Хейзел медленно повернулась к ступеням и осторожно стала подниматься по лестнице, стараясь не сгибать больную ногу. В подвале стоял полумрак, было темно и свежо. Мелькнула соблазнительная мысль поспать пару часов в одной из камер, но Хейзел не поддалась ей и поднялась вверх по лестнице. В коридоре поджидал взволнованный Уингейт — он смотрел на нее безумными глазами. Не объяснив ничего толком, Джеймс повернулся и направился в приемную. Хейзел, недоумевая, последовала за ним.
В приемной все полицейские были на ногах, словно хотели лишний раз показать ей свое уважение. Правда, они почему-то не повернулись к ней лицом, а двое ребят у входной двери держали в руках пистолеты и целились в сторону стойки дежурного сержанта Уилтона. По ту сторону стойки, чуть разведя руки в стороны, с невозмутимым видом стоял человек, называющий себя Саймоном Малликом. От неожиданности Хейзел показалось, что она действительно спит в камере и видит мучительный сон. Саймон, заметив ее, шагнул вперед.
— Мое почтение, инспектор, — поприветствовал ее он.
В тишине щелкнули затворы пистолетов обоих офицеров, державших преступника на мушке. Хейзел медленно приближалась к преступнику, и воздух казался тягучим, липким сиропом. Сотрудники расступались перед ней, а Хейзел, по-прежнему не веря своим глазам, боялась отвести от Саймона взгляд. Вдруг он исчезнет! Вдруг это всего лишь сон, мираж!
— Опустите пистолеты, — приказала она, повернувшись к нему лицом.
Выцветшие ввалившиеся глаза Саймона, словно желтые топазы, бесстрастно оглядели ее с ног до головы. Правда, где-то в их глубине Хейзел, без сомнения, различила облегчение, появившееся при ее приближении.
— Что ты сделал с моей матерью, Питер?
Он медленно моргнул и поправил:
— Вы ошибаетесь, меня зовут Саймон.
— Что ты с ней сделал?!
— Я приехал на машине, — с невозмутимым видом сообщил он. — Хотите поехать со мной? Буду крайне благодарен, если вы позволите одному из ваших офицеров заковать вас в наручники.
— Наручники не остановят меня, слышишь? Я все равно тебя убью!
— Для нас обоих будет небезопасно, если мы затеем ссору, когда я буду за рулем.
— Где моя мать?
В гробовом молчании Питер скрестил руки на груди. Левая ладонь была туго перевязана бинтом, пропитавшимся кровью. Питер напоминал умирающего ворона, чьи крылья перебиты и изорваны в клочья, остатки перьев взъерошены, и повсюду видны уродливые проплешины.
— Меня, так же как и вас, Хейзел Микаллеф, не устраивает подобный поворот событий, поверьте. Но в данный момент мы отчаянно нуждаемся друг в друге. В любом случае время не ждет и жизнь вашей матери под угрозой, поэтому позвольте любому из офицеров подготовить вас к поездке.
Из-за спины Хейзел неожиданно раздался голос Уингейта:
— Мы не отпустим ее, сэр. Надеюсь, не нужно объяснять причины? Я с удовольствием отправлюсь вместе с вами и выслушаю требования. В наших общих интересах необходимо убедиться, что никто не пострадает.
— Джеймс… — обратилась к нему Хейзел.
Маллик, подняв руку, остановил ее.
— Что за Джеймс? — спросил он.
— Уингейт.
— Ах да! Детектив Уингейт, если не ошибаюсь?
— Детектив-констебль, — уточнил Джеймс, подбираясь ближе к дежурной стойке.
— Вы ведь тоже участвовали в грандиозном захвате в Хамбер-Коттедже?
— Сейчас это не важно!
— Конечно, не важно, — легко согласился Питер. — Вы, наверное, возлагали на ту операцию большие надежды. Так и вижу, как вы залегли в засаде за кустом можжевельника в три ночи, предвкушая предстоящую победу! И каково на вкус разочарование?
— Согласен, мы вас недооценили, — признал Уингейт примирительным тоном. — Что было, то было! За долгое путешествие вы не совершили ни единой ошибки, так почему же хотите сделать это сейчас? Возьмите мой пистолет, наденьте наручники на меня, и я охотно последую за вами.
— Вы действительно сами желаете поехать со мной, детектив Уингейт?
— По-моему, это оптимальное решение.
— Что ж, детектив-констебль, — произнес Усыпитель примиряющим тоном проповедника. — Расскажу, что желаю сделать я. Я вскрою вам живот и на ваших глазах, вынув дымящиеся кишки, переложу их в миску. Впрочем, чтобы вы скорее забыли кровавую сцену, я вдавлю пальцами ваши глаза глубоко в мозг, как втыкают в праздничный торт свечи. — Питер непринужденно улыбнулся Уингейту. — Все еще хотите надеть наручники?
Джеймс, не выдержав гипнотического взгляда Маллика, отвернулся к Хейзел:
— Шеф, вы поставили меня руководить расследованием, и я…
— Джеймс, отдай мне наручники! — перебила его Хейзел.
— Я не могу позволить вам ехать с этим человеком!
Словно заведенная игрушка, Питер Маллик вдруг шагнул вперед и резким движением открыл дверь стойки. Уингейт от неожиданности отпрянул, а Хейзел предупреждающе подняла руку, чтобы полицейские не начали палить из пистолетов.
