— Ты сердишься!
— Еще бы… — буркнул под нос Рей, прекрасно понимая, что она все равно услышит.
— Понимаю твое раздражение, — сказала она. — Дело в том, что мы с тобой не справились бы с расследованием своими силами. Нам нужна помощь, однако это вовсе не значит, что я обойдусь без тебя.
— И на том спасибо!
— Нет, погоди! Рей, ты единственный, в ком я уверена на сто процентов. Не хочу показаться бесчувственной дубиной, ноя действительно лично слежу за всем, что делается в управлении, включая подчиненных. Только не за тобой! Знаю, у тебя все в порядке к ты еще ни разу меня не подвел. — Грин смущенно отвел взгляд. — Рей, по-моему, это называется доверием! Если ты думаешь иначе и считаешь, что я тобой пренебрегаю, пожалуйста, прости.
Он сконфуженно потянул за дверную ручку, не смея поднять глаза.
— Ладно, — буркнул Рей, — спасибо за откровенность, но мне пора домой ужинать. Увидимся у Джеймса!
Сбитый с толку, Грин вышел из кабинета, а Хейзел вернулась за свой стол. Обертка от шоколадки лежала прямо на полу, за мусорной корзинкой. Интересно, нарочно он забросил туда чертову бумажку или нет? После сегодняшнего спора придется каждый раз доискиваться до истинного смысла каждого слова, сказанного Реем. Она задумчиво рассматривала столешницу.
Сумели ли они с Грином понять друг друга? В одном Хейзел не сомневалась — Грин не поехал домой. На ипподроме в семь вечера прямая трансляция лошадиных бегов из Флитвуда.
Она взглянула на часы: почти шесть. Захотелось выпить и перекусить огромной порцией картофеля. Хейзел уже набрала домашний номер, чтобы договориться с Эмили об ужине и выторговать у строгого диетолога хотя бы вареную картошку, но вдруг вспомнила, что сегодня последняя пятница месяца. В этот день у матери собираются друзья и играют в покер, а она ужинает в одиночестве и вне дома.
В девять утра Эмили еще спала. Что ни говори, а мать умеет расслабиться вечером в пятницу куда лучше дочери. Эмили Микаллеф знает толк в вечеринках! Хейзел подозревала, что игра в покер нередко сопровождается распитием виски. Недаром в последнюю субботу каждого месяца мать встает позже дочери.
Выходной обещал стать убийственно скучным. Специалист из Оттавы приедет только к вечеру, и до этого времени Хейзел оставалось лишь наслаждаться одиночеством. Она включила кофеварку и переоделась в спортивный костюм. Хейзел давно перестала заниматься бегом из-за болей в спине, но в утреннем моционе на свежем воздухе себе не отказывала, иначе быстренько перестанешь влезать в одежду.
Проехав к озеру Литл-Басс, она быстрой походкой направилась по тропинке, ведущей к берегу. Прелая пожухлая листва окаймляла дорожку с обеих сторон, собранные в огромные кучи листья походили на медные, с бронзовым отливом курганы. Пахло поздней осенью: ушла в небытие легкая свежесть сентября, и воздух пропитался давящей промозглой сыростью ноября. Зимой все оцепенеет и застынет в морозной тишине до весны. А ведь еще месяц назад из-за буйства красок казалось, что лес охватило пламя. Теперь оно угасло или его просто залило осенними дождями.
Вдоль немощеной улицы стояло всего несколько домов, их и соседями не назовешь. В коттеджах вряд ли найдется окно, в которое видно хоть что-нибудь, кроме деревьев. Солнце светило ярко, но воздух уже наполнился прохладой. Хейзел спрятала заледеневшие руки в карманы теплой куртки, надвинув шапочку пониже на глаза. Где-то за поворотом слышалось урчание работающего двигателя.
Прошло более трех недель с тех пор, как Хейзел разговаривала с дочерьми. Эмилия сейчас живет с новым мужем в Дельте, в Британской Колумбии. По рассказам дочери, муж все время вызывает у нее трепет, чего Хейзел никак не могла понять. С Эмилией у нее не сложились теплые отношения, она видела, что дочь больше тянется к Эндрю, но желания удостовериться в своих подозрениях у Хейзел не возникало. Возможно, счастливое замужество старшей дочери наводило ее на мысли, что отец стал жертвой, а главной виновницей развода является мать. Хейзел, кстати, и не отрицает своей вины — просто не хочется, чтобы дочь сказала об этом прямо.
А вот с младшей дочерью они не разговаривали с тех пор, как Марта позвонила и, заливаясь слезами, рассказала о разводе со Скоттом. Хейзел тогда не знала, как утешить тридцатитрехлетнюю дочь. Она сама не верила во второй шанс в жизни и понимала, что обижает Марту молчанием, но не могла сказать ни слова в утешение. Марта, словно изнеженное растение, нуждалась в свете и воде, то есть в любви и ласке. Хейзел оставалось лишь надеяться, что дочь общается с Эндрю и находит утешение у него.
Ее собственная мать никогда не проявляла телячьих нежностей, и Хейзел тоже научилась скрывать свои чувства. Став взрослой, она не считала себя ущербной из-за недостатка ласки. Впрочем, у окружающих могло сложиться иное мнение. Как укор, ей вспомнилось залитое слезами лицо младшей дочери с голубыми прожилками вен, виднеющихся сквозь тонкую кожу и напоминающих следы от текущих слезинок.
