Несмотря на советы Кьерки, мне казалось неразумным сближаться с кем-то. Пока оставалось совершенно неизвестным, что ждёт каждого из нас в самом ближайшем будущем. Кроме того, сил на дружбу сейчас мне бы точно не хватило.
Тренировки давались мне тяжело. В Ильморе я привыкла к физическому труду, но там всё было по-другому. С работы домой, от курятника к рубке дров, пока Седки гулял невесть где… Всё время приходилось делать то одно, то другое. Тренировки здесь часто были нацелены на выносливость, выполнение одной и той же монотонной нагрузки. Обычно их бывало три – краткая утренняя, большая посреди дня, и снова короткая – вечером. Первое время мышцы болели так, что с кровати я не вставала – скатывалась.
По вечерам засыпала, едва опустив голову на подушку, – и это оказалось по-своему облегчением, потому что сил думать о доме не оставалось.
Здесь было не до воспоминаний – дневники Гасси, отданные мне его бабушкой, ждали своего часа в сумке под кроватью, и до сих пор у меня ни разу не нашлось времени посидеть над ними. Я боялась, что не вспомню придуманный им язык.
Пожалуй, в какой-то степени Химмельборг оказался исцелением. Здесь я впервые смогла подумать: «Всё это было так давно».
Одной из особенностей жизни в Гнезде было то, что, стоило тебе привыкнуть к чему-то, как тут же начиналось что-то новое, что-то, что не давало времени ни расслабиться, ни всерьёз задуматься о том, что будет, когда обучение закончится.
От тренировки к лекции, от лекции к тренировке – нас даже танцам учили, хотя дали всего несколько уроков. Сейчас я понимаю: для того, чтобы разбавить обстановку, снизить напряжение. Понятно было, что большинству рекрутов танцы никогда не пригодятся. Моей парой был Маркус, и руки у него всегда дрожали, а взгляд гулял туда-сюда по комнате – лишь бы не смотреть мне в глаза. И я догадалась, что Маркус стеснителен, а не высокомерен.
Тогда же начались первые тренировки по усвоению. Очень буднично – но первую я помню, будто она была вчера.
Мы пошли в тренировочный зал перед завтраком, и нас попросили ничего не есть за несколько часов перед сном, так что есть хотелось ужасно – живот сводило. Миссе что-то встревоженно спрашивала то у Кьерки, который сопровождал нас, то у меня, то ещё у кого-то – толком не помню, потому что могла думать только про еду и про то, что надо перестать о ней думать. Я была сонной и думала, что это будет очередная тренировка.
Но когда мы зашли в зал, там не было никаких снарядов, ничего – лишь маленькие столы вроде школьных парт, за которыми можно было сидеть только в одиночку, расставленные на большом расстоянии друг от друга.
А ещё там была светловолосая женщина, встретившая Ульма у их общежития, – госпожа Сэл. Никто не спросил, что она делает в Гнезде, – уже все, кроме Миссе, привыкли, что во время обучения лишних вопросов задавать не принято. Их лучше приберечь для клуба.
Мы расселись за столы, расставленные так, чтобы нельзя было увидеть, что делается за соседними, не оборачиваясь. Впрочем, это меня не слишком занимало: я смотрела на то, что лежало передо мной.
Белая таблетка на блюдце. Стакан воды. Тюбик без этикетки. Шприц. Прозрачная бутылочка. Вата.
«Началось», – вот что я тогда подумала. Почему-то мне не было страшно – но в голове внезапно прояснилось. Вот он, момент, когда действительно важно проявить себя.
Если не я, то другой.
– Я не хочу, – прошептала Миссе дрожащим голосом.
Кто-то – не она – всхлипнул у меня за спиной.
Если не я, то другой.
Не бояться. Не бояться ничего – это не имело смысла.
– Сегодня ваша первая практика усвоения, – сказала госпожа Сэл мягко и спокойно, но без грамма тепла в голосе. – Я здесь, чтобы убедиться в том, что всё пройдет хорошо. Беспокоиться не о чем. При любой нештатной ситуации я сразу вмешаюсь. На следующих тренировках вас будут сопровождать дежурные кропари. Время от времени я буду присоединяться к практикам, чтобы убедиться…
«К особым практикам – особенно значимым, опасным. Так что когда в следующий раз увидишь Сэл – будь начеку».
Не буду врать: было страшно. Я не могла повлиять на то, что случится, вот что пугало больше всего. Усвоение – это доверие к собственному телу. Ничего другого не остаётся.
Кьерки впустил в зал нескольких помощников Сэл – судя по всему, на год или два старше нас самих. Вид у них был серьёзный и сосредоточенный, и я подумала: наверняка и для них это первая такая работа.
– Пожалуйста, выпейте таблетку. Запить нужно стаканом воды, так что ни глотка не оставляйте, – скомандовала Сэл, не обращая внимания на шепотки и всхлипывания, становившиеся всё громче.
Я положила таблетку на язык – она оказалась очень солёной – и выпила воду из стакана. С водой, судя по всему, тоже было что-то не так. Привкус у неё был странноватый, железистый, и я попыталась сосредоточиться на этом.
Соль и железо. Железо и соль. Вместе они напоминали о крови.
В висках застучало, и голова немного закружилась – я сжала край стола изо всех сил, чтобы никто этого не заметил.
