Марк Таллек позвонил днем, когда она бродила по кварталу Марэ, от бутиков одежды к художественным галереям, любуясь картинами, которые никогда не сможет купить, и сердясь из-за высоких цен на блузки. В ней снова проснулась женственность, которую сложно проявить на работе, зато можно быть красивой на вечеринках с друзьями или по выходным, иногда просто так, просто быть милой и женственной у себя дома. Она без уговоров приняла приглашение Марка поужинать и вернулась домой пораньше, решив поваляться перед телевизором. Затем она принялась тщательно готовиться к выходу.
Людивина понимала, что не стоит флиртовать с сотрудником ГУВБ, тем более если им предстоит какое-то время работать вместе. Но она устала все просчитывать, запрещать себе отдаваться на волю чувств.
А еще устала от воздержания.
Ей хотелось, чтобы рядом кто-то был, чтобы она могла прижаться к чьему-то телу, отдохнуть, успокоиться, зарядиться новыми силами. Плевать на то, что она собирается смешать работу и личную жизнь. Она не собиралась влюбляться – просто хотела хорошо провести время, отвоевать несколько часов жизни у одиночества.
Она примерила с десяток нарядов, а когда наконец выбрала лучший, не сразу сумела подобрать белье. Но в итоге получилось почти идеально. Накрасилась она сначала слишком ярко, потом слишком бледно, занервничала, что опаздывает. Ей давно пора было выходить.
Когда водитель «убера» высадил ее перед рестораном, она заволновалась, но постаралась не обращать внимания. Как-то она не привыкла к подобным вещам.
Марк выбрал спокойное место – обитые бархатом диваны, игра зеркал, приглушенный свет, ткани пурпурных тонов, темно-коричневые деревянные панели.
Он уже ждал в нише, украшенной гирляндами фиолетовых помпонов.
По его взгляду Людивина поняла, что он удивлен ее внешним видом. Она заметила по его глазам, что он на миг утратил хладнокровие. Его взгляд скользнул по ее округлым формам, обтянутым черным платьем с блестками, по ногам, стройность которых подчеркивали колготки со швом сзади и туфли на высоком каблуке. Этот наряд придавал ей уверенности и чувственности, никак не вязавшихся с образом маленькой упрямицы из жандармерии. Небрежно собранные на затылке волосы обнажали нежное лицо, а на лоб падала непокорная светлая прядь. Чтобы сделать глаза выразительнее, она даже нарисовала себе стрелки.
– Вы великолепно выглядите, – признал Марк вместо приветствия.
– Спасибо. Вот видите, есть жизнь после работы, – пошутила она.
Марк сделал ставку на классику: темный пиджак поверх белой рубашки с отложным воротником. Трехдневная щетина, старательно уложенные волосы, яркие брови, подчеркивающие темные, едва ли не черные глаза, квадратный подбородок – все это вместе смотрелось почти карикатурно, но вкус у него хороший, отметила Людивина, когда он встал, уступая ей место на диванчике в нише.
– Я взял на себя смелость заказать вам кир, – объявил он, указывая на бокал. – Я не был уверен насчет сиропа и выбрал клубничный.
– Потому что я блондинка?
– Простите? А… ну да. После восьми часов перед монитором с отчетами немного жизни мне не повредит, хотя надо к ней привыкать. Дайте мне время, не загружайте мои нейроны сразу на полную мощь.
– Так вы готовите меня к тому, что вести разговор придется мне? – улыбнулась Людивина.
– Нет, я и сам люблю поболтать, если вы меня разговорите. День был долгим, тяжелым, ничего конкретного я не обнаружил, зато успел обдумать ваши теории.
– Давайте сегодня забудем о работе? Поговорим о вас, обо мне, о жизни без психопатов и террористов.
– Думаете, между ними есть разница?
– Вот видите, вы не можете отвлечься.
Марк улыбнулся и кивнул в знак того, что сдается:
– Ладно. Тогда рассказывайте, почему такая красивая женщина не замужем?
Людивина вытаращила глаза в притворном ужасе:
– Вот так сразу? Прямо о моей личной жизни?
– Вы сами предложили поговорить о нас с вами, так давайте сразу перейдем к сути, чтобы легче понять друг друга.
– Наверняка все ответы на ваши вопросы есть в моем досье, – заметила она, на этот раз без упрека.
– Вообще-то, нет. Там только основные факты, записанные не вами, а кем-то другим, кто не придает этим фактам такого же значения. Все, что я знаю, – вы одиноки, замужем никогда не были, детей нет. В архивах ГУВБ нет больше ни слова о вашей личной жизни. Но я сомневаюсь, что вы можете много добавить.
Людивина пожала плечами и поднесла к губам бокал.
– Я воплощение свободного поколения тридцатилетних, а заодно и всех их бед, – призналась она, сделав глоток. – После двух неудачных романов я стала осторожной. Сейчас у нас большой выбор, слишком много вариантов, и мы становимся все более требовательными, иногда чересчур. Мы ищем иллюзию совершенства. После миража соблазнения мы не способны пережить разочарование, не умеем справляться с противоречиями. Я уходила, едва в отношениях появлялась трещина, думала, что найду кого-то получше. В общем, ничего оригинального. Я из поколения, которое хочет легкости… и усложняет себе жизнь.
