, он такой, и ничего ты с этим не поделаешь.
Домовой растерянно пожал плечами, улыбнулся и направился вслед за своим другом. Конечно же, он давно уже привык к подобным умозаключениям Кота, но каждый раз они оказывались совершенно неожиданными.
Слова Кота напомнили ему о прошлом дне рождении, который он отмечал в феврале. Дело было так:
В свой день рождения Домовой проснулся в прекрасном расположении духа, но с самого утра все пошло не по плану. Вместо поздравлений от своего лучшего друга, он услышал лишь целую гору претензий в свой адрес.
– Как тебя угораздило? Ты, вообще, подумал об окружающих? Обо мне ты подумал? Нет, ну это надо же было такое вычудить? Эгоистичный эгоизм и всяческое неуважительство, вот как это называется!
Из-под толстого теплого одеяла выглядывали только нос и усы Кота, но это не мешало ему отчитывать Домового, сидящего на полу кладовки и тоскливо разглядывающего свои лапти.
– Разве я виноват? – попытался оправдаться он, но Кот тут же пресек попытку самореабилитации и еще сильнее распушил усы.
– А кто виноват? Может быть, я? А я не удивлюсь, если ты скажешь, что я. Ни капельки не удивлюсь. Я уже привык к тому, что я во всем виноват, да.
– Да не виноват ты ни в чем, – вздохнул Домовой, – никто не виноват, оно само так получилось.
– Само? – от возмущения Кот даже клацнул зубами и из-под одеяла показались правый глаз и одно ухо, чтобы лучше видеть и слышать этого наглеца. – Ты сам понимаешь, что ты говоришь? Это же твой день рождения, а не мой. С моим все в порядке – я родился в сентябре, когда еще тёплышко, мухи летают и на земле сидеть безопасно. А ты чего натворил? Как можно додуматься родиться в феврале? Еще и зимой? То есть, наоборот – зимой, еще и в феврале? Ума у тебя нет, дорогой мой друг.
– Ну… ну извини, – снова вздохнул Домовой, – так уж вышло…
– И теперь ты мне говоришь: «Давай праздновать мой день рождения». Как же его праздновать, если я не могу из-под одеяла выползти? Ты погоду видел? На улице минус двести!
– Не бывает такой температуры.
– Ну минус триста. Подумаешь, приуменьшил немного. Я вчера умыться хотел, так у меня язык примерз к… к лапе. И это в доме! А если бы я на улице стал прихорашиваться? Да он бы тогда знаешь к чему примерз бы?
– К чему?
– К чему, к чему… Ко всему! К воздуху!
– Нельзя примерзнуть к воздуху.
– Да что ты говоришь! Может быть, воздухом еще и дышать нельзя?
Домовой чуть было не попался в ловушку, но вовремя вспомнил о своеобразной тактике ведения споров Котом. Дело в том, что, чувствуя свою неправоту (которую он, конечно же, не считал таковой), Кот цеплялся за любое более-менее знакомое слово и переходил в атаку, забрасывая оппонента новыми вопросами, никак не связанными с предыдущими, до тех пор, пока у противника не начинала течь пена изо рта. Стоило сейчас Домовому ввязаться в спор, как он тут же был бы сметен лавиной новых загадок:
«А что, птицы разве не по воздуху летают? Может быть, ты еще скажешь, что ветер – это не воздух? Вообще-то, в воздухе пыль, если ты не знал, на секундочку. Воздухом нельзя наполнить пакет? А когда ты чихаешь, то что? Ну и вот. Думать нужно головой немножко».
Как правило, после «Думать нужно головой немножко», Кот гордо покидал место словесной баталии, оставляя поверженного противника приходить в себя после яростной атаки. Сам же он в это время ложился спать в каком-нибудь укромном месте, а после пробуждения, вновь встретив оппонента, как ни в чем не бывало начинал разговор на какую-нибудь отвлеченную тему. Противник, у которого до сих пор болела голова и дергался глаз после предыдущей дискуссии, не решался снова вступать в этот беспощадный и бессмысленный спор. Таким образом, тактика работала безотказно, и из любой конфликтной ситуации Кот всегда выходил победителем. По крайней мере, так считал он сам, а большего ему и не нужно было.
– Так что, можно воздухом дышать или нет? – продолжил плести свою лингвистическую паутину Кот, но Домовой лишь молча кивнул и поднял голову, посмотрев на усы, торчащие из-под одеяла.
– Так что, ты не будешь праздновать со мной мой день рождения?
– Конечно же, нет! Ты хочешь, чтобы я замерз до смерти или, еще того хуже – простудил почки? Хороший же у меня друг, если он ради своих хотелок готов жертвовать моим здоровьем. Ну и ну! Вот уж не ожидал от тебя. О-хо-хо…
Усы, как глаза улитки, втянулись куда-то пододеяло, но через минуту снова выползли наружу.
– Давай перенесем твой день рождения на лето? Летом будет тепло, беззаботно и интересно. А когда тепло, беззаботно и интересно, нет ничего лучше, чем праздновать день рождения.
– Но… Он же сегодня, – виновато развел руками Домовой, – ты прости, что я родился зимой, но так уж получилось.
– Да не нужно извиняться, – снизошел Кот, – в следующий раз будешь знать, что рождаться нужно в тепле, уюте и изобилии, а не в холоде, беспорядке и опустении.
