— Болван ты стоеросовый! — проговорил Крутов, протирая глаза краем черной мантии. — Я на слух стреляю, могу в темноте сверчка с шестка пулей снять. Куда тебе до меня! Алеша три гроша, шейка — копейка, алтын — голова.
Вынужденный признать поражение, Вадим отошел от двери, по-наполеоновски скрестил руки. Помирать, так с честью!
Повторил то же самое, что слышал от Крутова девятью годами ранее:
— Шмаляй, чего ждешь? Соплежуй…
Крутов, успокоившийся и трезвый, как римский понтифик, убрал пистолет, показал Вадиму на стул.
— Сядь. И слушай сюда. В лямку бы тебя за упрямку, но ты мне нужен… Никогда не поверю, что ты, прежде чем от карты избавиться, наизусть ее не заучил. Ты не из таковских, я тебя сразу распознал… Держи. — Он перевернул листок с фиктивной картой, подсунул его Вадиму вместе с угольной палочкой. — Рисуй на чистой стороне.
— Что рисовать?
— Что-то… То, что помнишь. И без вывертов мне! Чурбану по щелбану, а Ванюхе — оплеуху. Давай!
Вадим взял палочку, почеркал ею уголок бумаги. Крутов попал в точку: конечно, не было смысла уничтожать важный документ, не запомнив содержания. Спасибо Чальму, в голове восстановилось все до мельчайшего штришка. Воспроизвел бы за минуту. Но что потом? Крутов, спровадивший в лучший мир уже многих, не задумываясь, возьмет на душу еще один грех. Продырявит из «парабеллума» и сбросит в прорубь.
Вадим, не отрывая палочки от бумаги, изобразил рожицу, весьма походившую на крутовскую, и с решимостью проговорил:
— Рисовать не стану. Показать покажу. Вместе будем искать.
Крутов почесал заросшую щеку.
— Кхе… Нашлась бабушкина потеря, да что с нею делать теперя?.. Не такой уж ты и простофиля.
— Думай как хочешь. Но без меня тебе аэроплан до китайской пасхи не найти. А скоро сюда прибудет отряд из Мурманска, они тебя живо с насеста сковырнут. Ни мины не помогут, ни проволока с электричеством.
Крутов забеспокоился.
— Ты мне тюльку косяком не гони! Какой отряд?
— Гэпэушный. Так что времени у тебя на все про все — дня три.
Но Олега Аркадьевича взять на понт было нелегко.
— Ты мне условия диктовать будешь? Ха! ГПУ тебя первого кокнет. Принадлежность к империалистической контрразведке скрыл — это раз, — он загнул указательный палец на левой руке. — Из-под ареста сбег — это два, — загнул средний. — Часовых порешил — это три, — загнул безымянный. — Могут еще что-нибудь припаять, но для вышки и этого хватит с лихвой.
— Часовых — не я!
— Свою невиновность вы, Вадим Сергеич, в чрезвычайке будете доказывать. При условии, конечно, что господа чекисты соблаговолят вас выслушать. — Крутов с легкостью переходил с уркаганского стиля на утонченный дворянский. — Любишь медок, люби и холодок.
Ну и на каком, скажите, жаргоне вести диалог с этим гаером?
— А как вы… как ты узнал, что я здесь?
— Тоже мне, теорема Пифагора! Ты же сам давеча ко мне в гости лыжи навострил. В прямом смысле. А у меня по озеру проводки протянуты. Сигнализация, от чересчур надоедливых. Не люблю я тех, кто лезет не спросивши, для них у меня пулемет всегда наготове. Вот и вас приласкал. Гляжу: что-то больно знакомое… Ты, не ты? Уже и вдогонку пустился, но ты так быстро задними полушариями вилял, что не перехватил я тебя, не поспел… Но была бы свинка, будет и щетинка. Надел свои косолапы, пошел к вашему лагерю. Давненько хотел к вам наведаться — с того самого дня, как вы мой покой нарушили. Там тебя и увидел во всей красе.
Чуткий слуховой аппарат Вадима уловил звук, проникший снаружи, из-за скального массива. Медвежье рычание!
— Погоди… Медведь… Тала… он существует? Кто это там сейчас р-рычит?
— Он и рычит. Да ты чего хвост поджал? Он ко мне однажды сунулся, я его из пулемета пугнул, а потом капканы по берегу расставил. С той поры близко не подходит. А мне и хорошо, что он поблизости. Разгуливаю себе в медвежьих шлепанцах, ни у кого подозрений не вызываю.
Каков махинатор! В представлении Вадима концы с концами связались тугим узлом, и стала ясна общая картина. Крутов решил использовать его в своих корыстных целях, для чего подбросил похищенный еще в Осовце жетон в вещмешок. Как подбросил? Через Бугрина? Тот и с Вельзевулом якшаться будет, лишь бы выслужиться… То-то он вечером заявился, словно ждал чего-то. И дыра в вещмешке — откуда? Утром ее не было. Эге, постарались ребята, разыграли, как по нотам. И попали вы, Вадим Сергеич Арсеньев, как кур во щи…
— Обложил ты меня. Факт. Можно сказать, выбора не оставил.
— Аллилуйя! — экстатически воскликнул Олег Аркадьевич. — Дошло. А то ерепенился: не наше дело горшки лепить, наше дело горшки колотить… Теперь согласен?
