– Нам говорили. И не раз. Миссе не могла не знать…
– Само собой. Она знала. Знала и решила рискнуть. – Он прикрыл глаза и увидел другую, так же рискнувшую. – Порою такое случается. Но, как я уже говорил… Это игра. Без победителей. Тело женщины почти никогда не справляется и с ребёнком, и с усвоением. Если бы Миссе не продолжала выходы в Стужу, переставала использовать эликсиры, возможно…
– Но если бы она попросила об этом, – медленно произнесла Хальсон, – они бы заставили её избавиться от ребёнка. Разве не так?
– Так. Сэл предлагала однажды показывать девушкам-рекрутам заспиртованных младенцев, появившихся на свет в результате такого риска. Мало кто решается… И всё же – то здесь, то там – по паре раз в год… Такое случается.
Кажется, это он уже говорил.
Как будто от повторения получится хоть немного придать оттенок обыденности ужасу, ужасу без конца, внутри которого он сам – все они – жили из года в год, притворяясь, что никакого ужаса не существует, и что он – такой же прирученный любимец, как и сама Стужа… Белая, ручная болонка владетелей с льдистыми, злыми глазами, в глубине которых таится мрак.
– Заспиртованные младенцы, – повторила Хальсон. Лицо её слегка позеленело, и он испугался, что её сейчас стошнит. – И что же… Вы поддержали эту идею?
– Нет, – тихо сказал он. – Я не поддержал эту идею.
– Никто не должен заставлять женщину принимать такое решение, никто! – твёрдо сказала она с горячностью, которой он от неё не ждал.
– Так же, как заставлять людей менять свои тела, потихоньку убивая себя каждый день ради общего блага, – сказал он. – Можно сколько угодно говорить о том, что иначе Стужа поглотила всех нас, или что не будь её, наш континент, как и другие, утонул бы в бесчисленных войнах за дравт и препараты… Менее чудовищным это не становится, так ведь? Кстати, Хальсон, ты никогда не задумывалась над тем, существовали бы снитиры и дравт, не стань Стужи? Но всё это неважно. В этом не виноваты ни ты, ни я, ни даже Химмельны. Всё это случилось давным-давно… Разве что души в Стуже ещё помнят правых и виноватых. Так устроен наш мир.
– Но тебе ведь не нравится, как он устроен? – она говорила тихо, но уверенно, и Эрик Стром понял: пока он раздумывал, заводить ли с ней этот разговор, она готовилась к нему. Возможно, уже давно.
– Прежде, чем мы двинемся дальше, – сказал он, – я хочу предложить тебе кое-что. Я думал об этом сегодня ещё до того, что случилось с Луми, а теперь… В общем, неважно. Вот моё предложение. Ты перестанешь быть моей охотницей. Я передам тебя кому-то другому – хорошему ястребу, или, если пожелаешь, предложу тебя в группу коллективных охот. Вряд ли тебе дадут там засидеться… Но будет время осмотреться и решить, с кем дальше ты хотела бы работать. Кроме того… Я помогу тебе перевезти сестёр сюда, в Химмельборг.
Она не вздрогнула – только раздулись тонкие ноздри, задрожали губы. Глаза остались спокойны.
– Я не обещаю, что это произойдёт в ближайшие недели. Возможно, потребуется несколько месяцев. Даже для меня обойти правила в этом месте – непростая задача. Но это произойдёт быстрее, чем могло бы – за это я тебе ручаюсь. Взамен я прошу тебя об одном: забудь об истории Олке, о своих догадках… Зная тебя, предположу, что у тебя уже есть догадки, не так ли? По возможности… Забудь обо мне совсем, Иде.
– Почему ты просишь меня об этом? – спросила она, помолчав. Она запнулась на «ты» – ей было трудно привыкнуть. – Я не понимаю. Кроме того… Отказ от охотницы, обход правил. Всё это ударит по твоей репутации. Разве нет?
– Плевать. Я разберусь с этим. Я – безнадёжный идиот, Хальсон, и не учусь на собственных ошибках. Я позволил тебе – нам – слишком сблизиться, и это становится проблемой… Не потому, что ты начала подозревать о чём-то, во что влезать не следует. – Он ненавидел себя за то, что даже теперь продолжал наблюдать за ней, с холодной головой отмечая сомнение в глазах, дрожь пальцев на колене, закушенную губу.
Иде Хальсон была хорошим игроком, а хороший игрок отличается от плохого прежде всего тем, что владеет собой. В этом – а не в мастерстве – зачастую заключается залог успеха.
Но она была очень молода. Эрик Стром играл – и наблюдал за игроками – куда дольше.
– А почему?
– Ты знаешь. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. И ещё меньше я хотел бы, чтобы что-то случилось помимо твоей воли, просто потому, что ты оказалась не в том месте не в то время…
– «Не в том месте» значит рядом с тобой?
– Пожалуй, что так. – Эрик Стром и сам уже не знал точно, говорит он искренне или играет, проверяет её – или надеется, что она пройдёт проверку.
Ни с того ни сего он вновь вспомнил чёрную ревку. Её внимательный взгляд, длинные клыки, лежащие на нижней губе, шерсть, серебрящуюся в мерцании Стужи.
Маленькая, прекрасная и смертоносная.
– Нет.
– Прости? – он ощутил совершенно неприличное ликование – но внешне оставался невозмутим.
– Нет. Я не принимаю это предложение.
Он приподнял брови:
– Почему же?