Людивина решила умолчать о своих отношениях с коллегой из ПО Алексисом. Они не были влюблены друг в друга, в том смысле, что их не связывали серьезные чувства: это был короткий роман, который жестоко оборвала смерть. И все же эта история принадлежала только им, и никому больше.
– Вы кочевница, не стремитесь к оседлой жизни…
Людивина не поняла, вопрос это или утверждение, но решила ответить:
– У меня оседлое сердце и кочевой дух. Вам не кажется, что наше поколение, а возможно, и те, кто помладше, ведет себя так, словно мы слишком избалованны, слишком привыкли получать все, что захотим? Мы уходим с праздника, едва услышав в свой адрес нелестное слово, вместо того чтобы проглотить обиды и остаться, научиться общаться, договариваться, иными словами, как-то стараться.
– А может, мы просто прислушиваемся к себе куда лучше, чем наши родители? – с легкой улыбкой пошутил Марк. – Вы правда думаете, что мужчина и женщина созданы для того, чтобы жить вместе всю жизнь? Вы ищете мужчину своей жизни, но не находите, потому что на самом деле в вашей жизни есть несколько мужчин. Разве не так?
– То есть вопрос в том, что меня больше устроит: несколько коротких, но страстных романов или долгие отношения, требующие поиска компромиссов на всю жизнь с партнером. Как все банально…
– Вы сами сказали, что у нас есть такая роскошь, как выбор.
Людивина отставила пустой бокал и осознала, что у нее уже слегка кружится голова. Нужно следить за тем, что она пьет, – если, конечно, ей хочется достойно завершить вечер.
– Ну а вы? – осведомилась она. – Бретонец, изучали право, но зачем-то все бросили и пошли в полицию… к тому же развелись! Ну, вы сами рассказывали. Это была спонтанная свадьба? Как в Лас-Вегасе?
– Не совсем. Это была моя первая настоящая школьная любовь. До свадьбы мы встречались восемь лет. После продержались пару лет, а затем все пошло прахом.
– Я же говорю, наше поколение не выдерживает испытания повседневностью.
– Моя работа в ГУВБ гораздо ответственнее, чем я сам, – это если начистоту, если не прятаться за глупыми отговорками. Я вечно торчал на работе, думал о другом, спорил, тревожился… В конце концов жена стала бояться дней, когда я оставался дома. Она ушла от меня. Теперь живет с сотрудником префектуры, исповедующим радость жизни и позитивный подход.
– Вы выбрали работу.
– Вы сами знаете, как бывает. У нас необычная работа. Ты погружаешься в нее, она погружается в тебя. Она въедается, как вторая кожа, – нельзя отказаться, нельзя забыть, нельзя действовать вполсилы.
– Правда ли, что ГУВБ… – Людивина подыскивала слова, не желая обидеть Марка. – Что это настолько секретная работа, на грани нарушения закона?
– Кажется, мы договорились сегодня не вспоминать о работе.
– Я просто хочу узнать, из чего сделана ваша «вторая кожа», как вы ее называете.
– Она не рвется, прилегает так плотно, что ее нельзя снять, но и привыкнуть к ней тоже нельзя.
– А эта ваша секретность… Вы правда знаете все обо всех? И где-то там есть архив с делами на каждого человека или это все выдумки?
– Нет, все устроено иначе. И потом, с цифровыми технологиями можно легко узнать о человеке все. У большинства есть «Фейсбук», «Твиттер», «Инстаграм» и другие соцсети. Люди рассказывают о своей жизни, шлют сообщения, электронные письма, они всегда онлайн, они используют интернет для всего – заказать еду, купить одежду, продукты, съездить в отпуск, что-то узнать, найти работу, заполнить официальные бумаги. Даже автомобили подключены! В итоге достаточно за всем следить, собирать информацию в суперкомпьютерах, которые создают полный портрет, и можно узнать о человеке все. Абсолютно все.
– И так работает ГУВБ? – изумилась Людивина, которая и подумать не могла, что все так далеко зашло.
Марк широко ей улыбнулся:
– Нет, мы так не работаем. Но вот службы разведки вполне могут.
– Вы меня разыгрываете! У них нет доступа ко всем данным.
– Вы слишком наивны.
– Но ведь совсем недавно ФБР или ЦРУ, не помню точно, расследовали дело о терроризме и обратились в «Эппл», чтобы им дали доступ к айфону главного подозреваемого. Это же доказывает, что они не все могут!
Марк с веселой досадой покачал головой:
– Вы и правда думаете, что самые мощные спецслужбы мира, которые работают с АНБ[20], самой технически продвинутой организацией на земле, не сумели взломать айфон? Серьезно? А если и не сумели – что само по себе нелепо, – неужели вы думаете, что они стали бы в открытую просить помощи у коммерческой фирмы? На глазах у всего мира? Людивина, ради бога… Это же спектакль! Его разыгрывают ради людей вроде вас, чтобы вы успокоились, сказали себе, что все в порядке, ваша частная жизнь никого не касается, а ваши личные свободы никто не нарушает. Это комедия, которая дает фирмам возможность сыграть положительные роли, а службам разведки – напомнить, что они вас якобы не контролируют.