Но на этот раз давление было иного рода.
Отдел расследования работал, зная, что каждый день может оказаться трагическим. Жандармы боялись включить телевизор или радио, зайти в интернет и обнаружить заголовки со словами «теракт», «террористы», «жертвы».
Расследование явно перестало быть временным.
В самых страшных случаях Людивина гнала от себя образ серийного убийцы, чью личность нужно было установить раньше, чем он снова совершит преступление. Но извращенцы такого рода редко сразу же убивали новую жертву. Им требовалось время, чтобы ощутить, что чего-то не хватает, и вновь отправиться на охоту. Должны были пройти месяцы, в худшем случае – недели.
Теперь на счету был каждый час.
Хуже всего было то, что они не знали, какая именно опасность их ждет. Может, это просто пугалка и они себя накрутили. Но в глубине души следователи боялись мощной бомбы.
Через координатора судебной экспертизы Филиппа Николя Людивина договорилась с жандармами и полицейскими, которые организовывали работу с базой САС в Нантере, что ее запрос обработают вне очереди. Также ей будут отправлять копию каждого дела, отобранного аналитиками, чтобы ее группа сразу брала их в работу. Она хотела действовать быстро, но при этом ничего не упустить, не прозевать ни малейшего намека. Опыт подсказывал, что в подобном случае лишняя пара глаз не помешает.
В понедельник утром Людивина принесла из конференц-зала стул и поставила к своему столу напротив себя, а затем освободила место для Марка. Заметив на книжной полке новую игрушку из киндер-сюрприза, она поперхнулась, но не стала ругаться перед своим любовником и лишь испепелила взглядом Сеньона и Гильема. Правда, те ничего не поняли.
Дела приходили на почту весь день.
Сеньон, Гильем, Марк и Людивина распределяли между собой каждую новую партию. Людивина крупными буквами записала маркером на доске все ключевые слова, каждую деталь почерка Рельсового убийцы. На этот раз они не пытались найти их все одновременно, а искали хотя бы одну зацепку, после чего тщательно изучали дело и оценивали, мог ли их маньяк совершить подобное преступление. Если мог, дело оказывалось в стопке Людивины, и она, будучи криминальным аналитиком, вчитывалась, разбиралась в деталях и принимала окончательное решение.
Искалеченные, замученные женщины. Расчлененные тела. Порой совсем дети. Посмертные изнасилования. Удаленные внутренности. Замысловатые удушения с помощью немыслимых инструментов и приемов. Все, где фигурировали срезанные ногти и волосы, дезинфекция трупов, моющие средства, близость железных дорог, сомнительные самоубийства на рельсах без свидетелей, жестокие изнасилования с удушением… Список был длинным, но Людивина не хотела рисковать. Она видела, что Гильем настроен скептически. Даже Марк склонялся к версии с тюрьмой, которая объясняла долгое затишье между двумя убийствами. Но нельзя было ничего упустить. Они должны были прошерстить абсолютно все. Даже если ничего не найдут, это тоже станет хорошей подсказкой.
Во время дневного перерыва Сеньон воспользовался тем, что Людивина одна наливала себе кофе в комнатенке, служившей им кухней, и спросил:
– Признавайся, что у вас с Марком?
Людивина боялась этого весь день. Сеньон слишком хорошо ее знал и не мог не заметить.
– О чем ты? – с невинным видом попыталась отмахнуться она.
– Ты усадила его за свой стол, вы перешли на «ты». Не рассказывай мне сказки, я заметил, как вы строите глазки друг другу! Черт, Лулу, вы что, переспали?
– Тсс… тише ты. Только не читай мне мораль, я уже большая девочка.
– Да, но он же ГУВБ… плюс мы вместе работаем. Умеешь ты все усложнить!
– Расслабься, мы не собираемся пожениться, просто провели ночь вместе.
Брови Сеньона взлетели вверх.
– Мы с Летицией уже сто лет ждем, что ты найдешь себе парня, сто лет договариваемся выпить шампанского в честь этого. И вот ты его наконец-то нашла, но выпить совсем не хочется!
– Ой, да перестань. Не настолько же все плохо. Только не говори Летиции, иначе она тебя заставит притащить меня к вам на ужин и выудит все подробности.
– Ты ж меня знаешь, я ничего не могу от нее утаить. У нее встроенный радар, она всегда знает, когда я что-то скрываю. Так что ты попала. Нет, это ж надо… парень из ГУВБ. Ну ты даешь!
Сеньон хохотнул.
В тот же вечер позвонила Летиция, которой хотелось узнать все в мельчайших подробностях, и настойчиво позвала Людивину на ужин. Когда надо было что-то выведать, жене Сеньона не было равных, и это стало предметом шуток в группе: если подозреваемый молчал во время ареста, все просили Сеньона вызвать жену. Так что Людивина отправилась на допрос, но она ничего не скрывала от друзей и не стеснялась, поэтому выложила все детали романтического вечера. Ей это даже понравилось. Когда Сеньон понес на кухню грязные тарелки, Летиция выспросила у нее интимные подробности. Вернувшись домой, Людивина испытала давно забытое чувство, что все хорошо. Личная жизнь наконец-то стала нормальной и полноценной.
А профессиональная жизнь была на пределе, в борьбе с истинным ужасом.
