— Полагаю, это связано с Фаунт-Ройалом? И с вашей лечебницей?
— Это связано… не суть важно с чем. — Шилдс на секунду встретился взглядом с Мэтью и тотчас отвел глаза. — Вы никогда не устаете задавать вопросы?
Если эта реплика должна была заставить Мэтью умолкнуть и поумерить любопытство, то эффект получился обратный.
— Это касается лишь тех вопросов, которые остаются без ответов, — парировал он.
— Туше! — признал доктор, и последняя банка присосалась к спине Вудворда, который снова вздрогнул, но не издал ни звука. — Так и быть, слушайте. Я уехал из Бостона потому, что терял там свою практику. В этом городе медиков хоть пруд пруди, так же как юристов и святош. Не менее дюжины практикующих врачей, помимо лекарей-самоучек и всякого рода шарлатанов! Посему я решил на какое-то время оставить Бостон — а вместе с тем и мою супругу, швейная мастерская которой вполне процветает, — и предложить свои услуги в другом месте.
— Однако Фаунт-Ройал далековато от Бостона, — заметил Мэтью.
— Так ведь я не сразу поехал сюда. Около месяца жил в Нью-Йорке, потом провел лето в Филадельфии, побывал и в городках поменьше. Так уж получилось, что я все дальше продвигался на юг. — Он начал стягивать замшевые перчатки. — Теперь можете убрать свечи.
Мэтью вернул канделябр на прикроватный столик. Перед тем он успел заметить — хоть и старался не смотреть в ту сторону и не думать о вероятных ощущениях пациента, — что внутри первых двух банок набухли кровью отвратительные черные волдыри. С другими банками все происходило столь же неприятным образом.
— Надо еще немного подождать. — Доктор Шилдс сунул перчатки в сумку. — Эта процедура разгоняет застоявшуюся кровь.
Мэтью не видел ничего, кроме этих уродливых вздутий. Он боялся даже представить, каким жестоким пыткам подвергается многострадальное тело Вудворда. И, дабы отвлечься от тягостных мыслей, он задал новый вопрос доктору:
— Вы надолго обосновались в Фаунт-Ройале?
— Нет, не думаю. Бидвелл платит мне жалованье, он предоставил в мое распоряжение действительно хорошую лечебницу, но… я соскучился по жене. И по Бостону тоже. А посему, когда жизнь в этом городе наладится, люди будут здоровы и население вновь начнет расти, я попрошу подыскать мне замену.
— А как же дело, еще не доведенное до конца?
Доктор Шилдс склонил голову набок, его губы дрогнули в намеке на улыбку, но совиные глаза глядели жестко.
— Я вижу, вы из тех, кто прет напролом, как козел через кусты терновника.
— Мне впору гордиться своей настойчивостью, вы об этом?
— Нет, я совсем не об этом, однако я отвечу на ваши довольно бесцеремонные расспросы, хоть и не стоило бы подкидывать дровишек в костер вашего любопытства. Мое дело — то есть задумка, которую я надеюсь осуществить, — предполагает две вещи: я хотел бы, во-первых, поучаствовать в основании нового города, который со временем затмит многие другие поселения, и, во-вторых, увековечить свое имя в названии главной больницы Фаунт-Ройала. И я планирую оставаться здесь достаточно долго, чтобы увидеть, как эти две вещи станут реальностью.
Он протянул руку, ухватил большим и указательным пальцами первую банку и осторожно ее покачал, проверяя плотность прилегания.
— Эта история с Рейчел Ховарт, — продолжил он, — пагубно сказалась на дотоле успешном развитии Фаунт-Ройала. Но как только пепел ведьмы будет погребен — или развеян, или что там еще хочет сделать с ним Бидвелл, — все наши беды закончатся. С улучшением погоды исчезнут болотные испарения. Возобновится рост населения — как за счет приезжих из других мест, так и с появлением на свет здоровых детей. Думаю, уже через год Фаунт-Ройал восстановится до уровня, которого он достиг накануне тех страшных событий. Я всемерно этому посодействую, дабы оставить след на этой земле и сохранить свое имя для потомков, после чего вернусь в Бостон к жене. А также к бытовым удобствам и культурным преимуществам современного города.
— Весьма похвальные намерения, — одобрил Мэтью. — Надеюсь, ваше имя на фасаде местной больницы повысит ваш статус и в бостонском обществе.
— Несомненно. Письмо от Бидвелла с подтверждением этого факта и моих заслуг обеспечит мне место в медицинской коллегии, на которое в иных случаях я вряд ли мог бы рассчитывать.
Мэтью собирался спросить, знает ли Бидвелл об этих планах доктора, но ему помешал стук в дверь.
— Кто там еще? — спросил Шилдс.
— Это Николас, — раздалось в ответ. — Я пришел проведать судью.
Мэтью заметил, что с доктором Шилдсом произошла перемена. Не то чтобы очень сильная, однако весьма примечательная. Его лицо как будто застыло, да и все тело напряглось так, словно невидимая рука схватила его сзади за шею. Да и голос Шилдса при ответе прозвучал резче обычного.
— В данный момент судья не в состоянии общаться.
— А… понимаю. Тогда я вернусь позже.
— Погодите! — Вудворд вынул изо рта лавровый корень и сиплым шепотом обратился к Мэтью. — Будь добр, попроси мистера Пейна зайти.
Мэтью поспешил к двери и успел окликнуть Пейна прежде, чем тот достиг лестницы. Когда Пейн перешагивал порог, Мэтью следил за лицом доктора, который избегал смотреть на вошедшего.
