– Да, мы все сделали. Живым его не возьмут.
– А вы сами?
– У нас все есть. Ахмед встречался со своим поставщиком, забрал оружие и патроны, их привезли с Балкан, канал налаженный, товар хороший.
– Когда вас проверяли?
– Полгода назад, как мы и планировали.
– Хорошо. Если бы тогда за вами установили слежку, вас бы сегодня здесь не было.
Абель поднял руку, словно на уроке:
– Мм… а мы точно попадем в рай? Мне казалось, Коран запрещает самоубийства…
– В Коране не говорится о самоубийстве, но хадисы говорят, когда умираешь во имя Аллаха и забираешь с собой куффар, то не совершаешь самоубийство, а становишься шахидом. Ты знаешь, что мучеников ждут в раю семьдесят две юные девы. «Никто из тех, кто войдет в Рай, не пожелает возвращаться в мир дольний, даже если предложат ему все, что есть на земле, никто, кроме шахида, ибо, увидев, какая честь ему была оказана, он захочет вернуться и быть убитым еще десять раз»[30]. Твоя жизнь – испытание, лишь смерть будет вечной великой наградой тем, кто ее заслужил. Зачем ждать и грешить, зачем рисковать попасть в ад, если можно открыть двери к вечному блаженству? Ты сделаешь это ради себя, ради уммы, ради братьев-мусульман, ради того, чтобы спасти наших детей от гнета западного мира, который есть творение шайтана, дьявола, ради процветания законов ислама, ради их соблюдения. Ты сделаешь это ради Господа. Неверные называют вас террористами, радикалами, но на самом деле вы избранные – вы осознали, что происходит в мире, и подчинились истинному закону, шариату. Вы стали моджахедами. Гордитесь этой честью, заслужите ее – идите до конца! Тогда вы выдержите испытание жизнью на земле, и Аллах одарит вас своей вечной милостью. Докажите, что если неверные любят жизнь, то мы любим смерть.
Казалось, Абеля успокоили эти слова. Он живо кивнул, но тут же задал новый вопрос:
– А… я хотел узнать… вы сами где будете? Когда мы отправимся в рай.
– Когда вы, воины Аллаха, посеете ужас в телах и душах неверных, я стану лучником, что вонзит стрелу прямо в сердце врага. А теперь, братья, преклоним колени во имя общего дела.
Муса охотно согласился. Абель словно в чем-то сомневался. Он несколько раз поджал губы.
– Думаете, у нас все получится? – наконец выпалил он.
Джинн одарил его своей змеиной улыбкой – льстивой, гипнотизирующей.
– Конечно, друг мой. У нас все получится, и куда лучше, чем у множества наших предшественников. Более того, мы откроем путь сотням последователей. Наше дело велико, мы обязаны действовать, чтобы его поддерживать. Было одиннадцатое сентября, теперь – мы. Образец, источник вдохновения, больше того – необходимость, которая подтолкнет толпы наших нерешительных братьев. Сложное, символичное деяние ободрит сотни «одиноких волков», как они сами себя называют, и их бесконечные удары посеют бесконечный ужас. За это нас будут прославлять до скончания веков.
Юноши обняли друг друга за плечи, вдохновленные словами и тоном Джинна. Он с улыбкой наблюдал за ними. Затем Муса указал на угол мастерской:
– Мы будем счастливы помолиться вместе с вами.
Джинн взглянул на часы. По его меркам он слишком задержался, но юноша настаивал, и он согласился. Они виделись в этом мире в последний раз, он мог позволить себе насладиться этим моментом. К тому же им следовало возблагодарить Бога за Его милосердие, пообещать Ему, что скоро все они будут рядом с Ним.
Они прославят Его имя, Его величие словами, начертанными кровью.
Его имя столь прекрасно, что для его прославления не хватит крови во всей стране.
