Ольциг продолжал уплетать утку, которую, я даже не успел заметить, когда принесли. Странно, но теперь после этого волшебного выступления меня совершенно не манил запах еды. И даже заставить себя поужинать я не смог.
— По мне сейчас любой трактир, где есть еда, можно назвать лучшим, — с набитым ртом, отчего щеки стали казаться еще круглее, произнес Ольциг.
Я криво улыбнулся и качнул головой. Трудно было согласиться с таким высказыванием после завораживающего пения черноволосой девушки.
Музыканты тем временем снова приготовились играть, и я замер в ожидании.
Певица вышла чуть вперед. Тонкие руки словно описали в воздухе едва различимый легкий узор. Если бы сейчас он засветился каким-нибудь магическим сиянием, меня бы это нисколько не удивило, но ничего подобного не произошло.
Гитара в руках неприметного молодого человека вдруг начала издавать странно диссонирующие между собой звуки, звучание которых заставляло сердце замирать от восхищения. Тонкие хлесткие руки барабанщика ударили по кожаным мембранам, выстукивая причудливый ритм, от которого хотелось или начать и качать головой в такт, или не двигаться вовсе. Я выбрал второе. Удары рук то набирали силу, то слабели.
Подключилась флейтистка. Ее инструмент явил на свет тихую аккуратную мелодию, золотой нитью вплетающуюся в цепь удивительно сочетающихся между собой диссонирующих созвучий…
— Я знаю эту песню! — восхищенно шепнула Филисити, — ее часто пели у меня на родине.
Я чувствовал, что наша проводница обращается ко мне, но не мог среагировать на ее слова, тело словно было уже не в моей власти, и невозможно было заставить себя даже перевести взгляд.
… черноволосая девушка набрала в грудь воздуха. На миг мне показалось, что мы столкнулись взглядами, и моя душа оказалась вывернутой наизнанку. Дыхание и сердцебиение участилось. Музыка проникла внутрь меня и разлилась, полностью подчинив.
Вместе с певицей вдруг запел незаметный музыкант с гитарой. Тот, что отстукивал ритм, тоже подпевал, но лишь изредка. Голос у него оказался низким, хриплым, насыщенным, даже немного агрессивным, что придало песне какого-то незабываемого звучания.
Мелодия наполнила помещение, и тогда… древний язык словно заговорил во мне, полностью раскрыв свою силу:
Estar amra verno or'jian koff
Narra daver tur ime meunt
Dessat'ra jara na para nor
Jinne quana parra fert
Я ахнул от восхищения, стараясь не обращать внимания на резкую боль, внезапно обжегшую затылок. Проклятая мигрень началась совсем некстати!
Зазвучал припев, ножом впившийся мне в затылок. Звенящий и сильный голос певицы словно проникал внутрь меня, почему-то воскрешая в памяти видение, приходящее ко мне уже не первую ночь: шум воды за окном, тени, длинный серый коридор и фехтовальщик в черном камзоле, от руки которого я должен был встретить смерть во сне…
Ритм переливался, сливаясь со словами воедино:
Im amra Otrian Tajr'jara
Borro de lerria
Kemso morregrerrii fara
Hara tut de rev'ja
Я явно почувствовал дрожь, и трясущиеся руки не слушались, как я ни пытался их остановить. Боль в голове усиливалась. Я чувствовал, что бледнею, и где-то в глубине души понимал, что всему виной эта проклятая песня.
На слове "rev'ja" (что бы оно, декс его забери, ни значило) голос певицы словно стал в несколько раз громче, заставляя мой внутренний голос кричать: "я знаю тебя! Я знаю тебя!"
— Райдер?.. — обеспокоенно обратился ко мне Роанар.
Я не мог отвечать.
— Deksaz de Otra'ra rev'jaz-gihrz… Forra rhemendaz de Lun, — снова запела девушка, и на этот раз мне не удалось сдержать стон.
Слова ножами впились в голову, я приложил дрожащую руку к взмокающему лбу, закусил нижнюю губу и вскочил с места. Кажется, кто-то из моих друзей вскочил вслед за мной, но мне было не до того. Едва не столкнув скамью, я направился к выходу из трактира.
Бежать! Бежать, скорее. Нельзя это слышать, это… так больно.
Настигающие меня звуки голоса всаживали в пылающую голову все новые лезвия.
— Tzara dameri de koffian mal… Estar fara heke fert, — последнее тянущееся слово буквально погналось за мной, смешавшись с окликом Филисити.
Зазвучал припев, голова полыхнула болью. Я толкнул тяжелую дверь трактира и бросился бежать без оглядки, не разбирая дороги.
Я пришел в себя от звуков мягкого голоса, произносящего мое имя. Мне удалось открыть глаза, и я увидел над собой возвышающийся шпиль Kastelarrii de Sanade'ja и звездное небо.
Чья-то маленькая нежная рука провела мне по волосам, и я понял, что лежу на спине, а голова покоится на коленях Филисити.
Я вздрогнул, попытался вскочить, но удивительно сильные руки девушки удержали меня на месте.
— Тише, тише, успокойся. Не надо так резко, — произнесла она. В голосе послышалась улыбка. Филисити говорила удивительно тихо. Видимо, решила, что от громких звуков мне может стать хуже. Обычно так и бывает, но сейчас острая горящая боль в голове понемногу утихала, я сумел восстановить дыхание и сесть на широкую ступень собора. Девушка смотрела на меня с сочувствием, и мне захотелось спрятаться от этого взгляда.