В тот вечер она собралась вернуться в казарму и поработать еще, но запретила себе это делать. Остальные следователи умели разделять личное и профессиональное: в работу они погружались с полной самоотдачей, но дома превращались в отцов семейств и любящих матерей. В жизни должно быть место всему, она больше не может отдаваться работе целиком. Нельзя все время думать о потенциальных жертвах.
Ее собственная жизнь тоже имеет ценность.
Во вторник вечером Марк предложил заехать к ней и приготовить вместе ужин. Она согласилась со счастливой улыбкой. Они занялись любовью, так и не добравшись до десерта, и он остался у нее на всю ночь.
В среду у Людивины было прекрасное настроение.
Несмотря на искаженные болью лица, полные смерти глаза, моря крови.
Они переходили от дела к делу, но не обнаруживали ничего подходящего.
И вдруг Гильем ближе к вечеру поднял руку, дочитав лежащее перед ним дело.
– Кажется, я нашел, – сообщил он.
При этих словах все замерли и обернулись к нему.
– Анна Турбери, тридцать два года, – объявил Гильем, – обнаружена мертвой в пруду в Сен-Кантене всего год назад. Вероятно, изнасилована.
– Почему ты считаешь, что это он? – поинтересовалась Людивина.
– Там неподалеку, в Траппе, железнодорожное депо, – вспомнил Сеньон.
– Нет, с поездами не связано. Чужих ногтей и волос тоже нет… Но причина смерти – асфиксия, вызванная хомутом, который нашли на трупе. Ее бросили в пруд еще живой, в легких обнаружили воду.
Людивина откинулась на спинку кресла, задумчиво покусывая шариковую ручку.
– Время подходящее, – согласилась она, – изнасилование как мотив, хомут для удушения. Но в остальном не похоже на почерк нашего убийцы.
– Географическая привязка, – напомнил Сеньон. – Убийство произошло к юго-западу от Парижа, то есть это запад, недалеко от места жительства первых двух жертв. Если он привязан к территории, то это дело тем более подходит.
Людивина согласилась.
– Я запрошу дело целиком, а мы пока продолжим. Возможно, были и другие преступления. Ищем изнасилования с удушением, даже вручную – вдруг он решил попробовать физический контакт с жертвой в момент смерти, проверить, понравится ли ему, хотя я и сомневаюсь.
На следующее утро Людивина магнитами прикрепляла к настенной доске фотографии с места преступления, когда в их небольшой кабинет, где пахло амброй от ароматической свечи, вошел Марк.
– Думаешь, это его рук дело? – спросил он, целуя ее.
Этот неожиданный поцелуй удивил девушку, но она охотно на него ответила.
– Не могу решить, – призналась она, повернувшись обратно к доске. – По версии следствия, убийца весьма рационален. Анна Турбери гуляла вечером у пруда, где в это время почти никого не было. Местность лесистая, скрыться легко. На нее напали прямо там, явно изнасиловали, хотя труп какое-то время пролежал в воде и наверняка утверждать нельзя, задушили хомутом и бросили в воду. Она захлебнулась и утонула. Диатомовые водоросли в легких такие же, как в пруду, где ее нашли. А значит, на нее напали именно там.
– Многое не совпадает с предыдущими убийствами.
– Да. Он ее не похищал, не провел «защитного ритуала», как я это называю, то есть не смыл следы. Место убийства совпадает со сценой преступления, – короче, совсем не в стиле Рельсового убийцы. Вдобавок на этот раз он оставил хомут на шее жертвы, чего раньше никогда не делал!
– Расследование ничего не дало?
– Хомут самый обычный, такой можно купить где угодно, в том числе за границей через интернет, что обидно. Нормальных отпечатков нет, и на земле тоже: в ночь перед тем, как ее обнаружили, шел дождь. Конечно же, на веревке нет ДНК, точнее, полицейские нашли один образчик, но он ни с кем по базе не совпадает. Попасть к пруду можно только с платной парковки, полицейские проверили по камерам всех, кто въезжал и выезжал в день смерти, за день до смерти и на следующий день. Они даже сверили имена владельцев машин, которые опознали по номерам, с реестром насильников. Ноль без палочки.
Марк подошел к доске и принялся рассматривать фотографии.
Анна Турбери лежала на спине: тело выловили из пруда и положили на траву. На ней была темная футболка с гигантским белым якорем, нижняя часть тела полностью обнажена. Она казалась неестественно бледной. Жестокая смерть забрала всю ее красоту. Это была уже не женщина, а просто труп со всеми страшными деталями. Губы приоткрыты, веки приподняты, словно ее сфотографировали во время разговора. Тонкая темная линия перечеркивала горло так глубоко, что по фотографии невозможно было понять, чем именно ее задушили. На других снимках крупным планом виднелся пластиковый хомут, прорезавший кожу и глубоко впившийся в плоть.
Хомут окружали десятки глубоких царапин.
– Она сорвала несколько ногтей, пытаясь просунуть под него пальцы, – печально пояснила Людивина. – Эти штуки крайне опасны. Как только язычок зацепился за крепление, назад дороги нет, хомут нужно разрезать, иначе его не снимешь. К тому же они прочные. Если нет ножниц, а силы закончились, надеяться не на что.