– Так ГУВБ знает все обо всех? – настаивала Людивина.
– Нет, это не в наших полномочиях. Я просто говорю о том, что теоретически это возможно. Современные спецслужбы уже не таковы, какими их представляют. Они работают и в реальном, и в виртуальном мире. То, что люди связаны между собой, для них большое счастье. Им не нужно заводить дела, люди сами все оцифровали!
– Ладно, давайте представим, как все происходит. ГУВБ занимается внутренней разведкой, ГУВНБ – шпионами, УВРБ[21] – военными и так далее… у всех свои сомнительные методы. В какой-то момент данные объединяются, службы как-то коммуницируют – но почему тогда террористов не ловят до того, как они устроят теракт?
Таллек несколько смутился:
– Потому что они хитрее. К счастью, не все, большинство из них мы задерживаем до того, как случается трагедия. Но нельзя уследить за всем миром. Порой мы замечаем опасность позже, и это имеет драматические последствия. Наш мир так стремителен, что полная безопасность в нем невозможна. И нет, не все службы обмениваются всем, что знают. Такова суть разведки: каждый хочет припрятать информацию, чтобы оправдать свое существование и при случае блеснуть, хотя порой, к несчастью, бывает слишком поздно.
– С учетом того, какую цену приходится платить, это просто возмутительно.
– Таковы люди. Да, в масштабе страны это мелочно и непрофессионально, но на уровне конкретного человека вполне понятно. Каждый хочет сделать как лучше. Каждый надеется изменить ситуацию. Каждый стремится продвинуться по службе, удовлетворить начальство и так далее…
– У нас столько возможностей, а мы не можем действовать точнее. Иногда не можем элементарно скоординировать действия… Просто немыслимо.
– Согласен. Но крупные ячейки, которые собираются нанести масштабный удар, вынуждены держать связь, общаться, организовываться, что делает их видимыми для наших служб, а значит, уязвимыми. Главная опасность – это те, кто действует в одиночку, практически без подготовки. Мы их не видим, пока они не начнут действовать…
– Уже нет крупных ячеек, способных нанести масштабный удар?
– Есть, конечно. Но они должны быть изворотливыми и везучими, чтобы их не раскрыли на этапе подготовки. Ну вот, я же говорил, что это сильнее нас: мы и пяти минут не продержались без разговоров о работе!
Подошел официант и принял заказ. Затем они неловко поболтали о пустяках и заговорили о семье. Марк рассказал, что не поддерживает близких отношений с родителями, а когда Людивина спросила его о детстве, в красках описал, каким несносным ребенком он был, как не мог усидеть на месте: ему хотелось что-то исследовать, узнавать новое. Он признался и в том, что после развода не заводил серьезных отношений. Людивина ответила ему той же откровенностью.
Они смеялись. Говорили о том, как важна для них работа, какие жуткие дела приходилось расследовать, как сильно они привязаны к этой жизни. Они поняли, что у них много общего.
Марк предложил продолжить вечер в ирландском пабе неподалеку, и они выпили пива в более веселой, шумной обстановке. Им пришлось стоять совсем рядом, чтобы слышать друг друга.
Людивина несколько раз прикоснулась к Марку. На третий раз ее пробрала дрожь. Алкоголь затуманил разум.
Они тянулись друг к другу.
И обрели друг друга, когда стайка подвыпивших студентов случайно толкнула Людивину и Марк подхватил ее.
Нежный, медленный поцелуй. Губы нежно соприкасаются. Языки переплетаются. Встречаются руки. Тела соединяются. Слегка приподнимаются веки. Свет делается слишком ярким. Звуки будто вырываются из-под слоя ваты, которая вдруг порвалась.
Смущенные улыбки, дразнящие взгляды, заговорщицкий смех.
Людивина первой решилась на новый поцелуй. Она ожидала пылкости, возбуждения, игры до потери контроля, но ей нравилась эта нежность, нравилось, как их губы неспешно изучают друг друга, просто так, не как пролог к сексу. Сладкий поцелуй с привкусом алкоголя. Каждая новая волна отдавалась все глубже в теле, электризовала все чувства.
Внезапно бурная энергия бара показалась им неуместной, неподходящей. Марк положил ладонь на затылок Людивины и шепнул ей в самое ухо:
– Я вас провожу?
Она взяла его за руку и вывела на улицу.
У дома она показала, где припарковаться, и молча впустила внутрь. Все было ясно без слов, она чувствовала себя уверенно и понимала, куда это их заведет.
На ступеньках лестницы на второй этаж она с притворным вызовом спросила:
– Как вышло, что ПОРОКИ лишены буквы С? Разве секс – не метод вербовки?
– Я сейчас не на службе, – ответил Марк, целуя ее.
Она потянула его к спальне, ногой отпихнула наряды, которые примеряла перед выходом и так и бросила. Зажгла две ароматизированные свечи и обернулась к нему.
Словно зачарованный, он смотрел на нее в благоуханной полутьме. В его красоте было что-то звериное. Это возбуждало.
Людивина удержалась, чтобы не сорвать с него рубашку. Хотелось продлить эту мягкую нежность, эту плотскую страсть, и они вновь отдались во власть поцелуев.