61
Ночь издевалась над нею, норовила вырвать из рук тонкую нитку сна, чуть только Людивине удавалось ее ухватить. Нить скользила сквозь пальцы, и Людивина мысленно бежала и бежала вперед, пытаясь ее поймать.
Шли часы, и вот уже за окном медленно зашевелился рассвет. Окончилась бессонная ночь.
Черная ночь.
Под цвет мыслей.
– Не можешь заснуть? – прошептал Марк, лежавший с открытыми глазами.
– Прости, я слишком много верчусь?
Он сжал губы, словно показывая, что это не имеет значения.
– Не думаю, что я смогла бы делать твою работу, – тихо призналась она. – Это постоянное давление…
– К нему привыкаешь.
– Не знаю… Только я отвлекаюсь от работы, как чувствую вину. Словно бегу от самой себя… Если эти психи начнут действовать, если погибнут люди, я никогда себе не прощу.
– Ты за свою карьеру уже выслеживала уродов, и они убивали, пока ты их искала. Ты смирилась. Это не твоя вина, хотя ты всегда можешь упрекнуть себя в том, что не успела им помешать. Но ты их искала и сумела остановить. Я часто думаю о том, сколько жизней не спас. В такие минуты я пытаюсь представить, сколько жизней я все-таки спас. Это нелегко, но такова моя роль. Для защиты общества нужны люди вроде нас с тобой.
Людивина знала, что он прав. Она и сама считала себя Ночным Стражем, который хранит простых смертных от Зла, пока те живут обычной жизнью, даже не подозревая о том, что ходят по краю пропасти.
Она повернулась и уставилась в потолок.
– Мои психи мне нравятся больше, чем твои. Я их лучше понимаю.
– Террористы в большинстве случаев не психи, что еще страшнее. Маргиналы, неудачники, жертвы манипуляций, разочарованные, идейные – но не безумцы. Помимо отдельных терактов, у них есть штаб, есть план, общее видение, стратегия.
– Ты словно говоришь о войне.
– Через несколько десятков лет в учебниках по истории напишут, что третья мировая война началась 11 сентября 2001 года.
– Третья мировая война? Серьезно? Ты правда так думаешь?
– Она не похожа на прежние войны, но да. Военные действия идут в Ираке, Сирии, Мали, Сомали, Йемене… Плюс точечные атаки – во Франции, Бельгии, Англии, Испании, США, Ливии, Индонезии, Афганистане, Пакистане и так далее. Мы живем в условиях постоянной осады, и мы уже привыкли. Армия патрулирует наши улицы, вокзалы, охраняет школы. Как только мы решаем где-то собраться, нас обыскивают, и это кажется нормальным. Мы знаем, что в любой момент в любом месте может раздаться взрыв, мы думаем о терактах, когда едем в метро или в поезде, идем за покупками или на праздник. Поначалу страх сидел где-то глубоко внутри, но со временем мы к нему привыкли – как привыкают жители воюющей страны. Мы живем с ним. Человек удивительно легко привыкает. Мы живем так, как живут во время войны. Говорим так, как говорят во время войны. Даже террористы утверждают, что они лишь сопротивляются оккупации Запада…
– Да, но не третья же мировая…
– Сегодня наши враги – это «Исламское государство» в Ираке и Сирии, «Боко харам» в Центральной Африке, «Аш-Шабаб» в Африканском Роге, АКИМ в Магрибе. Есть еще «Талибан», о котором меньше говорят, но он постоянно действует в Афганистане и Пакистане, «Кавказский эмират» близ России, «Абу Сайяф» в Азии и так далее… Формируются небольшие исламские государства, сотни тысяч вооруженных мужчин и женщин по всему миру. В нашу коалицию, призванную им противостоять, входит порядка шестидесяти стран, которые воюют уже много лет, и этой войне не видно конца. Сначала «Вооруженная исламская группа», потом «Аль-Каида», теперь ИГИЛ, завтра кто-то еще: меняются лишь названия, идеология остается. Я вижу противостояние мирового масштаба, в котором с обеих сторон участвуют целые армии и от которого страдает гражданское население. Кто знает, к каким результатам оно приведет?
