— Мент — это ведьмак или ведун? — проявил осведомленность в русских вопросах Кой-Кой.
— Еще какой! — оживилась женщина в фальшивом меховом воротнике, вытирая с губ кровь. — Все они — нечистая сила, чтоб их черти поскорее прибрали!
Второй мент грубым голосом покрикивал на молоденьких девушек, раздетых так, словно их тут же собирались выставить на торги. Он кричал, что они все должны быть счастливы знать его лично или что-то в этом роде.
— Кеа, которая из них?
— Женщина-гроза, я не чую волшебства, — подала голос Кеа. — Только одна из этих девочек, в синей юбке, та, что плачет, с разбитым лицом, имеет слабые способности. Если быть точной, от рождения ее способности к ворожбе были гораздо сильнее, но она их сознательно загубила.
— Сознательно? — Я разглядывала маленькую рыжеволосую девочку в нелепой юбке, из глаз которой черными струями лилась краска, и не могла поверить. — Что ты такое бормочешь? Ты утверждаешь, что эта робкая девочка могла бы подчинять бесов, но сама отказалась от своего дара?
— Не совсем так, — равнодушно пояснила нюхач. — Я чую, что в их семье дар передается по наследству через несколько поколений. Не так, как у вас, волчиц. У вас Матери по тайным признакам находят среди детишек новых Дочерей, а у них тут — все гораздо сложнее… Если мать или бабка ей не сказали, девочка не виновата.
Я задумалась.
Наследственной ведьмой, к счастью, оказалась довольно миловидная особа, хлюпающая носом, с размазанной по лицу краской. Ее рыже-каштановые волосы торчали дыбом, будто девушка совсем недавно разминулась с голодным пардусом. А ее левая щека выглядела так, словно красавицу терли лицом о гальку.
— Пойдем, — сказала я ей. — Меня зовут Марта Ивачич, ты мне очень нужна. Извинись перед своими подругами и друзьями. Твои особые способности сильны именно в это время суток. Я прошу тебя — пойдем…
— Куда пойдем? — срывающимся голоском передразнила она и дернула рукой.
— Домина, ее приковали ручными кандалами к повозке, — хмыкнул Кой-Кой.
Действительно, запястье избитой девочки и крюк на борту повозки связывала блестящая металлическая цепь. Я мысленно прикинула, сколько песчинок мне понадобится, чтобы растворить металл. Если три «бобра» кинутся одновременно, сил на формулу уже не останется.
Значит, придется вначале покончить с «бобрами»…
— Домина, эти люди вооружены очень опасным оружием. Каждый их мушкетон снаряжен тридцатью готовыми пороховыми зарядами, — пискнула Кеа. — Тот, который внутри повозки, — явно болен, его нервы сгнили. Тот, который тащит сюда еще одну женщину, — очень злой человек. Он пахнет обманом и никого не любит. Будь осторожна. Я бы посоветовала убить их сразу.
— Так, я не понял, что за фишка? — голосом кастрата протянул второй «бобер».
Я обернулась, но оказалось, что он обращался не ко мне. Меня он даже не успел заметить, поскольку глядел в другую сторону. Его товарищ, раздувая багровые щеки, вытащил в круг очень яркую блондинку в красном. Та хныкала и прикрывала ладонью разбитый рот.
— Не, ты глянь, как эту дуру раскрасили! — Третий «бобер» говорил как бы со своим другом, но явно работал на публику. — Ты глянь, до чего людей жадность доводит, а? Покушина, ну что ты, как жидовка, за каждую копейку давишься? И долго так будет? Сегодня зуб выбили, а завтра харю стеклышком почикают, а?! И все потому, что не хочешь по-людски, по-человечески не хочешь, а? Вот как все, а, Покушина, как нормальные люди, честно работать нельзя?
Он толкнул Покушину в сторону «нашей» девочки в синем, вынул еще одни ручные кандалы и, вращая ими в воздухе, продолжал гневную обвинительную речь. Девицы вцепились друг в друга и заревели хором, как коровы, беременные двойней.
Мне в голову одновременно пришли четыре мысли. Такое со мной порой случается, особенно если перед этим удачно освободить мозг. Во-первых, я внезапно поняла, кто такие эти женщины и кто такие «бобры», которых называли ментами. Такие же наглые хранители ворот, как и в Бухруме. Они только делают вид, что следят за нравственностью, а следят они лишь за своим кошельком. Во-вторых, я заметила, что «бобер» номер три не просто держит Покушину за руку, а вывернул ей кисть и нарочно старается сделать ей больнее. В-третьих, этот «бобер» был самый толстый из троицы.
Я представила, с каким удовольствием полакомились бы его окорочками охотники бадайя, наши добрые соседи с Леопардовой реки. Но дело не в бадайя. Мне стало его жалко. Даже чтобы вытащить женщину из кустов и удержать ее, несчастному обжоре пришлось напрячь все силы. Его зажиревшее сердце работало с перебоями, жить ему оставалось недолго. Если бы этого «стража закона» насильно призвал в войско любой из сатрапов, его на первом же привале закололи бы свои. Кому нужен лишний балласт?
Однако четвертая мысль, забежавшая в мою голову, оказалась самой печальной. Я убедилось, что даже на четвертой тверди ничего не меняется. Сытые жирные мужчины, которым доверено соблюдать закон, обожают жить за счет женщин.