Они раздели друг друга не торопясь, плавно, касаясь тел языками, – два внимательных, порой нерешительных любовника.
Людивина позволила ему долго задержаться на груди. Вцепилась ему в волосы, забыла о том, кто она, забыла обо всем вокруг. К реальности возвращали лишь нежные губы, игравшие с ее сосками. Они перевернулись, поменялись ролями, и она принялась исследовать спортивное тело своего любовника, его крепкие мышцы, наверняка выточенные бегом и занятиями боксом. Впилась ногтями в небольшие выпуклости на его боках, прижимая его к себе, и терлась о его кожу до тех пор, пока их обоих не наводнило желание.
Людивина приняла его сначала осторожно, затем по спокойному морю побежала рябь от невидимых могучих течений. Волны усиливались, и пришлось сдерживать их, чтобы насладиться каждой секундой. У него были великолепные ягодицы, которые она с удовольствием сжала ладонями. Их чресла подходили друг другу с ошеломляющей точностью.
Людивина плыла меж двух океанов – своим телом, своими эйфорическими ощущениями и куда более странным океаном забытья, уносившим ее душу в дурманящие дали. Ей хотелось до конца слиться с Марком, хотелось, чтобы он двигался дальше, глубже, сильнее, дольше, чтобы они соединились в одно, не знали больше, где она, а где он, чтобы осталось лишь наслаждение.
В эту ночь она не достигла оргазма, но испытала приятное изнурение, когда Марк, засыпая, притянул ее к себе.
В слабом свете свечей спальня, лишенная украшений, наконец показалась ей уютной.
26
Кухню наполнил аромат кофе.
Марк сидел на барном табурете, склонившись над кухонным островом, а Людивина напротив него нарезала фрукты большим ножом для мяса.
– Они замороженные, – объяснила она. – Нет времени на магазины, а когда покупаю свежие фрукты, то не успеваю их съесть, и они портятся…
– Я с удовольствием съем и такие.
Она наконец дорезала фрукты, переложила их в две миски и насыпала по горсти мюсли.
– Не царский завтрак, но лучше, чем ничего.
Отпив кофе, она спросила:
– Все, что ты вчера рассказал о своей жизни, – правда?
Марк указал на нож, лежащий возле нее.
– Думаешь, я стал бы обманывать, когда у тебя под рукой такое оружие? – пошутил он. – Я уже говорил на днях: я не буду тебе врать.
Людивина пожала плечами и снова уткнулась в чашку.
– Это все мифы о секретных агентах, от них никуда не деться, – призналась она.
Он усмехнулся:
– Я работаю в ГУВБ, во внутренней разведке, – это не совсем то же самое, что секретный агент. К тому же ты знаешь, что я занимаюсь исламскими радикалами. До Джеймса Бонда мне далеко…
Завибрировал телефон, и Марк, посмотрев на экран, помрачнел. Он бросил смущенный взгляд на Людивину, и та указала ему на террасу и сад:
– Можешь поговорить там.
Он вышел из кухни.
Людивина смотрела на него сквозь панорамные окна. Он слушал с серьезным видом, говорил мало.
Насколько он с ней честен? Может, у него двойная жизнь и где-то о нем беспокоится другая женщина?
Нет, стоп. Это все в прошлом, теперь ты доверяешь людям.
Такова была основа ее нового договора с самой собой. Не закрываться, подобно устрице. Не отгораживать себя броней. Верить людям. А если ее ждет страдание, она это переживет. Такова жизнь, настоящая жизнь. Радости, горести, восторги, расставания, доверие, страдание.
И все же трудно было избавиться от старых привычек.
Она не знала, увидятся ли они с Марком снова, и не собиралась об этом спрашивать. Хотелось насладиться этим утром, посмотреть, что будет к обеду или к вечеру, и уже потом спокойно все обдумать.
Марк закрыл за собой раздвижную дверь и серьезно взглянул на Людивину.
– В чем дело?
– Мне надо ехать, срочно.
Людивина кивнула. Пока он застегивал рубашку и искал ботинки, она молчала, стараясь спрятать разочарование.
Он подхватил пиджак, думая о чем-то своем, и обернулся.
– Честно говоря, хоть ты и не на дежурстве, я все равно хотел бы, чтобы ты поехала со мной, – спокойно сказал он.
– Это работа?
Он не ответил.
Людивина стремительно надела стоявшие рядом кроссовки.
– Куда мы едем?
– Попробуем понять, как мы умудрились упустить одного из самых опасных людей во Франции.
Марк гнал на полной скорости, выставив мигалку на крышу своей обычной с виду машины. Они пулей пролетели по кольцевой. Он спешно припарковался в переулке в Женвилье, где их ждал мужчина в комбинезоне с логотипом частной «скорой помощи». Они с Марком едва поздоровались. Мужчина не спросил у Людивины, кто она, и сам не представился. Он сел за руль «скорой», а Людивина и Марк влезли на переднее сиденье.
– Когда это произошло? – спросил Марк.
– Вчера, во время последней вечерней молитвы.
– Вот черт… как так вышло?
– Он воспользовался тем, что мы привыкли…