— Увижу погоню, убью нас обоих, — предупредил Питер. В Подтверждение понадобится?
— Нет, — процедил сквозь зубы Уингейт.
Хейзел протянула руки новому начальнику участка. Джеймс, отстегнув наручники с пояса, надел их на нее и протянул ключ Питеру. В красноречивом взгляде молодого детектива появилась немая просьба о разрешении на дальнейшие действия, но Хейзел осторожно покачала головой. Уингейт сник.
Питер Маллик аккуратно положил ключ в карман и приглашающим жестом протянул к Хейзел травмированную руку. Она покорно подошла к нему.
— Всем доброй ночи! — произнес на прощание Усыпитель.
Глава 25
30 ноября, вторник, 05:30
Не так-то просто запугать детектива Микаллеф! Она выросла на этих дорогах и даже с закрытыми глазами сумеет определить, куда везет ее убийца, по какому окружному пути и какой асфальт шуршит под шинами автомобиля. Пусть хоть полдня едет без остановок в любом направлении, Хейзел и тогда не потеряет ориентиры!
Преступник усадил пленницу на заднее сиденье, посередине, чтобы наблюдать за ней в зеркало заднего вида. Он понимал, что завязывать ей глаза не имеет смысла, так как от ее внимания все равно не ускользнет ни одна мелочь. Они направились на север от города по главной автостраде и ехали не сворачивая почти два часа. Хейзел увидела промелькнувший за окном указатель на Норт-Бей, но преступник свернул на восток, на одну из проселочных дорог. «Похоже, мы едем в Алгонкин-Парк», — решила Хейзел.
Когда машина выехала из Порт-Дандаса, было еще темно, а теперь первые скудные лучики солнца осветили убранные поля. Кое-где виднелись мертвые стебли с колосками, чуть припорошенные снегом, словно чья-то рука набросила на землю линялую шкуру гигантского кролика. Путники проехали через местный заповедник, и преступник свернул на узкую колею. Ветки растущих вдоль дороги деревьев балдахином свисали над дорогой.
Питер вел автомобиль на предельно допустимой скорости. Он вел себя сдержанно и не делал лишних движений. Даже правая, нетравмированная рука двигалась с трудом и больше напоминала бревно, а не живую плоть. Кожа на фалангах пальцев пожелтела, а выступающие на шее позвонки походили на гвозди, вбитые в старое дерево. Неужели судьба Хейзел находится в руках этого иссохшего скелета? Что ждет ее в конце пути? Надежды найти Эмили живой практически нет. С другой стороны, у Хейзел не оставалось выбора — так ловко Маллик расставил сети. Жива мама или нет, сама Хейзел умрет сегодня вечером! Станет ли ее конец платой за спасение Эмили или искуплением вины перед умершей матерью? Впрочем, не все ли равно? Время не повернуть вспять, и от судьбы не уйти!
Вполне закономерно, что Хейзел оказалась в машине рядом с этим человеком. Да, жизнь вела их разными дорогами, ставила разные цели, но одинаково корежила и ломала, и оба они остались ни с чем. Вот такие похожие судьбы] А теперь их пути-дороги сошлись в одну, и скоро злой рок поставит жирную точку! Усыпитель убьет ее в какой-нибудь глуши, и отнюдь не из милосердия. О какой любви к ближнему можно говорить, если сердце переполнено яростью и скорбью?
Хейзел слегка поерзала на сиденье, пытаясь размять затекшее тело. Запястья по-прежнему были в наручниках. Она просунула палец в одно из колец, надеясь, что Уингейт все же додумался не защелкнуть его до конца. Надежды не оправдались! Наручники надевались под пристальным взглядом Маллика, и еще тогда щелчок возвестил, что руки надежно скованы. Хорошо хоть не за спиной. Делать нечего, остается лишь ждать подходящего случая для атаки!
По дороге путники почти не разговаривали. Лишь дважды Маллик поинтересовался у Хейзел, не холодно ли ей и не хочет ли она пить. Оба раза она не удостоила его ответом. Усыпитель поглядывал на нее в зеркало заднего обзора, и его глаза мерцали в полумраке словно два металлических шарика в глубоких чашах. Других знаков внимания он ей не оказывал, видимо, считая совершенно неопасной.
Проезжая по сужающейся дороге к заповеднику, он заметил:
— Какая все же большая страна.
Его голос прозвучал обыденно, словно таксист решил начать вежливую беседу с пассажирами. Хейзел не удержалась и съязвила:
— Да, пожалуй, на самолете мы добрались бы до места быстрее!
Водитель молчал около пятнадцати минут, прежде чем ответить. Ей даже стало казаться, что короткий обмен фразами состоялся только в ее воображении. Наконец он произнес:
— Если бы люди больше ездили по обширным просторам нашей страны и встречались с ее жителями, скорее научились бы смирению и кротости.
— А вы, Питер, научились?
— Называйте меня Саймоном!
— Саймон мертв, Питер!
Уголки его губ приподнялись в едва заметной улыбке.
— Кстати, отвечая на ваш вопрос, скажу, что все рабы Божьи смиренны перед Господом своим. А я во время долгого путешествия научился кротости и смирению у новых знакомых, став для них утешением.
Хейзел сухо рассмеялась сквозь зубы:
— Вы принесли своим жертвам преждевременную смерть, отравив их последние часы жизни. И это вы называете утешением?