел папа, а я испугалась, что крыса меня укусит, и закричала. Тогда папа сгреб простыню и давай лупить по ней подсвечником, а потом закричала мама, потому что вся постель была забрызгана кровью и вообще испорчена.
— Мне жаль это слышать, — сказал Мэтью. — Такие вещи травмируют сознание детей.
«Особенно таких впечатлительных девочек», — мог бы добавить он.
— Травми… что, сэр?
— Я о том, что тебе, наверное, было очень страшно.
— Да, сэр. — Она кивнула и, взяв на этот раз пешку, стала рассматривать ее в луче солнца из окна. — Я вот еще о чем… где-то под утро… я начала кое-что припоминать. О том мужском голосе, который пел в доме Гамильтонов.
Сердце Мэтью подпрыгнуло к самому горлу.
— Что ты вспомнила?
— Я узнала этот голос. — Она поставила пешку на место и подняла взгляд на Мэтью. — В голове все еще туман… и она начинает жутко болеть, когда я думаю об этом, но… я вспомнила, что он пел.
Она набрала в легкие воздуха и запела негромко, чистым и мелодичным голосом:
— Сюда, милашки и красавчики, набейте брюхо моим хавчиком…
— Крысолов, — угадал Мэтью. Ему тотчас вспомнился Линч, напевавший эту жутковатую песенку перед тем, как учинить побоище в тюрьме.
— Да, сэр. Это голос мистера Линча звучал в задней комнате того дома.
Мэтью посмотрел ей в глаза:
— Скажи мне, Вайолет, как ты узнала, что это был Линч? Ты раньше слышала эту песню?
— Как-то раз он приходил к нам убивать крыс — мой папа тогда наткнулся на их гнездо. Все были здоровущие и черные как ночь. Мистер Линч пришел со своим зельем и пикой, и он пел эту песенку, поджидая, когда крысы траванутся до очумения.
— Ты еще кому-нибудь об этом говорила? Маме или папе?
— Нет, сэр. Они злятся, когда я говорю о таких вещах.
— Тогда не рассказывай им и о том, что приходила ко мне, хорошо?
— Да я бы и так не стала. Меня за это выпорют.
— А сейчас набери воды и возвращайся домой, — сказал Мэтью. — Но сначала ответь еще на один вопрос: входя в дом Гамильтонов, ты не почувствовала никакого запаха? Там ничем не воняло? — В этот момент он думал о разложившемся собачьем трупе. — А может, ты там видела или слышала собаку?
Вайолет покачала головой:
— Нет, сэр, ничего такого не было. А что?
— Видишь ли… — Мэтью склонился над шахматной доской и поменял местами королевских коня и слона. — Если бы тебе потребовалось описать эту доску и фигуры человеку, никогда их не видевшему, как бы ты это сделала?
Она пожала плечами:
— Ну… деревянная доска с темными и светлыми квадратиками, а на ней расставлены фигурки.
— А ты могла бы сказать, что все готово к началу игры?
— Даже не знаю, сэр. С виду оно вроде бы так… но вот если бы я толком знала правила…
— Да, — сказал он с легкой улыбкой. — Суть именно в правилах, по которым ведется игра. Спасибо за то, что пришла и рассказала мне о своих воспоминаниях. Я знаю, тебе это далось очень нелегко.
— Да, сэр. Но мама говорит, что после того, как ведьму сожгут, моя голова перестанет болеть. — Она взяла свои ведра. — Могу я теперь задать вопрос вам, сэр?
— Спрашивай.
— Как считаете, почему мистер Линч оказался там в темноте и пел эту песенку?
— Понятия не имею, — ответил он.
— Я думала об этом все утро. — Она повернулась к окну, и золотистый солнечный свет окрасил ее лицо. — Голова разболелась так, что хоть плачь, но мне казалось, что все равно это стоит обдумать.
Вайолет помолчала, крепко стиснув зубы, и Мэтью понял, что она пришла к какому-то важному заключению.
— Я думаю… мистер Линч якшается с Сатаной. Вот что я думаю.
— Возможно, ты права. Кстати, ты не знаешь, где я могу найти мистера Линча?
Ее лицо тревожно напряглось.
— Вы ведь не расскажете ему обо мне?
— Ни в коем случае. Обещаю. Я только хочу знать, где он живет.
Она еще несколько секунд колебалась, однако сообразила, что он все равно это узнает от кого-нибудь другого.
— В конце улицы Усердия. В самом последнем доме.
— Спасибо.
— Может, мне не стоило сюда приходить, — сказала она, нахмурившись. — Но ведь… если мистер Линч якшается с Сатаной, он должен за это ответить, да?
— И он ответит за это, — сказал Мэтью. — Можешь не сомневаться.
Он дотронулся до плеча Вайолет.
— Ты поступила правильно, придя сюда. А теперь ступай за водой, как собиралась.
— Да, сэр.
Вайолет с ведрами в руках покинула библиотеку, и минуту спустя Мэтью из окна увидел ее идущей к источнику. Затем, серьезно озадаченный новой информацией, он поспешил наверх к судье.