– Очень хорошо. Теперь, когда все справились с первым этапом…
Она говорила с нажимом. За моей спиной кто-то увещевал кого-го негромко, и недавних всхлипываний больше не было слышно.
– …Переходим ко второму. Возьмите тюбик со стола. Выдавите немного мази на пальцы и нанесите её на места за ушами. Вот так. – Госпожа Сэл повернулась боком и убрала с висков свои прекрасные белые волосы, чтобы показать, как именно. – Вам нужно немного, примерно с горошину на каждую сторону. Может немного пощипать. Этого не нужно бояться. Такая реакция – в пределах нормы, и через пару минут всё пройдёт.
Я вовсе не была уверена в том, что то, что начало происходить со мной после нанесения мази, было в пределах нормы. Кожу жгло, как будто я решила украсить волосы за ушами горящими углями. Мне даже показалось, что я чувствую запах гари. В висках стучало сильнее – как будто под черепом поселилось что-то маленькое и живое, и теперь, когда его поджаривали на медленном огне, оно прибавило сил в попытках выбраться.
Куда проще мне было бы, объясняй она, что именно мы делаем и зачем, – но, видимо, рекрутам такие мелочи объяснять было не положено.
Кто-то плакал. Кто-то, судя по звукам, вскочил из-за столика, запаниковав, и помощники госпожи Сэл успокаивали его и усаживали обратно. Миссе, как ни странно, молчала.
– Второй этап завершён. Теперь щипать слишком сильно не должно…
Она опять повторила это слово – «щипать», и близко не описывающее то, что происходило сейчас со мной, и я вдруг ощутила с холодной ясностью, что ненавижу её – просто и сильно, как будто она мой старый и личный враг.
– …Теперь переходим к третьему. На сегодня это последний – после него вам нужно будет просто спокойно посидеть здесь ещё пятнадцать минут. Итак, закатайте рукав – лучше выбрать нерабочую руку. Откройте прозрачную бутылочку. Смочите ватку. Вот так. Когда помощник подойдёт к вам, протрите у сгиба локтя. Здесь. После этого сделайте глубокий вдох. Больно вам не будет.
Плевать я хотела на её обещания. Судя по ощущениям, кожа на моей голове продолжала обугливаться, и я отстранённо удивлялась тому, что до сих пор не издала ни звука. Люди вокруг стонали, хныкали, плакали. Кто-то вскрикнул.
Я протёрла кожу ваткой, когда на мой стол упала тень помощницы. Она была, наверное, на голову ниже меня, и руки у неё подрагивали, когда она взяла шприц. Но на этот раз госпожа кропарь не солгала – у моей помощницы была лёгкая рука, и я почти ничего не почувствовала.
Более того, после укола мне стало лучше. В висках больше не стучало, и боль от мази начала затухать. По жилам от руки во все стороны как будто растекался лёд. Меня сильно зазнобило, но это было куда приятнее, чем ощущение огня на коже. Когда я коснулась своего лба, с удивлением обнаружила, что пот катится с меня градом – я не помнила, чтобы хоть когда-то в жизни потела сильнее, чем тогда.
В глазах всё немного плыло, и я сильно и быстро моргала, потому что всё время казалось, что в глаз что-то попало – песчинка или ресница. Я наконец не выдержала, обернулась. Маркус за соседним столом так тёр глаза, что они у него уже совсем раскраснелись, так что, видимо, он испытывал что-то похожее.
Чуть дальше Дигну успокаивал помощник. Она сидела почему-то не на стуле, а на полу, и закрывала лицо руками, и плечи с головой у неё так тряслись, что даже зубы стучали.
Миссе мне видно не было.
Судя по часам на стене, прошло пятнадцать минут, но если бы я не могла смотреть на них, должно быть, подумала бы, что прошло гораздо больше. Время течёт гораздо медленнее, когда чувствуешь боль или когда тебе плохо, и нельзя отвлечься на что-то. Я заставляла себя думать о самых мелких оттенках ощущений, которые мне приходилось переживать, – и это помогло, потому что так рассудку было за что зацепиться.
Боль как от ожога. Давление – как будто за глазными яблоками. Зуд, пробегающий между лопаток. Головная боль. Боль в желудке – может быть, от голода. Озноб. Головная боль…
А потом всё вдруг закончилось. Разом – как будто схлынула вода, выплеснутая из бадейки.
Наслаждение – миг, когда отступает боль. До того раза я об этом не задумывалась.
Судя по всему, не у всех это проходило так гладко. Кто-то продолжал хныкать или стонать, покачиваться на стуле или тяжело дышать, глядя в одну точку.
– Это нормально, – говорила госпожа Сэл, прохаживаясь между рядами, заглядывая в глаза некоторым из нас, беря за подбородки, как будто мы были оленями на ярмарке. – У разных людей усвоение работает по-разному. Сейчас наша задача – понять, как оно работает у каждого из вас. Это наша общая задача. Прислушивайтесь к себе. Ваше тело – ваш друг. Ваш главный друг.
Это имело смысл. Я больше не чувствовала к ней ненависти – как будто и она тоже была одним из побочных эффектов эликсира, который нам ввели.
– Можете встать. Не спешите – геройствовать не нужно. Убедитесь, что голова не кружится…