— Не, ну вы совсем оборзели, — раздул щеки мент номер два. — Я вам что, не по-русски сказал — не хрен вам тут делать сегодня ночью! У губернатора гости, между прочим, — серьезные гости, будут строить у нас большой завод. Я же сказал — сидеть по домам, сегодня гости поедут смотреть мосты.
— Как тебя зовут? — спросила я маленькую рыжую плаксу.
— Ю… Юля… А что вам надо? — Она словно опомнилась и заговорила другим, визгливым и резким голосом.
— Мне нужно найти того, кто в твоем роду умеет ворожить. — Я нарочно употребила древнее русское слово. — Твоя мать? Бабушка? Ее мать? Нам нужна помощь.
На долю секунды в ее зареванном лице что-то дернулось, а затем она, площадно ругаясь, посоветовала мне убираться куда подальше. Ее подружки нестройно заржали. Я стерпела. Нюхач шепнула, что мы на верном пути. Девица что-то скрывает, хотя втайне обрадовалась нашему появлению. В дальнейшем мне не раз еще пришлось столкнуться с этим странным свойством жителей северной твердыни — они упорно говорят обратное тому, что им хочется сказать. Даже когда им ничто не угрожает.
Все это время я старательно окружала себя формулой отвода глаз, чтобы раньше времени не затевать ссору со стражниками. Тогда я еще не подозревала, что это городская стража, которая, в свою очередь, делится на кучу разных служб. Я наивно полагала, что это обнаглевшие хранители одной из торговых дорог…
Меня видела только девочка Юлия и две ее ближайшие соседки. Толстый «бобер» тем временем окончательно распоясался. Он стал отбирать у женщин деньги и приговаривал, что все виноваты и все сегодня будут наказаны. Я не слишком разбирала, что он там пыхтит, отрывочно мне переводил Кой-Кой. Гораздо хуже, что я не разбирала слов маленькой рыжей Юлии.
— Кой-Кой, она слишком невнятно произносит слова, я не понимаю.
— С позволения высокой домины, она постоянно жует какую-то сладкую гадость, похожую на смолу каучукового дерева, — вставила Кеа.
— Так пусть выплюнет! — Я схватила трясущуюся шлюшку за волосы и за горло. — Зачем ты жуешь эту мерзость?
— Освежает дыхание, неужели непонятно? — возмущенно пискнула она, но выплюнула белесый комок.
Без этой пакости во рту понимать ее язык стало намного проще.
— Скажи ей, Кой-Кой, что во рту у нее гниет в двух местах. Скажи ей, что будет гнить еще хуже, и примерно… спустя семь сезонов, она потеряет половину зубов, — Кеа довольно срыгнула, пока перевертыш переводил остолбеневшей девице все эти милые предсказания. Впрочем, нюхачи — не волшебники, они ничего не предсказывают, глядя в небо или в печень овцы. Нюхачи руководствуются только нюхом и опытом своих предков. — Скажи ей также, что в левом кармане у нее сладкие куски каучука для создания обманчивой свежести во рту, а в правом кармане — сладкие конфеты, от которых гниет ее рот…
Не сводя огромных испуганных глаз с синеватого носа нюхача, девочка Юля вывернула правый карман. Кусочки сладостей в пестрых обертках покатились в грязь.
— Домина, скажи ей, что не надо бояться этих людей. Она гораздо сильнее их и не нуждается в их покровительстве. Она очень боится, поскольку считает, что ничего не умеет делать. Она уверена, что погибнет, если покинет клан уличных жриц. Скажи ей, что великих успехов достигает тот, кто продает голову, а не задницу. Она плачет, поскольку считает свое одиночество трагедией. Скажи ей, что одиночество — это счастье для ищущего разума, ибо только в одиночестве можно достичь истинных вершин просветления…
Пока Кой-Кой переводил, я обдумывала, не зря ли пообещала нюхачу помощь в поиске мужа. Пожалуй, такого советника и трибуна от себя не следовало отпускать!
Девочка Юля перестала плакать. Она смотрела на нас со смесью надежды и ужаса. Даже ее соседка в красном перестала реветь, ее довольно тупая физиономия несколько оживилась.
— Это чё, скрытая камера, что ли? — шмыгнув носом, спросила она.
В этот момент Кой-Кой перевел очередной мудрый перл «бобра» номер три, и картина полностью разъяснилась. Эти две глупые девицы, «наша» Юля и слезливая Покушина, должны были отдавать часть своего ночного заработка этим стражникам. Накануне им запретили гулять под фонарями, поскольку городской сатрап ждал гостей. Однако девочки поперлись и оказались избиты стражниками из другого заведения. Сложно сказать, кто забрался на чужую территорию, однако на стороне враждебного клана оказались не только девицы, но и мужчины. «Бобер» номер три больше всего возмущался тем, что ему теперь придется ехать и с кем-то там «разбираться».
Тут выяснилось, что в железной клетке, внутри повозки ментов, заперта еще одна девушка. Она внезапно проснулась, стала колотить в стенки ногами и поносить всех такими проклятиями, что я всерьез забеспокоилась — а ту ли мы ищем?
— Нет, у нее просто грязный рот, — отрубила нюхач.
Мне это стало надоедать. Похоже, девочку Юлю менты собирались куда-то увезти с собой.
— Кой-Кой, освободи ее и отведи в сторону, — приказала я, сворачивая формулу.