Он улыбнулся.
– Конечно. И ты это прекрасно понимаешь – значит незачем было и спрашивать. Это ещё одно моё условие. Не играй со мной в игры, Иде.
– Кроме тавлов, – быстро добавила она, и он не выдержал – рассмеялся.
– Да. Кроме тавлов.
Возможно, он только что совершил ошибку – и приблизил своё падение, которое временами – особенно часто во снах о чёрной и белой Стуже – виделось ему неизбежным – и тогда он просыпался, тяжело дыша, в холодном поту.
А возможно, на сей раз ему и вправду удалось обзавестись союзницей.
Союзницей – и очередной ниточкой, ведущей его к Сердцу, если слова Хальсон о дневнике хоть наполовину – правда… И если их встреча и вправду не была совпадением, как и исчезновение чёрной ревки – с появлением Иде Хальсон.
Сейчас – глядя на неё, улыбающуюся ему так счастливо, будто никакого будущего лучше, чем последовать за ним прямиком в пасть смерти, Иде Хальсон и вообразить себе не могла – он очень хотел верить во второе.
– Я всё равно помогу тебе с сёстрами. Помог бы, независимо от твоего решения. Хватит с Ильмора смертей.
– Я знала. – Она улыбнулась криво, отчаянно, и он понял, чего до сих пор стоила ей показная невозмутимость. – Но всё равно не хотела надеяться. Эрик… Спасибо.
Она коснулась его ладони. Он сжал её пальцы в ответ и позволил себе посидеть так совсем немного, прежде чем их руки разомкнулись.
Сорта
Эрик Стром дошёл со мной почти до самого перрона, но перед ним остановился.
– Думаю, дальше тебе лучше пойти одной.
Мы стояли друг напротив друга, одетые в чёрное и белое, и сверху, кружась, падали на влажную брусчатку редкие снежинки. Загудел поезд – протяжно, громко, как болотная птица. Он был уже совсем близко.
– Редкая погода для этого времени, – сказал Эрик. – Что-то механикеры из погодного контроля недосмотрели.
– Идём со мной. – Мне хотелось коснуться его руки – прикоснуться к нему – но я не осмелилась. – Если бы не ты, их бы здесь не было.
Он покачал головой:
– Нет, Иде. Это ни к чему. Сёстры хотят увидеть тебя… Кроме того, у меня ещё есть дела в городе.
– В Парящим порту?
– Ты обещала не вмешиваться, – напомнил Эрик, но голос его был мягок. – Удачи, Хальсон. Увидимся вечером.
– Спасибо, – сказала я вслед его удаляющейся спине.
У самого входа на вокзал он обернулся – долгий миг, когда мы смотрели друг на друга, напомнил мне о нашей первой встрече… Тогда я, краснея от неловкости, пробиралась к свободному месту в здании ильморского магистрата, а он – знаменитый ястреб – стоял на трибуне, готовясь произнести свою речь.
Теперь в наших взглядах было что-то, чего не было в тех – чего не было ни в одном другом взгляде на моей памяти.
И в глубине души уже тогда я знала – теперь это что-то никогда не закончится.
А потом двери станции за ним закрылись – а я пошла навстречу поезду.
Редкая толпа быстро схлынула. Люди торопились скорее уйти с вокзала, кутаясь в плащи и поднимая повыше воротники курток.
Ласси и Ада стояли на перроне. Обе крутили головами, но Ласси делала это как-то порывисто, по-новому. Завидев меня, они рванулись было вперёд, но замерли.
– Ты изменилась, – тихо сказала Ада, и я увидела себя её глазами – облачённую в цвета препараторов, испещрённую шрамами, с левым глазом, горящим золотом посреди выжженной на коже тёмной звезды.
Ласси – обычно такая бойкая, живая – молчала, исподлобья глядя на меня.
– Вы тоже изменились, – сказала я. – Но всё ещё будет снова.
И тогда Ада наконец обняла меня, а вслед за ней и Ласси. Я почувствовала запах дома.
Всегда оставалось то, чего я никогда не сумею исправить – но они были здесь. Тёплые. Живые.
Перрон совсем опустел, а я всё прижимала их к себе, не замечая ни снега, ни холода.