Мастерски же он все обставил. Артист! Качалов! Сцапать Вадима не представляло труда — он каждый день бегал один на лыжах в лопарское стойбище. Но сцапать — мало. Поди заставь гордеца пойти на поводу у того, кого он считает проходимцем. Для этого надо загнать в угол, поставить в безвыходное положение. Чтобы куда ни кинь — везде клин. Тьфу ты… уже и сам в поговорки ударился. В общем, выбора действительно нет. Найти аэроплан, поднять с глубины озера ящик с драгоценностями… А там как свезет.
— Согласен. Хочешь — пойдем прямо сейчас. Уже, наверное, светает…
— А вы мне все больше импонируете, Вадим Сергеич! — озорно прихлопнул в ладоши Крутов. — Так бы и сразу. Взялся за гуж — полезай в кузов!
Глава X,в которой главный герой проявляет свои лучшие качества
Вадим диву давался: как же обстоятельно Крутов оборудовал свое пристанище! Сжиженный метан в баллонах как ресурс невосполняемый он расходовал дозированно, берег пуще зеницы ока. Главным же источником света и средством обогрева для него служило электричество. Полярным летом он запасал его при помощи укрепленных на сопках солнечных батарей, изготовленных по модели итальянского фотохимика Джакомо Чамичана, а зимой, в периоды нескончаемых ураганных ветров, — посредством автоматически управляемого ветрогенератора Браша. Излишки энергии он хранил в свинцово-кислотных аккумуляторных батареях, встроенных в скальные ниши. Накопленного электричества хватало не только для обеспечения житейских потребностей одного человека, но и для того, чтобы поддерживать ток в колючей проволоке, ограждавшей облюбованный им береговой сегмент.
К поискам аэроплана Крутов тоже подошел со всей основательностью. Привез с собой на Кольский полуостров газоразрядные лампы новейшего типа, эхолот Бема-Аншюца и два костюма для подводных работ: основной и запасной. Костюмы были снабжены автономными установками для поглощения углекислоты и выработки кислорода путем электролиза воды.
Однако никакие технические достижения не помогли Крутову осуществить задуманное. В месяцы, когда озеро было свободно ото льда, он без устали нырял в него, ползал по дну, а с наступлением ледостава брался за коловорот, прощупывал дно через просверленные лунки эхолотом, просвечивал лампами. Аэроплан точно испарился.
— Не там ищешь, — сказал Вадим, когда они вышли из пещеры на берег. — Аэроплан лежит в двух верстах отсюда, за границами твоей латифундии.
Черный Человек не сразу признал допущенный просчет, но Вадим уже шагал в нужном направлении.
— Э-эй! — закричал Крутов. — Ты куда? Там же мины! Иди за мной.
Прошли по озеру, предварительно обесточив сигнализацию. Крутов катил тележку с водолазным снаряжением. Вадим сгибался под тяжестью сака, наполненного ледобурами, портативными аккумуляторами, фонарями и прочим инструментарием. Это не мешало ему осматриваться и примечать все, что привлекало внимание.
Вот абрис уродца на сопке. А вот и лобастые камни, выстроившиеся вдоль побережья. На камнях темнеют петроглифы. Местность невозможно было спутать ни с какой другой — именно среди этих скальных нагромождений техника-геолога Паршина обуял арктический психоз.
— Ты что-нибудь слышал про зов Полярной звезды? — спросил Вадим как бы в проброс.
— Не-а. А что это?
Вадим разъяснил. Крутов подавил зевок.
— Про меряченье слыхал. Сплетни. Народец у нас такой, что голова с куль, а разума — нуль. Любит сочинять.
— Но пленка!
— А что пленка? Говоришь, на ней мужик, который с глузду съехал и стал камнями швыряться? Так это с любым бывает, если сивухи перебрал. Пьянство, Вадим Сергеич, есть первейший источник национальных бедствий на Руси. День гуляшки, два гуляшки — и остался без рубашки.
— Значит, на тебя ничего такого не находило?
— Ни разу. — Олег Аркадьевич чуток отмолчался, поскрипел тележными рессорами, затем прибавил: — Бывало, что и не по себе становилось… особенно когда шаман на том берегу свои песнопения заводил. Но посиди тут с мое, отшельником, сам завоешь… или убить кого-нибудь захочешь. Это смотря по характеру. У каждой избушки свои погремушки.
Складно говорил Крутов, но насчет арктической истерии Вадим с ним не согласился. Если кого-то одного не накрыло, это не означает, что явление следует считать выдуманным. Сюда бы Александра Васильевича с его познаниями и взятыми из Москвы чувствительными приборами-регистраторами! В багаже экспедиции был и детектор, сконструированный немцем Гейгером пятнадцать лет назад. А вдруг радиация или еще какое вредоносное излучение, сбивающее с панталыку?
Словам Крутова веры нет. И сам он тут — как сорняк, который необходимо вырвать с корнем. Освободить занимаемую им делянку, избавить лопарей от страха перед Черным Человеком, вернуть им веру в добрых людей с Большой земли. Открыть доступ на Сейд ученым, а заодно и ценности с потопленного аэроплана передать государству. Вот что надобно сделать! И тогда смело можно сдаваться политуправлению, будет что выложить на стол, если прижмут.
Рассуждая так, Вадим поднял поникшую голову, пошел живее. Поэтапный план еще не выработался, но главное — настрой. А он боевой! Только Крутову знать об этом не нужно.
Через полчаса достигли бухточки, лед на которой покрывала девственная снежная плева.