Главные роли в спектакле играли радисты. Неделю назад тут, на «Примейре», по общей связи прошла наша деза – мол, лунный гарнизон восстал, арестовал офицеров и призывает личный состав «Примейры» сделать то же самое. Аналогичный текст прочитал и радист Лунной станции. После этого оба радиста на всякий случай вывели передатчики на время из строя, но по общей связи регулярно передавались сочиненные загодя «новости».
Между тем с занятых нами спутников стартовали маленькие ракеты наподобие «челноков». Одна села неподалеку от Лунной станции, остальные появились у «Примейры». Как тебе известно, в рядах Космических Сил полным-полно недовольных. Наши агенты взялись их обрабатывать, и это не показалось слишком трудной задачей. Когда мятежники были организованы и готовы действовать, мы дали сигнал к выступлению, и они управились без особых хлопот. Те, кто не пожелал к нам присоединиться, посидят пока на расконсервированном спутнике. Единственным слабым звеном была твоя экспедиция.
«Санта-Мария» уже везла вас сюда, но если бы мы выступили с заявлением, она бы повернула. И мы бы потеряли не только ваши драгоценные персоны, но и драгоценный корабль. Поэтому мы сочли за благо не спешить. Возобновили радиообмен, извинившись, конечно, за неполадки в аппаратуре. Как ни в чем не бывало слали обычные депеши. Целую неделю прикидывались, пока ждали тебя и «Санта-Марию». Правда, за это время разжились двумя «челноками» с провизией.
Еще примерно час, и все обо всем узнают. Камереллу и твой кузен полетят к остальным упрямцам, – дожидаться, когда правительство Бразилии пришлет за ними корабль. Не берусь предсказать, когда это случится, все зависит от того, скоро ли до государственных мужей дойдет, что космос больше не провинция Бразилии.
Трун несколько секунд обкатывал новости в голове, а затем сказал:
– Знаешь, Жайме, я даже не подозревал о таком размахе.
– Наверное, Джордж, мне следует извиниться перед тобой. Видишь ли, я счел за лучшее раскрывать план по частям, пока это было возможно. Думаю, я поступил правильно, избавив тебя от лишних раздумий и боязни ошибиться.
– Но теперь операция закончена, и ты готов ошарашить весь мир, провозгласив космос штатом Австралии?
– Штатом Австралии?! – воскликнул Жайме. – Господи Боже! Да ты никак вообразил, будто я хочу развязать войну между Бразилией и Австралией? Еще чего не хватало! Космос провозглашает себя независимой территорией, если, конечно, слово «территория» употребимо в таком значении.
Трун глядел на него с изумлением.
– Независимый космос? Жайме, ты смеешься надо мной! Космос… Да на каком основании, позволь спросить? Мне такое и в голову… Нет, Жайме, это совершенно невозможно!
Жайме Гувейя добродушно улыбнулся и покачал головой.
– Напротив, Джордж. Если ты задумаешься над первоначальным raison d’etre[6] спутников и лунных станций, то, наверное, поймешь: космос как некая целостность сегодня находится в самом выгодном положении, чтобы выдвигать условия. Возможно, когда-нибудь он будет хорош для торговли, ну а до тех пор, по крайней мере, послужит всемирным полицейским – причем таким, который не даром ест свой хлеб.
Добрую минуту Джордж Трун задумчиво разглядывал пол, а когда поднял голову, с его лица исчезло скептическое выражение. Он молчал, но Жайме Гувейя, казалось, прочел его мысль.
– Да, Джордж, – сказал он. – С этого дня комариный писк будет раздаваться чуть ближе.
Пояс Астероидов,2194 год
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
Как известно, фантастика бывает «планетарной» и «космической»[7]. «Космическая» поначалу опиралась на науку и описывала технические принципы путешествий в безвоздушном пространстве, наши перспективы в создании и применении того, что мы теперь называем «матчастью» космического полета. «Планетарная» фантастика – это традиционно лихая романтическая авантюра, ее прототип – «Принцесса Марса» Берроуза. Оба эти жанра имеют дело с человеческим воздействием на космическую среду. Есть и третий жанр, между прочим, самый старейший, – философская фантастическая проза: действие происходит в космосе (как правило, на Луне); но космос, по сути, сцена для страстной пьесы. Здесь не бывает настоящего участия героя в сюжете, путешественник – это, по большому счету, сторонний наблюдатель.
В наше время писатели уверены, что скоро человечество выйдет в космос, и поэтому все чаще обращаются к «космической» фантастике, размышляя о возможном влиянии путешествий в неведомое на судьбу мира. Старое клише «завоевание космоса» звучит теперь реже. Не приходится сомневаться в том, что в ближайшем будущем космос начнет оказывать самое серьезное воздействие на нас в психологическом и культурном плане. Столь же неизбежны, но еще не столь же четко спрогнозированы потенциальные эффекты его влияния на нашу философию, религию и мистику.