Людивина разглядывала пятно на потолке, слушая тихие слова своего партнера. Чем дольше она смотрела на пятно, тем больше оно расплывалось. В какой-то момент на белом потолке осталось только оно.
– Думаешь, они могут расширяться? – шепотом спросила она.
– Не знаю. Даже если удалось бы решить проблему на месте военным путем, а это непросто, нынешний конфликт объединяет тысячи джихадистов во всех уголках планеты. Даже если мы уничтожим ИГИЛ и их союзников, эти люди никуда не денутся. Некоторые выжившие вернутся в родные страны, обычно отсидев в тюрьме, а кто-то доберется тайком, – так вот, эти выжившие будут опасны для мирового сообщества. Они останутся экстремистами и продолжат свою подрывную деятельность. И я уверен в том, что возникнет целая сеть, база данных членов этой сети – вроде той, которую создал бен Ладен во время афганской войны, база данных боевиков-джихадистов со всех концов света. Она и породила «Аль-Каиду». Еще раз повторю: мы вряд ли сможем победить военным путем, а если вдруг сможем, проблемы отнюдь не исчезнут. Просто появится «Аль-Каида II» или ее аналог, возможно более сильный, модернизированный, который рассеется по планете и в любой момент ударит каким-то новым способом. И если мы ничего не предпримем, они так и продолжат планировать атаки на своих базах, вербовать новых людей с помощью отлаженной пропаганды и расширяться.
– Это никогда не кончится…
– Это точно продлится долго. И нам придется быть сильными. Поскольку, как следует из названия, цель терроризма – терроризировать, ужасать, разобщать, заставить нас реагировать нутром, руководствоваться страхом, а не разумом. Чем больше на нас нападают, тем настойчивее придется бороться с этим инстинктом. И тем будет сложнее. Именно этого они добиваются. Они хотят сбить нас с пути. Раздробить, сделать легкой добычей.
Людивина стиснула зубы. Она едва не разрыдалась от слабости и усталости. Травма от нападения обострила чувствительность к тревогам, внезапным, словно лавина. Голый мужчина, смерть, психологическое насилие – силы уходили на борьбу с этим, и теперь, в момент откровенности, навалились другие страхи, более актуальные.
Она вытерла щеки ладонью, но ком в горле остался. Нужно было его выплеснуть.
– Иногда я чувствую этот страх, о котором ты говоришь… я боюсь, что этот конфликт кардинально изменит наше общество. Двадцать первый век начинается с глобального кризиса – экономического, социального, демографического, миграционного, кризиса идентичности… под угрозой оказалась даже целостность нашей планеты. Я боюсь, что все эти страхи заставят нас наделать много глупостей. Если говорить только о терроризме, то какие страны меньше всего от него страдают? Диктатуры. Государства, где не утруждают себя поиском доказательств, где достаточно малейших сомнений, чтобы устранить угрозу, противника, где можно бросить в тюрьму или уничтожить любого, кто вызывает подозрения, где законы нужны не для того, чтобы защищать свободы граждан, а для защиты системы, где во имя безопасности допускаются любые виды слежки, любые методы. И сегодня, в столь тревожное время, как бы население демократических стран не решило, что перед лицом безжалостного противника нам следует стать жестче, избрать авторитарных глав государств, а те не побоятся заявить, что должны обеспечить безопасность любой ценой. Я не говорю, что это случится завтра, но в этом и состоит знаменитый принцип лягушки: если бросить ее в кипящую воду, она выскочит и спасется, но если опустить ее в холодную воду, которая станет постепенно нагреваться, то лягушка поймет, что вода кипит, когда будет уже поздно. Сейчас и крайние правые, и крайние левые получают невиданную поддержку, уровень их одобрения растет. Ид