Выждав несколько секунд и убедившись в том, что от Домового не последует восторгов по поводу мастерски подобранных антонимов, усы медленно втянулись под одеяло, а уже через мгновение оттуда послышалось тихое посапывание Кота. Домовой поднялся с пола, немного потоптался на месте, заложил руки за спину, сцепив их в замок и, опустив голову, медленно побрел на кухню. Пройдя мимо праздничных мисок с молоком и паштетом, которые он подготовил для своего друга, Домовой взобрался на подоконник и, подышав на стекло, пальцем нарисовал на нем трехзначное число.
– С днем рождения меня, – грустно прошептал он и стер число ладонью.
Может быть, и прав Кот. Кому охота в холод веселиться и праздновать? В такую погоду хочется сидеть дома под теплым пледом, греть ноги у огня или хотя бы у батареи, пить горячий чай с бубликами, думать о чем-нибудь хорошем. Да, определенно Кот прав и не стоит на него обижаться. Сам виноват, что родился в феврале.
Домовой взглянул сквозь стекло на улицу. Вся она была покрыта толстым снежным покрывалом. Из труб соседних домов вертикально вверх выходил дымок, который, достигнув определенной высоты, будто встретив невидимую преграду, превращался в размытое облачко, сливаясь с такими же облачками в туманное марево. Будто бы белые барашки торопились покучнее сбиться в стадо, чтобы согреться и почувствовать себя в безопасности. А над этой полупрозрачной дымкой будто бы от холода подрагивали в небе звездные пастухи.
Невеселое это занятие – праздновать свой день рождения в одиночестве. И не потому, что ты сам так захотел, а только лишь из-за того, что тебя угораздило родиться зимой. Но ничего уже не поделать – такова судьба и с этим придется жить. Домовой опустил голову, ковырнул пальцем дырку в лапте и тяжело вздохнул. Раньше он думал, что зима – самое красивое, доброе и семейное время года – все сидят дома, никто то и дело не выскакивает на улицу. Ему казалось, что зима – время внимания друг к другу, спокойствия и тихой радости, время не внешней, а, наоборот, внутренней теплоты, время согревания близких долгими и приятными беседами. Но сегодня выяснилось, что на самом деле все совсем не так. Зима есть зима. Это время холода, ветров и льда.
Он закрыл глаза и попытался представить, что сейчас за окном вовсе и не зимняя ночь, а прекрасный летний день – там ярко светит солнце, чирикают птички, теплый ветерок слегка раскачивает деревья и пускает волны по зеленой траве, на которой, собравшись в кружок, сидят все его друзья, а Кот – лучший друг, машет лапой, мол, чего сидишь, давай уже отмечать этот твой день рождения. Он так размечтался, что на мгновение ему показалось, что и впрямь слышит эти слова.
– Я говорю – давай отмечать, чего уселся?
Домовой открыл глаза и обернулся. Рядом с ним на подоконнике сидел Кот. Его шерсть была вздыблена от холода, но в глазах искрила хитрая задоринка.
– Ты все же пришел! – обрадовался Домовой и бросился на шею своего друга, – Ты не представляешь, как я рад! Думал, что буду здесь всю ночь один сидеть.
– Ты точно рад? – прищурившись, спросил Кот.
– Очень! Прям вот… очень рад!
– На сколько по однобалльной шкале?
– Конечно же, на один!
– Отлично. Я знал, что тебе понравится мой подарок. Просто я не знал, что тебе подарить, поэтому специально так придумал, чтобы ты сначала расстроился сильно, а потом ка-а-ак обрадовался и тебе стало бы беззаботно и интересно. Классно же, да? Я такой оригинальный подарок еще никому не дарил. Все для тебя, мой лучший друг. С днем рождения!
– Ты знаешь, – улыбнулся Домовой, – а мне и правда вдруг стало беззаботно и интересно. Вот спасибо! Как же ты меня обрадовал!
– Оригинальность – мое четвертое имя, – хмыкнул Кот.
– А первые три?
– Великолепность, Ум и Кот. Тебе ли их не знать. Ну что там, праздничное молочко еще не прокисло? А валерьяночки с Нового года не осталось? О, паштетик…
День рождения только начался, а Домовой уже был счастлив. А ведь это и правда хороший подарок – друг, который всегда будет рядом, несмотря ни на какие погодные условия и время года.
Глава двадцать четвертая,в которой друзья продолжают свое путешествие и оказываются у холмов
Солнце уже поднялось высоко над горизонтом. После вчерашнего дождя от земли парило, стало жарко, и даже ветерок не спасал от духоты. Но двое путников, кажется, не замечали ничего вокруг себя. Они шли молча и были погружены в собственные мысли. Домовой вспоминал веселые моменты из своей прошлой жизни, почему-то именно сейчас он стал называть ее «прошлой», будто какая-то невидимая черта отделяла его беспечное существование под крышей родного дома от этого странного путешествия в никуда. Больше всего непонимания вызывало именно это отсутствие конечной цели. Он пытался, но искренне не мог понять, как это – идти туда, не знаю куда. Чтобы что? Впрочем, он отмахивался от этих мыслей, потому что понимал – что даже Кот не сможет ответить ему на этот вопрос.
Кот же думал обо всем сразу. Ему всегда казалось, что только думание обо всем сразу сможет раскрыть понимание этого мира во всей его многообразности. Вот перед ним снова появилась ромашка, значит самое время подумать о ней, а вон там с громким криком, вспугнутая нежданными гостями, с насиженного гнезда в траве взлетела какая-то полевая пташка и закружилась над ними – выходит, что пришло время подумать и о птице. Он старался не смотреть на приближающиеся холмы, чтобы случайно не подумать о них и не испортить себе настроение. Но Зов, жгущий лапы и толкающий его вперед, не отпускал ни на минуту, а даже наоборот, усиливался с каждым метром.