Сеньон вопросительно качнул подбородком, спрашивая у Людивины, что она думает делать. Он указал на дверь.
Она помотала головой.
Слишком опасно.
Она чувствовала, что одна непременно решилась бы. Но не с Гильемом и Сеньоном. Это безумие. Да она и не могла больше вести себя безрассудно. Необдуманные решения остались в прошлом.
Отступить и оцепить периметр.
Она услышала шум в комнате, затем узнала характерный щелчок зажигалки.
Он что-то поджег!
Первое, о чем подумала Людивина, – фитиль. Он их всех взорвет.
– На улицу! – крикнула она коллегам.
Едва они дернулись с места, как за дверью раздался выстрел. Один. Затем сильный удар. Что-то упало.
И тишина. Из-за двери больше ни звука.
Сеньон и Людивина переглянулись. Они думали об одном.
– Черт с ним, – бросила она, развернулась и двинулась к двери.
Сеньон мощным ударом ноги вышиб и без того еле державшуюся створку, выставил перед собой пистолет.
Их встретило плотоядное дыхание ада, заставившее отпрянуть.
Языки пламени уже лизали стены на уровне человеческого роста, заполняя комнату удушающим жаром. На полу валялись три пустые канистры – судя по запаху, из-под бензина. Огонь неистово пожирал то, что еще недавно было спальней и кухней.
В центре комнаты, в жадных объятиях огня, лежало тело. Алая гвоздика пробила дыру под нижней челюстью, из нее капала кровавая слеза. Прямо в мозг. И пистолет все еще у него в руках.
Сид Аззела поджег дом и покончил с собой.
Людивина хотела броситься в комнату, схватить труп, вытащить его из огня, но пламя неистовствовало, словно ревнивая любовница, кидалось ей прямо в лицо. Сеньон оттащил ее назад.
Они ничего больше не могли сделать.
Им оставалось лишь смотреть на творение дьявола.
58
Мигалки пожарных машин освещали улицу и собравшихся зевак. Особняк потрескивал, накаляясь, ленты пламени исступленно рвались к небу из каждого отверстия, словно прославляя неведомое, всеми забытое божество.
Слишком поздно, сообщил старший пожарный. Они обильно заливали пожар водой, чтобы не дать огню распространиться, но здание и его содержимое уже нельзя было спасти.
Людивина стояла на пустыре, заменявшем придомовой сад, в стороне от работавших пожарных, чтобы не мешать. Сеньон, уперев руки в бока, зачарованно смотрел на огонь. Гильем с потерянным видом сидел на пне.
– Ты спасла мне жизнь, – прошептал он. – Если бы я остался перед дверью, словил бы пять-шесть пуль, не меньше.
– На тебе был жилет, – попыталась успокоить его Людивина.
– И что с того… Он мог попасть мне в горло, в бедренную артерию – и все.
Людивина положила руку ему на голову:
– Получается, мы квиты?
Гильем поднял на нее глаза, но не смог улыбнуться.
– Он нас ждал, – едва слышно сказал Сеньон.
– Ждал или нет, но он был готов. Он знал, что рано или поздно к нему придут.
– Ты все правильно поняла. Лоран Брак должен был найти доверенного человека, который сделает самую грязную работу. И вот он, этот человек, догорает у нас на глазах.
– Он тоже выполнял приказ, – вмешался Гильем.
– Почему ты так думаешь?
– Из-за выстрелов. Как только он услышал, что мы копы, начал палить как сумасшедший, а потом облил все бензином и выстрелил себе в голову. Четкая последовательность действий, будто он давно готовился. Дождался, когда пламя доберется до него, и только потом застрелился. Приказ был ясен: поджечь нас, если получится, но главное – не попасться нам в руки живым. И да, он немного поторопился.
– Дилетант, – подытожил Сеньон. – Если бы он постарался, мог бы обставить все получше и грохнуть всех нас.
– Да. Он все делал быстро, стремился успеть главное – убить себя. Чтобы мы ни при каких обстоятельствах не смогли заставить его говорить.
Сеньон шумно выдохнул. Он был расстроен и зол.
– И он справился с задачей…
– Нужно забрать труп и взять ДНК, – решительно заявила Людивина. – Найти родственников Сида Аззелы, взять образцы ДНК для сравнения, убедиться, что сгорел именно он. Мы разберем по кирпичикам всю его жизнь. Восстановим маршруты, расходы. Это он создал ячейку по приказу Брака. Он – последнее звено на пути к ним. Дело срочное и важное, так что мы возьмемся за него завтра же, несмотря на выходные. Жаль, что вы не побудете с семьями, но делать нечего.
В глубине души Людивина мало на что надеялась. Все было подготовлено так тщательно, что можно было не рассчитывать на ошибку. Но проверить стоило. Больше ничего не оставалось.
Сеньон мрачно кивнул, не сводя глаз с пожарища.
Поздно вечером позвонил Марк узнать, как дела. Людивина уже часа два смотрела салафитские пропагандистские видеоролики, пытаясь лучше понять, с кем имеет дело, и ей уже это осточертело, она была подавлена. Предложила Марку заехать к ней, они поговорили, поднялись в спальню и медленно, нежно занялись любовью. Людивина этого опасалась. Да, голый мужчина не успел ее изнасиловать, но его мотивы и близкая смерть не шли из головы: она боялась, что от прикосновений Марка только содрогнется и расплачется. Но вышло иначе. Она с удивлением поняла, что сполна отдалась наслаждению, отвлеклась от всего мира, отдавая себя и забирая обратно, и кончила, в первый раз тайком от Марка, словно на пробу, а потом еще раз, вместе с ним. Сладкая умиротворяющая ночь, в которой жар любви сменила зимняя прохлада, заставившая их плотнее прижаться друг к другу, слиться во сне, дышать друг другом, а утром, едва встав с постели, они ощутили, что уже скучают, что им снова хочется прикосновения.