Хейзел завернула за угол и увидела, как на лужайке женщина орудует машинкой для сдувания листьев. Листья взлетали в воздух ожившими стайками, а женщина сдувала и сдувала их с огромного оранжевого брезента на автомобиле. Проходя мимо, Хейзел помахала незнакомке рукой. Ее собственный дворик всегда ухожен и чист, но она не знает, кто там наводит порядок — толи мать справляется сама, то ли нанимает работников. И дело не в тяжелой службе, а просто Хейзел перестала обращать внимание на домашние дела с тех пор, как развелась с Эндрю. Как будто от нее исходила тонкая полоска света, которая освещала только предметы на ближнем расстоянии. Это хорошо, если в твои обязанности на работе входит решение различных проблем. Жизнь — дело другое: она обрушивает на тебя сюрпризы со всех сторон. Так что здесь это качество бесполезно.
За последним коттеджем дорога пошла под уклон. Хейзел чуть прогнулась назад и тут же ощутила острую боль в пояснице. Иногда казалось, что вместо спины ей вставили стальную не гнущуюся пластину. Она замедлила шаг, стараясь без нужды не напрягать спину. Деревья полностью скрывали озеро, но тропинка вывела ее прямо на берег. Хейзел нравилось смотреть на водную гладь, меняющуюся под дуновением ветра и отражающую небесный свет. Озеро казалось живым существом, успокаивающим взбудораженные мысли. Если бы ей захотелось пожить среди бесконечных убийств и городской суеты, она давно нашла бы работу в Торонто. А Хейзел осталась в Вестмьюирском округе. Только он гарантировал упорядоченную спокойную жизнь и всегда оправдывал ожидания — по крайней мере до прошлой недели. И все равно она чувствовала себя обманутой.
Сорок лет жизни она отдала замужеству, чтобы потом собирать разлетевшиеся в разные стороны осколки. Возможно, ноябрьское расследование тоже поставит крест на ее карьере.
Хейзел прошла на один из причалов. Над водой стояла тишина, если не считать плеска волн, ударяющихся о доски мостков. Марта скорее всего еще спит в своей квартирке в Торонто. Заняться нечем, и, чтобы отвлечься от грустных мыслей о том, что случилось, Хейзел представила, как она целый день будет болтаться по дому в одной пижаме. Почему-то эта мысль ее расстроила. Эмилия, наверное, тоже еще в кровати, но тут Хейзел решила подумать о чем-нибудь другом и сошла с мостков на берег.
К тому времени, когда Хейзел вернулась, ее старенькая мама, королева вечеринок, по-прежнему валялась в постели, а в доме приятно пахло свежезаваренным кофе. Она налила себе самую большую кружку. На часах еще только девять тридцать. Хейзел решительно набрала номер Марты и дождалась, когда в трубке послышался печальный голос дочери.
Выходной закончился в три часа дня. Хейзел в первый раз за месяц хозяйничала на кухне и варила овощной суп на курином бульоне. Эмили с подозрением отнеслась к ее инициативе и лишь ехидно поинтересовалась, что за зелье из глаз тритона собирается сварить ее родная дочь. Что поделать, если не часто доводится кухарничать! И тут позвонил Уингейт.
— Нашли еще один труп, — сообщил Джеймс. — В этот раз священник из Нью-Брансуика.
— Думаешь, один из наших? — уточнила она.
— Констебль Эштон получил фотографию по электронной почте. Явно работа Усыпителя!
— Надо немедленно передать фотографию Марлен Тернбулл!
— Я уже показал ей, босс. Надеюсь, вы не рассердитесь на мое самоуправство?
Хейзел пришлась по нраву расторопность молодого сотрудника, однако вслух она ничего не сказала.
— Скорее всего… — Уингейт запнулся — видимо, сверялся с записями — и уверенно продолжил: — Священник Прайс произносит глухой фрикативный согласный звук.
Хейзел принялась отскребать овощи со дна кастрюли, а кулинарный эксперт в лице мамы, не отрываясь от телевизора, заявил: — Пахнет горелым!
— Знаю, мама, — с досадой в голосе ответила дочь.
— Мне позже перезвонить? — осведомился Джеймс, определив по голосу шефа, что звонит не вовремя.
— Не надо. Когда приезжает знакомая Марлен?
— Автобус прибывает по расписанию в пять часов вечера.
— Отлично, вот тогда и перезвонишь. — Хейзел повесила трубку.
Из соседней с кухней комнаты послышался голос Эмили:
— Дорогая, а знаешь ли ты, что говорят о хозяйке, если у нее пригорает суп?
— Даже слышать не хочу, мама!
— Так вот говорят, что она совершенно не умеет готовить! Даже страшно представить, что у тебя получилось вместо супа!
Хейзел содержимое кастрюли мало интересовало. Больше всего хотелось завалиться в кровать, чтобы к вечеру собраться с силами для предстоящей встречи. Выключив плиту, она оставила в покое загубленный суп, поднялась в свою комнату и свернулась калачиком в постели под ворохом одеял. Ноги постоянно мерзли, несмотря на груду одеял, поэтому Хейзел всегда ложилась спать в носках. Стоило ей задремать, как в дверь постучали.
— Бог мой! Что еще случилось? — разозлилась Хейзел.
— Офицер Уингейт интересуется, к какому времени им ожидать тебя, — сообщила Эмили, заглядывая в комнату.