— Как он? — спросил Пейн, стоя у двери.
— Как я уже говорил, он не в состоянии общаться, — ответил доктор с ощутимым холодком. — Убедитесь сами.
Пейн слегка вздрогнул при виде шести стеклянных сфер и черных волдырей под ними, а затем обошел кровать и стал рядом с Мэтью, чтобы взглянуть на лицо судьи.
— Добрый вечер, — сказал он и попытался изобразить улыбку. — Я вижу… доктор Шилдс взялся за вас основательно. Как вы себя чувствуете?
— Бывало… куда лучше, — промолвил Вудворд.
— В этом я не сомневаюсь. — Улыбка сошла с лица Пейна. — Я зашел сказать… что всем сердцем одобряю вынесенный вами приговор, сэр. И что проделанная вами — а также вашим секретарем — работа, безусловно, заслуживает всяческих похвал.
— Благодарю вас, — ответил Вудворд, чуть приподняв тяжелые веки.
— Могу я что-нибудь для вас сделать?
— Вы можете оставить больного в покое, — вмешался Шилдс. — Разговоры его утомляют.
— Ох, прошу прощения. Не думал причинить вам вред.
— Нет никакого вреда. — Вудворд с натугой втянул воздух через покрытые зеленой корочкой ноздри. — Спасибо, что нашли время… и потрудились… меня навестить.
— Я также хотел сообщить вам, сэр, что столб для костра подготовлен. Насколько знаю, мистер Бидвелл еще не определился с местом казни, но, по всей вероятности, это будет один из заброшенных участков на улице Усердия.
— Хорошо. — Вудворд сглотнул мокроту. — Это подойдет.
Шилдс ухватился за первую банку и с чавкающим звуком отделил ее от кожи. Вудворд вздрогнул и закусил губу.
— Думаю, вам лучше удалиться, — сказал доктор Пейну. — Если только у вас нет желания помочь мне в этом деле.
— Э-э… я, пожалуй, пойду. — При всем его жестоком и суровом опыте, Пейн как будто слегка струхнул. — Я загляну к вам попозже, господин судья.
Он с соболезнующим видом взглянул на Мэтью и сделал шаг в сторону двери.
— Мистер Пейн, — прошептал Вудворд. — Постойте… можно вас спросить?
— Да, конечно.
Пейн вернулся к постели больного, стал поближе и наклонился, чтобы лучше разобрать его шепот.
Доктор снял вторую банку. Вудворд снова вздрогнул, и в его глазах заблестели слезы. Потом он обратился к Пейну.
— У нас с вами есть… кое-что общее.
— В самом деле, сэр?
— Я о вашей супруге. Насколько понимаю, она умерла в конвульсиях. Хочу, чтобы вы знали… у моего сына… были припадки… вызванные чумой. Ваша супруга… тоже скончалась от чумы?
Шилдс взялся за третью банку, но не спешил ее удалять.
Николас Пейн не отрывал взгляда от лица судьи. Мэтью заметил жилку, бьющуюся на виске Пейна.
— Тут какая-то ошибка, сэр, — произнес Пейн до странности пустым, безжизненным голосом. — Я никогда не был женат.
— Мне об этом рассказал доктор Шилдс, — через силу продолжил Вудворд. — Знаю… о таких вещах говорить тяжело. Поверьте, уж я это знаю.
— Доктор Шилдс, — повторил Пейн, — вам это рассказал.
— Да. О том, что у нее были конвульсии перед смертью. А это… один из симптомов чумы.
Доктор снял третью банку и бережно, стараясь не звякнуть, уложил ее в сумку.
Пейн провел языком по нижней губе.
— Сожалею о вашем сыне, — сказал он, — но боюсь, что доктор Шилдс ошибается, так же как…
В этот момент он посмотрел в лицо доктору, и Мэтью стал невольным свидетелем дальнейшего.
Что-то произошло между Пейном и Шилдсом. Что-то необъяснимое, но абсолютно ужасное. Мэтью увидел, как на долю секунды глаза доктора вспыхнули такой лютой ненавистью, что перед ней были бессильны здравый смысл и логика, и Пейн инстинктивно отпрянул, как при угрозе нападения. И тут до Мэтью дошло, что на его памяти Шилдс и Пейн практически ни разу не общались напрямую. Он также вспомнил, что именно доктор всячески сторонился Пейна, но при этом старательно скрывал свои чувства, так что Пейн мог и не подозревать о разделяющей их пропасти.
И только сейчас эта враждебность проявилась открыто. Похоже, Пейн осознал это впервые. Он открыл рот, как будто собираясь возмутиться или запротестовать, но уже в следующий миг его лицо окаменело так же, как у доктора, и слова остались непроизнесенными.
Шилдс еще пару секунд мрачно глядел ему в глаза, а затем с нарочитым спокойствием повернулся к пациенту, снял четвертую стеклянную сферу и переправил ее в сумку.
Мэтью вопросительно посмотрел на Пейна — тот стоял бледный как мел, опустив глаза. Было ясно, что краткий ненавидящий взгляд Шилдса сообщил ему нечто такое, отчего у Пейна едва не подкосились колени.
— Моя жена… — произнес Пейн, задыхаясь от волнения. — Моя жена…
— Мой сын… умер, — подал голос Вудворд, не ведая о только что разыгравшейся немой драме. — Конвульсии. Это была чума. Простите, что заговорил об этом… но я хотел, чтобы вы знали… что вы не одиноки в своем горе.