В первый раз Новую Каледонию я посетил летом 2199-го. Как раз к этому времени исследовательская экспедиция под началом Джильберта Труна осторожно прошлась по наименее радиоактивным землям Италии, изучая перспективы их экономического возрождения. Предположив, что книга об этом путешествии будет иметь шансы на популярность, мое издательство поручило мне сделать Джильберту соответствующее предложение. Однако дома я его не застал, и выяснилось, что придется ждать неделю. Конечно, меня это нисколько не расстроило. Несколько дней уютного отдыха на острове в Тихом океане, причем оплачиваемых наравне с рабочими – такие простои мне по душе.
Новая Каледония – очаровательное местечко. Она стоит хлопот насчет визы. У нее гораздо больше прошлого (и если на то пошло, будущего), чем у любого другого уголка Земли, и ей как-то удается хранить одно отдельно от другого.
Когда-то этот остров, как и весь одноименный архипелаг, вопреки своему названию[8] был французской колонией. Но в 2044 году, пока Европа погибала в Великой Северной войне, архипелаг, как и другие рассеянные по миру колонии, был вынужден обходиться исключительно собственными ресурсами. Большинство континентальных колоний поспешили заключить мирные договоры с ближайшими сильными соседями, но многочисленные островные не представляли интереса для потенциальных захватчиков, а потому не опасались за свою судьбу.
На протяжении жизни двух поколений уцелевшие нации пытались навести порядок в полуразрушенном мире, и им не было дела до разбросанных в океанах островов. Но затем австралийцы повели политику малозаметной, вежливо-меркантильной экспансии в Тихом океане, а бразильцы сочли это вызовом своему доминированию. Со временем австралийцы пришли к закономерному выводу, что пора распространять свое экономическое влияние на различные группы островов.
Новокаледонцев такое внимание к их государству не радовало. Дорожа свободой, они отражали попытки проникновения с обеих сторон. В 2144-м, когда космос был провозглашен независимым, они все еще сопротивлялись нажиму, который к тому времени значительно усилился. То один, то другой архипелаг уступал кому-нибудь из внешних игроков торговые преференции и постепенно возвращался в колониальный статус, и теперь мало кто сомневался, что в недалеком будущем и Новую Каледонию ждет аннексия в той или иной благовидной форме. Скорее всего, Австралия приберет архипелаг к рукам под предлогом недопущения строительства бразильской базы в тысяче миль от южноамериканского побережья.
Вот в такой международной обстановке представлявший интересы Космоса Жайме Гувейя в 2150-м выступил со своим предложением: обе великие державы гарантируют Новой Каледонии независимость, выделят значительные денежные средства и обеспечат экономическое развитие, если эта страна согласится предоставить часть своей территории Космосу под его земную штаб-квартиру и главный порт.
Новокаледонцам это предложение не пришлось по вкусу, но все же оно было лучше, чем любое из альтернативных. Островитяне согласились, и началось строительство космических верфей.
С тех пор Новая Каледония жила в любопытном симбиозе. На севере – площадки для взлета и посадки ракет, склады, мастерские и жилища; все обустроено по последнему слову техники. На остальных же четырех пятых острова за два с половиной века не изменилось ровным счетом ничего. Это устраивало и новокаледонцев, дороживших привычным образом жизни, и граждан Космоса, не желавших, чтобы посторонние совали нос в их дела. Так что совершить посадку на любом из островов архипелага можно было только с разрешения обоих правительств, которое давалось далеко не всем желающим. Для туристов и торговых агентов архипелаг был закрыт, и вообще иностранцев на нем жило немного.
Все же я проник в этот заповедник старины, причем неожиданно получил неделю отдыха. Но какая необходимость сидеть сиднем на территории Космической концессии? Один из секретарей порекомендовал Лахуа, городок, расположенный в южной части острова, недалеко от Нумеа, столицы. Туда-то я и направился.
И нашел, без преувеличения, картинку с открытки. Это был рыбацкий городок, наполовину колониально-французский, наполовину туземно-тропический. На широком песчаном берегу лежали каноэ – и настоящие, вполне исправные, и современные имитации. Волнолом защищал небольшую якорную стоянку; дальше окаймлявшие берег пальмы кончались, уступая место жилищам.
В Лахуа преобладали дома традиционного типа, крытые пальмовыми листьями, но центральную площадь, мощенный камнем прямоугольник, окружали совершенно нетропические постройки комплекса с громким названием «Гранд-палас». Тут и магазины, и кафе на открытом воздухе, и фруктовые прилавки под яркими полосатыми навесами, и гогеновские женщины при них, и на восточной стороне до крайности уродливая церковь, и pissoir, и даже mairie[9]. Такое впечатление, будто все это импортировано из Франции двадцатого века. Все, кроме жителей… Но даже они – кто в ярком саронге, а кто в европейской одежде – наверняка в пору французского правления выглядели точно так же.