Иде Хальсон выпрямилась, глядя ему в глаза, и вдруг Строму стало неуютно – как будто на самом деле это она проверяла его.
– Потому что я знаю, что то, что ты ищешь… Ты ищешь, чтобы изменить то, как он… Как наш мир устроен. Полагаю, это не имеет никакого отношения к тому, что искал Олке. Кое-что я знаю… Узнала случайно. Мне просто повезло. Кое о чём догадалась… Так или иначе, я не хочу подробностей. – Она посмотрела на него в упор, и, будь он куда моложе, этот взгляд разбил бы ему сердце. – Я верю тебе. Во всём. Всё это время я была рядом, я наблюдала, и… Я знаю: ты сделаешь всё ради того, чтобы помочь. Помочь таким, как Ласси и Ада, как Миссе… Помочь нам всем. Я не жду, что ты сразу расскажешь мне всё, но… Я готова идти за тобой с открытыми глазами. И если что-то случится со мной – это будет не потому, что я оказалась не в том месте не в то время. Это будет потому, что я оказалась ровно там, где хотела быть.
– Я думал, для тебя нет ничего важнее сестёр, семьи… Это больше не так?
Она пожала плечами, заметно расслабленная – радовалась, что главное было сказано.
– Это всегда было и останется так. Но, пожив здесь, в самом сердце этого мира… Я поняла, что не смогу защитить их, пока он так плох, жесток, нестабилен. Я не знаю, как… Но ведь ты знаешь? – она спросила об этом жадно, почти требовательно, и он успел подумать, что зря, зря ввязался в неё, Иде Хальсон… А потом подвинул к ней забытое на столе поле для тавлов. Под её внимательным взглядом он поставил на поля охотника и ястреба – каждого на положенное ему место.
– Смотри. Ястреб и охотник связаны, но расположены каждый на своём поле, так?
Она кивнула.
– Сделай так, чтобы они встретились. Чтобы стояли на одном поле и могли сразиться с противником плечом к плечу.
Она нахмурилась – всего на мгновение:
– Это невозможно. Противоречит правилам.
– Верно. У каждой игры есть правила. Как бы хорошо мы ни играли, рано или поздно натолкнёмся на непреодолимое препятствие. Но что если… – он резко сложил поля, как птичьи крылья. Ястреб и охотник скатились в сгиб, встретившись с глухим лаковым стуком.
– Вы действительно ищете его, – тихо сказала Хальсон, и он вздрогнул. – Сердце Стужи. Способ сложить поля… Изменить правила.
Стром аккуратно расправил доску. Что ж, тем лучше.
– Давно ты догадалась?
– Вчера. То есть… Я начала догадываться раньше, что-то вертелось в голове. Но вчера ночью поняла окончательно.
– Ты подслушивала. – Он не спрашивал, но она кивнула.
– Это вышло не нарочно. Но я бы так… Вот. – Она встала, порылась в стопке книг и положила на стол ту самую тетрадь с каракулями. – Мой друг… Тот, о котором я рассказывала. Он вёл дневник. Я не разобралась до конца, но мне кажется… – Хальсон запнулась, – что Стужа… Говорила с ним. Я понимаю, звучит странно, ведь он был только ребёнком… Но он всё время пишет о каких-то координатах. В его записях повторяется знак, – она открыла тетрадь в середине, и Стром увидел его – круг, разбитый молнией. – И такой же знак…
– Ты рылась в моих вещах?
– Это вышло…
– Не нарочно, я понял. Многовато «не нарочно», не находишь? – Но он не злился. Отчего-то вместо этого он почувствовал облегчение.
– Она и с тобой говорит, так? Стужа.
– Надеюсь, ты ни с кем об этом не говорила? Не хотелось бы, чтобы мою охотницу сочли умалишённой.
– Я ни с кем об этом не говорила. И не стану – даже если ты велишь мне уйти.
– Но ты уходить не хочешь.
– Да. Не хочу. Я думаю, мы могли бы помочь друг другу… Дневник Гасси – и ты. Разве это может быть простым совпадением? Я думаю… Мы могли бы найти его вместе.
– Это может быть опасно. Ты это понимаешь? Олке – и проблемы с его отделом – детский лепет по сравнению с тем, с чем мы можем столкнуться там… Если действительно его найдём. Раз тебе известна легенда о Сердце… Ты знаешь и о том, кто его охраняет.
– Дьяволы, – прошептала она. – Но мне всегда казалось, что это метафора.
– Только если и Сердце – метафора.
– Олке тоже знает? Или догадывается?
Эрик хмыкнул:
– Вот уж нет. Олке расследует дело о контрабанде – и ничего больше его не заботит.
– Контрабанда… Связана с Сердцем Стужи?
– Сердце Стужи всё ещё может оказаться легендой. И если это так – что ж, оно – не единственный способ изменить правила игры, который я рассматриваю… Но ты обещала не интересоваться подробностями. И если ты действительно хочешь остаться со мной, Хальсон… Ты должна поклясться, что не будешь пытаться забегать вперёд, выяснять что-то, что я пока не готов тебе рассказать. Если узнаю хоть об одной такой попытке – нашему уговору конец.
– Уговору, – повторила она, и её голос наконец дрогнул. – Значит, ты разрешишь мне остаться? И искать вместе с тобой?
– Ты не выдала меня Олке, чтобы доказать, что я могу тебе доверять – или потому что я могу тебе доверять?
– А разве есть разница?