Утром, пока Марк на кухне готовил кофе, в гостиную вошел Сеньон.
– Гильем поехал в институт судмедэкспертизы, проследить за взятием образцов ДНК, – сообщил он. – Мне кажется, он хотел взглянуть на труп. Чтобы переварить свой страх.
– Он поехал один? – забеспокоилась Людивина.
– С Магали.
– Вам удалось что-то найти на месте? – спросил Марк.
– На пепелище работают криминалисты. Наши коллеги из ПО, Бен и Франк, тоже там. Скоро узнаю подробности, но вряд ли они что-то найдут, там все сгорело дотла.
– Вы будете проверять окружение погибшего?
– Мы с этого начнем. Он оставил в ФСИП и на бирже труда свой номер телефона, мы изучим его звонки, сообщения и онлайн-активность, может, найдем что-то интересное. Но я ни на что не надеюсь.
– Знаете название его мобильного оператора?
– Я еще не смотрел, а что? – ответил Сеньон.
– Будем надеяться, что он из тех, кто позволяет проверить их базовые станции и узнать, подключался ли к ним конкретный номер. Тогда, даже если он никому не звонил, мы геолоцируем его маршрут за последние недели.
Людивина кивнула, но тут же заметила:
– Все члены группы Фиссума принимали меры предосторожности – вряд ли этот человек допустил промах.
– Он не прошел обучение у Фиссума, его нанял Брак. То, как он вчера спешил, говорит о том, что он не профессионал. В любом случае нам нужно немного везения, иначе ничего не получится. Я займусь его телефоном, пока вы работаете на месте.
Людивина и Сеньон кивнули, допили кофе и вышли на улицу, под свинцовое небо. Осень долго собиралась, но теперь хотела наверстать упущенное и рассыпала повсюду намеки на суровую зиму.
Чуть дальше по бульвару деревья уже украсили к Рождеству, и Людивина подумала, что у них совсем мало времени. Марк боялся, что ячейка начнет действовать до праздников, а Людивина считала, что конец года – самое подходящее время для теракта, самое символичное. Взорвать бомбу в Рождество. Разорвать всем сердце.
Стены домов на бульваре были оклеены предвыборными плакатами, большинство оказалось исписано провокационными и расистскими лозунгами.
– Это все плохо кончится, – с досадой пробормотала она.
– Нет, Лулу, мы доберемся до них раньше.
– Я не об этом. О нашей стране, обо всем мире.
– Что такое?
– Разве ты не видишь параллели между исламизмом, пришедшим к власти, и замученными политикой европейскими странами? Возьми сторонников ИГИЛ или салафитов, кричащих о том, что арабские мусульманские страны уже все перепробовали, от колониального рабства до демократических режимов, свободных, но извращенных современными ценностями, или диктатуры, – и ничего им не подходит. Единственный период в истории, когда их народы процветали и даже доминировали в мире, – это эпоха, когда они подчинялись основным ценностям Корана. Поэтому исламисты и твердят, что силу имеет только их конституция. Создав ее, они меньше чем за два столетия завоевали территории от Индии до Атлантики. Меньше чем за двести лет – во времена, когда люди передвигались верхом… Вот о чем вспоминают исламисты. Их сила – Коран, и ничто иное. «Вернитесь к основам, и Бог снова нас защитит». А что в это время происходит в Европе? Процветают крайне правые партии. И что они говорят? Ровно то же самое! Они утверждают, что мы все перепробовали, что ни один подход – ни левый, ни правый, ни даже центристский – не годится, что пора решиться на настоящие перемены, смело вернуться к истокам западных ценностей. Да сколько можно? Это сходство меня бесит. В обоих случаях всем правит не разум, а страх и разочарование. Мы – очевидцы столкновения культур, и каждый реагирует одинаково: мы замыкаемся в себе. Различия нас не обогащают, нет, – с каждым новым терактом они все больше отталкивают нас друг от друга, но всем на это плевать.
– Ничего подобного, есть те, кто открыто говорит о братстве, взаимопонимании, толерантности, любви… Вспомни многотысячные демонстрации после терактов! Если это не коллективное послание…
– Шок действительно заставляет шевелиться, но дай обыденности время, и она вновь вступит в свои права. Просто дождись выборов… Вот правда, Сеньон, наш мир теряет ориентиры. Он гибнет от страха!
Темнокожий гигант приобнял ее за плечи, как старший брат:
– Ты испортила мне весь настрой, спасибо.
День оказался таким же, как и это мрачное утро. Хмурым, бесконечным и неплодотворным. Они нашли отца Сида Аззелы – мать давно умерла – и сообщили, что, предположительно, его сын погиб накануне ночью. Казалось, эта новость не слишком его расстроила. Они с сыном не общались, отец вел себя крайне сдержанно, без эмоций. Жандармы взяли у него мазки изо рта, чтобы сравнить его ДНК с ДНК обгоревшего трупа, а затем, с его согласия, осмотрели квартиру. Ничто не указывало на то, что старик делил кров с кем-то еще. Затем следователи связались с четырьмя братьями и сестрами Сида Аззелы и встретились с тремя из них. Те проявили куда больше эмоций, чем их отец. Людивина настойчиво повторяла: они лишь предполагают, что Сид мертв, но не уверены на сто процентов. З