— Филисити, — качнув головой, одновременно проверяя, насколько утихла боль, обратился я, — ты… как здесь?..
На мое счастье звуки собственного голоса никакого дискомфорта не причинили.
Девушка улыбнулась — немного виновато — и пожала плечами.
— За тобой побежала, как же еще? Тебя нелегко догнать. Повезло, что здесь ты… остановился.
Я недоверчиво приподнял бровь, и девушка пояснила, поджав губы.
— Ты потерял сознание, Райдер.
Я. Потерял. Сознание. При приступе мигрени.
Потрясающе…
Мне оставалось только кивнуть. Что со мной происходит, декс меня сожри?
— Что случилось в трактире? — серьезно спросила девушка, склонив голову.
Ее коса распустилась во время бега, и я увидел, насколько густыми волосами обладает наша прекрасная проводница. Сейчас она казалась еще более хрупкой, маленькой и беззащитной, когда до неприличия пышные волосы упали ей на грудь. Но ее внутренняя сила, эманации которой я продолжал ощущать, не давала мне забыть, насколько внешность обманчива.
— Райдер? — снова окликнула девушка. Я, похоже, слишком долго не отвечал.
— Да, я… прости…
Стоит остаться с ней наедине, как мое наработанное в высшем свете красноречие исчезает, как дым. Идиот!..
— Дай угадаю, — усмехнулась Филисити, — ты не знаешь, да?
Я прищурился и чуть склонил голову. Интересно, она пришла сюда поиздеваться надо мной, или какая-то другая причина тоже была?
— На этот раз знаю, — хмыкнул я, — песня не понравилась.
Девушка криво улыбнулась, снисходительно тронув меня за плечо.
— Стало быть, единственный наемник Святой Церкви — тонкая музыкальная натура?
— Выходит, что так, — я сильно выпятил нижнюю губу и развел руками.
Мы обменялись улыбками, но Филисити быстро посерьезнела и заглянула мне в глаза. В сгустившейся темноте взгляд ее снова стал тяжелым, и я уставился на свои руки, чтобы избежать его.
— Серьезно, Райдер, давно у тебя такие чудовищные головные боли?
Правая рука бесконтрольно сжалась в кулак, я прикрыл глаза и неопределенно качнул головой.
— Довольно давно, — только теперь я сумел посмотреть девушке в глаза и выдержать ее взгляд, — у каждого свои слабости. У меня эта.
Филисити хмурилась.
— И часто это повторяется?
— Когда как, — пожал плечами я, на этот раз сказав чистую правду, — разные бывают причины.
— Например, магия Ольцига? — прищурилась девушка.
— Например, она.
Филисити опустила глаза и кивнула.
— А сейчас что послужило причиной? Неужели действительно песня?
Я не знал ответа на этот вопрос, хотя в глубине души был уверен, что так оно и было. Если б я еще мог понять в ней хоть слово…
— О чем она? — игнорируя вопрос девушки, спросил я. Филисити многозначительно взглянула на меня.
— Песня?
— Да. Ты сказала, что ее пели у тебя на родине. Ты, вроде, говоришь на древнем языке? У меня складывается впечатление, что я один не знаю его.
Снова снисходительная улыбка. Обычно я ненавижу, когда кто-то на меня так смотрит, но сейчас готов был искренне улыбаться в ответ.
Девушка вздохнула, испытующе глядя на меня. И почему, когда я говорю, что не знаю древнего языка, мне никто не верит? Неужто у меня где-то на лбу написано обратное?
— Эта песня о Тайрьяре. О том, что воин бредет через непроглядный мрак и ждет честного поединка.
— С кем? — усмехнулся я, — и кому надо, интересно, шляться по берегу Тайрьяры ночью в поисках честного поединка, хотел бы я знать!
Филисити надула губки, как обиженный ребенок, и угрожающе прищурилась.
— Ты собрался народное творчество критиковать, или перевод слушать? — возмущенно спросила она, сложив руки на груди.
Я был вынужден капитулировать, с улыбкой подняв руки над головой, как белый флаг.
— Прости. Я слушаю.
— В общем, ты прав. Перевод и вправду глупый, — потупилась девушка с виноватой улыбкой, — но на древнем языке звучит возвышенно.
— Согласен, — поджав губы, усмехнулся я, за что получил укоряющий прищур от Филисити.
— В общем, воин хочет отстоять свою честь в поединке. И в песне говорится, что Тайрьяра даст ему такой шанс. И что ее воды наводят на путников ужас. И вот, воин переходит смертельно опасную Туманную реку, оставив сомнения, чтобы сражаться со стражами Тайрьяры до конца.
Я посерьезнел.
— Стражи Тайрьяры?
Девушка пожала плечами.
— Так в этой песне называют дексов. Кстати, здесь упоминается и божество, которому поклоняется Виктор Фэлл.
— Отр, — серьезно кивнул я, действительно припоминая это слово в песне.
— Да. Здесь ему приписывают покровительство и над дексами, и над Тайрьярой. Дексов называют стражами-часовыми и одновременно палачами, вылетающими при полной луне и движущимися тенями в темной ночи.