Закрыв дверь, Черный Человек стянул с головы куколь и радушно произнес:
— Приветствую! Вот ты и в моей конуре. Милости прошу похлебать лапшу. Признайся: хотел сюда попасть?
Перед Вадимом предстал его давешний товарищ по службе — Олег Аркадьевич Крутов. Постаревший на девять лет, слегка осунувшийся, с трехдневной небритостью и косым рубцом на шее, но все ж узнаваемый.
— Удивлен, что я воскрес? Ты же так прилежно меня расстреливал, шесть пуль выпустил… Но жарить пчелку — мало толку. Тощая корова — еще не газель!
— Панцирь?
— Бери выше! Усовершенствованный бронированный жилет из прессованной проволоки с амортизирующей ватной подкладкой. Конструкция полковника Галле. Весит двадцать фунтов, тяжеловат, зато защищает и от пуль, и от холодного оружия. И баба с возу, и волки сыты. Нет-нет да и пригождается. Не далее как в этом году какой-то обалдуй из здешних стрельнуть в меня надумал. Только броня и спасла.
— Откуда она у тебя? На службе выдали?
— Где там! — Крутов стащил с себя черную рясу, открыв для обзора поддетую под нее кольчугу. — Все, что нам выдавали, — ветхозаветные кирасы, в которых ни повернуться, ни шагу ступить… Барахло! Чем удобряли, то и выросло. А эту жилетку — он любовно погладил себя по груди — я в Албании с убитого турка снял. С тех пор она моя.
Вадим не стал зацикливаться на факте мародерства, моральный облик Олега Аркадьевича был ему хорошо известен. Спросил о другом:
— Зачем ты надел эти доспехи, когда мы летели в Колу? Знал, что пригодятся?
— Э, — Крутов бросил «парабеллум» на лежанку и приподнял крышку ларя, — ты как был дурошлепом, так и остался! Пока семь раз отмеришь, другие уже отрежут… А я — разведчик первого разряда, я ко всему должен быть готов. Так учили. Как видишь, корм в коня… Выпьем за встречу? Столько лет не виделись…
Он выставил на стол бутылку итальянской граппы, уже откупоренную и надпитую. Возле нее поставил два стаканчика. Вадим притворился, будто не расслышал приглашения, обошел пещеру, потрогал бугристые стены.
— Здорово ты здесь обосновался!
— А то! — Крутов разлил граппу по стаканчикам. — Тут не тропики, а экскурсия моя могла и затянуться. Закупил оборудования, сколько смог, нанял двух друидов, они мне все сюда перетаскали, помогли смонтировать… На безрыбье и слона из мухи сделаешь.
— С двумя помощниками такой терем отгрохать? — не поверил Вадим. — Р-решетки, выдвижная плита, электричество… Ври, да не завирайся.
— Ладно, ладно, поймал на слове… Помощников было семь. Пятерых я из-за кордона прихватил. Бравые ребята! Добровольцы, цвет недоразбитой белой гвардии. Насвистел им, что хочу здесь базу организовать. Опорный пункт — чтобы поднакопить ресурсов, привлечь сознательную общественность и двинуть на Питер. А что? Похоже на правду. Красные сюда носа не суют, силенок у них не хватает всю тундру контролировать. А граница с Финляндией — как решето, можно при желании потихоньку целую армию перебросить. Будь на моем месте настоящий контрреволюционер, глядишь, что-нибудь у него и выгорело бы.
— Друиды и добровольцы, я так понимаю, отправились по стопам Явтысыя в страну вечной охоты?
Крутов опрокинул в себя граппу из стаканчика, второй, наполненный в накат, протянул Вадиму.
— На. И выпей за игру, которая стоит свеч!
Он ничего не скрывал. Сказал, что пробрался на земли Русского Севера из Финляндии оленьими тропами, с помощью осевших в заграничной Лапландии бойцов разбитой белой армии. Им соврал, что послан Деникиным разлагать Советы изнутри. Этой же побасенкой он угощал в Париже ностальгирующих эмигрантов, прося у них денег на новый поход против Ленина. Витийствовал так пламенно, что ему верили — набросали полную шапку золотых монет. Жены царских генералов даже серьги и колье с себя снимали, жертвовали в липовый Фонд реставрации монархических порядков (Крутов не поленился, визитки в типографии отпечатал и снял на бульваре Клиши контору с броской вывеской).
На деле же, закупив на пожертвования все, что было потребно, и добравшись до Сейда, застолбил себе участок, как золотоискатель на Клондайке, обнес его минно-электрическими линиями обороны и приступил к поискам затонувшего аэроплана.
— Ты здесь не первый год… — Вадим стоял со стаканчиком в руке, так и не притронувшись к граппе. — Значит, успехи у тебя — не ахти. Если бы добрался до аэроплана, то давно бы уже пятки смазал, нет?
— Догадливый! — Крутов плеснул себе еще из бутылки. — Да, застрял я дольше, чем планировал. А ведь все тузы на руках!
С этими словами он выложил на стол, как три игральные карты, три части бумажного листка.
— Узнаёшь?
— Узнаю. Мою часть ты в Осовце забрал, когда мне на складе по кумполу заехал.
— Живучий ты! Я думал, укокошил, ан нет — здравствуешь! Истинно: кто к нам с мечом придет, того проще застрелить.
— А третья у тебя откуда? Мишу тоже со свету сжил?
— Не такой уж я изверг… Он мне сам отдал.
— Да ну! — Вадим приложил усилия, чтобы расхохотаться, но не сумел — в горле будто репей застрял.
А Черный Человек, оказавшийся разбойным комбинатором, опорожнил еще одну чарку и пустился уверять подневольного гостя в том, что пилот Миша убрался с заимки смотрителя Ибрагима в добром здравии.
— Я его в первую же повозку посадил, которая на юг шла. Наказал, чтоб ни в Питере, ни в других больших городах не задерживался. Ехал бы куда-нибудь в Крым или на Кавказ и просился бы там в действующую армию. Он и сам рад был на фронт сбежать, осточертело ему в Гатчине взлет-посадку по сто раз на дню отрабатывать… Говорил: что я, мартышка в шапито, что ли?
Показания Крутова согласовывались с описанием последних лет Мишиной биографии в изложении Адели. Вадим не стал в этом признаваться и тем более приплетать свою пассию, но Крутов и так понял, что убедил.
— Ты граппу-то пей! Не бормотуха. Это мне один майор в Милане презентовал. Очень просил, чтобы я большевиков из матушки-России прогнал. А на другой день после нашего застолья его автомобиль переехал. Хребет пополам, черепушка всмятку… Водка, водка, огуречик — вот и спился человечек. Тяжело в лечении, легко в гробу.
Вадим принюхался к граппе, пахла омерзительно.
— А как же ты до Милана и Парижа доехал — тоже через Крым?
— Зачем? Я в попутных дровнях до Колы допилил. Пошел в кабак, с английскими матросами на брудершафт выпил. От них и выведал, что ждут на фрегате плату от русских за формулы немецких газов. У союзничков наших был доступ в кайзеровские лаборатории, так что они о газовом оружии еще до его первого применения узнали. Хозяйство вести — не хреном трясти. Но бесплатно делиться информацией отказались — только за бакшиш. Его-то мы и везли в ящике, припоминаешь?
— Везли, но не довезли. И по нашей милости тысячи солдат от иприта и хлора селезенки выплевывали… Я это видел!
Разволновавшись, Вадим половину стаканчика пролил на себя. Крутов не озлился, он был настроен на примирительный лад. Налил себе третью, а Вадимову посудину дополнил доверху.
— Туфта все эти формулы… Судя по тому, как французы с англичанами от немецких газов драпали, кайзер их облапошил. В общем, хорошо, что мы этот ящик им не довезли. Получается, заплатили бы за фуфло…
— Что же в нем, в этом ящике? Золотые самородки?
— Может, кое-что и подороже. Всяко не рыбья чешуя. Вот я и стал тебя выискивать, чтобы карту в целое сложить. Нелегкую, скажу тебе, работенку ты мне задал! Пришлось по своим каналам справки наводить. Узнал, что развенчали тебя, в мясорубку сослали. Сам балда — я тебя предупреждал: не гарцуй, послушай совета. Нет, полез к Беляеву… ну и получил по заслугам. Это тебе не манто в трусы заправлять!
Дальнейшая последовательность событий достраивалась без подсказок: вызнав местонахождение Вадима, Крутов потаенно прибыл в Осовец, подгадал момент, проник в казарму. В вещах ничего не нашел, едва не был разоблачен. Следующая попытка — на складе, перед эвакуацией крепостного гарнизона — оказалась успешной.
Завладев бесценным клочком, лежавшим в кармане у Вадима, Крутов покинул расположение русских войск. Хотел сразу ехать на Север, но очутился в эпицентре военных действий, попал в германский плен и до восемнадцатого года сидел в концлагере. Перенес брюшной тиф, чуть концы не отдал, выдюжил. Заброшенный судьбой в Париж, он, не выпуская из памяти вожделенный ящик, стал собирать деньги с доверчивых белоэмигрантов…
— Так что же помешало тебе до аэроплана добраться? Чего кота за пипку тянешь?
Крутов засадил третью и вмазал кулаком по столу.
— Не нашел я ничего! Охал дядя, на титьки глядя… Пять гектаров дна в этом проклятущем озере протралил — хоть бы хны! Надул лопарь, что-то не то с картой…
Тут Вадим расхохотался — и репей не помешал.
— Кто из нас дурошлеп? Когда ты в казарме в моих манатках копался, любой бы тугодум допер: идет охота за картой. У меня ведь больше ничего путного с собой в крепости не было. А бумажку ту я всегда в кармане носил, для сохранности. Подумал: карман — не швейцарский банк, могут добраться. Я ее и сжег…
— Сжег?!
— Как есть. А вместо нее нарисовал другую. Фальшивку. Стиль Явтысыя скопировать — плевое дело, все равно что малец трехлетний р-рисовал. Эта фальшивка тебе и досталась.
— Ты… ты… — Крутов, уже изрядно захмелевший от выпитого, взбесился, схватил «парабеллум», изладился для выстрела.
Вадим ждал момента и дождался. Выплеснул итальянские помои в ненавистную мордализацию, еще и стаканом запулил. Метил в лоб, но Крутов увернулся, и стакан пролетел у него над маковкой, хряпнувшись о стену пещеры. «Парабеллум» изрыгнул огонь, тренькнул разбитый газовый рожок. Ослепший Крутов вертелся на месте, а Вадим подбежал к двери, рванул на себя.
Дверь не сдвинулась ни на миллиметр. Наверняка какие-то хитрые запоры… Вадим сдернул со стола ополовиненную бутылку, взял ее за горлышко, чтобы жахнуть вражину по чугунку. Теплая граппа потекла по руке, залила портки.
Ба-бах! — бутылку снесло начисто, остался лишь бесполезный осколок, едва умещающийся в кулаке.