Судя по звуку, кто-то упал, как куль. Это разрядило обстановку – с разных сторон послышались робкие, пока неуверенные смешки.
– Не так страшно, как я думал, – заметил кто-то – а потом Дигна упала и забилась в судорогах.
У неё по щеке скатилась, от панически закатившегося глаза к вздрагивающим по-звериному губам, одинокая слеза. Дигна дышала тяжело, задыхалась и всхлипывала, пока кропари суетились вокруг неё.
А потом перестала дышать.
Эрик Стром. Письмо
«…Кто они, препараторы, которые обещают Химмельнам служить всем жителям Кьертании одинаково? Я спрашиваю вас, кто?
Может быть, боги? Воплощённые слуги Мира и Души? Или, может быть, вслед за Безумным Мардом, они считают себя отмеченными богами?
Я, мать, отвечу вам: нет.
Препараторы – такие же люди, как мы с вами. Препараторы – это рабочие с фабрик и динны, торговцы и садовники, служанки и оленники, оленеводы и счетоводы. Любой может стать препаратором, любой может оказаться препаратором, но перестаёт ли он от этого быть тем, кем был когда-то?
Они могут что угодно вещать на заседаниях, но я, мать, говорю вам: нет!
Они прежде всего – люди, такие же, как мы с вами. И они хотят того же, чего хотят все люди! Безопасности. Спокойной и безбедной жизни.
Ни для кого не секрет, что самую лучшую работу всегда получают рекруты из богатых семей. Об этом не принято говорить – но все знают, что это правда.
Нам трудно осуждать родителей, идущих на всё ради спасения ребёнка. Я сама мать! Кому, как не мне, понимать это.
Но если бы дело было только в этом! Недавно в столицу прибыли новые рекруты. Уже скоро наступит время их распределения на службу. Тогда присмотритесь: кто будут те наставники, взявшие ваших детей под своё крылышко? О ком на самом деле они думают, выбирая себе в ученики или напарники? О них или о себе? Если вашему ребёнку не повезло с усвоением – никому не будет до него никакого дела. Сколько ещё вы намерены с этим мириться?
Начинающих, толком не обученных препараторов, ставят в пары с такими же необученными – бросают на произвол судьбы, без защиты, без поддержки старших.
Одумайтесь. Ведь у каждого из вас тоже есть или была мать!..»
(Отрывок из анонимного письма, напечатанного на 12-й странице «Голоса Химмельборга»).
Они с Бартом встретились в кабаке недалеко от центра – Эрику очень хотелось выпить, но старик взял чай, и – смешно, глупо – Эрику не хотелось брать выпивку при нём.
– Ты хотел встретиться.
– Да. – Барт был напряжён. Седые брови подёргивались, и линия спины казалась слабее обычного. Почему?
– Что-то случилось?
– Хотел спросить, как у тебя с девушкой.
Барт не стал называть имя Омилии – людей в зале почти не было, не то время – но никогда нельзя знать наверняка.
– Прекрасно.
– Я слышал, она давно не звала тебя встретиться.
– Позовёт. – Он действительно был в этом уверен. – Не беспокойся.
– Хорошо, в этом вопросе мне в любом случае остаётся только тебе довериться, – Барт хмыкнул, отвёл взгляд. – Есть новость. Это решение Десяти, но ради этого договорились не созывать собрание. Передать тебе…
– Это не может быть решением Десяти, – резко отозвался Эрик, – потому что я тоже в Десяти, и я не помню, чтобы принимал в последнее время какие-то решения.
– Эрик, – Барт покачал головой, – ты в праве злиться. Орт повёл себя, как скот – не в первый и не в последний раз. Лично к тебе это отношения не имеет.
– Допустим. Что за решение?
– Ты должен выбрать нового охотника из рекрутов этого года. И чем быстрее, тем лучше.
Эрик Стром ожидал чего-то подобного, поэтому не изменился в лице – хотя перед Бартом-то не обязательно было прятать эмоции.
Или нет? Мог ли он верить Барту? В последнее время он начал сомневаться и в этом. С тех пор, как погибла Рагна, он ни в чём уже не был уверен.
– Я понимаю, что ты не в восторге, но решение принято. Мне это нравится не больше, чем тебе. Но волнений по поводу гибели рекрутов на первом году стало слишком много. У этих ребят есть родители, и объяснить им, что помочь не всегда возможно – или, тем более, что ошибки, недочёты случаются в том числе по нашей вине… Не вызвав их гнева… Невозможно. Химмельн недоволен. В «Голосе» опубликовали анонимное письмо…
– Я читал. Кто вообще пропустил его в печать?
– «Голос» любит скандалы. И в погоне за ними теряет осторожность. Хуже всего, что они позволили себе выпад в сторону «отпрысков богатых семей». Вероятно, кто-то будет наказан или даже уже наказан – что с того? Нас зацепило, и теперь нужно предпринять ответный шаг.
– Только почему-то делать его должен я один.
Барт пожал плечами, но в его глазах Эрику почудилось злорадство.
– Ты – лишь одна из искупительных жертв, Эрик, это правда. Ведь в этом есть и что-то хорошее, разве нет? Тебе в любом случае нужен был охотник – вот и получишь его, наконец. Тебе не навязывают никого конкретного. Присмотрись к ним. Времени немного, но оно ещё есть.
– Как я уже говорил, Эд уже вот-вот закончит реабилитацию, и тогда…
– Если бы ты взял Эда, это привлекло бы к тебе – к нам – внимание. Об этом в статье и говорят: опытные берут опытных, и в результате… Теперь это невозможно, Эрик. Десять…
Эрик почувствовал, как вдруг кольнуло глаз орма, когда-то соединявший его с Рагной. Это происходило время от времени – вот так, ни с того, ни с сего. Фантомные боли – в такие моменты его окутывало теплом парадоксальное ощущение, что она всё ещё жива, рядом, готова прикрыть его спину.
«Кто-то копает под тебя, Стром».
– Кто-то копает под меня, – согласился он вслух, и Барт нахмурился:
– Что, прости?
– Кто-то копает под меня, – повторил Эрик и в этот же миг почувствовал: так оно и есть.
– Это звучит не слишком убедительно, – осторожно отозвался Барт. – Сам подумай, кому и зачем действовать настолько… М-м-м… Тонким образом? Заставить тебя принять новичка в напарники – чтобы что?
– Подставить меня, очевидно. – Эрик расправил плечи. – Если новичок погибнет – моей репутации придёт конец. Особенно после того, что случилось с Рагной. Если я буду слишком сильно занят заботой о новичке – мои показатели упадут, потому что мне придётся быть не ястребом, а нянькой.
Барт покачал головой:
– Я бы до такого не додумался. Прости, но это слишком похоже на паранойю.
– Если я смог придумать такой план за минуту, кто-то другой тоже мог бы.
– Когда ты в последний раз нормально спал, Эрик? Ты перестал есть дома.
– Следишь за мной?
– Беспокоюсь. – Барт говорил мягко. – Всё, чего ты хочешь достичь, важно для всех нас. Но никому не будет пользы, если ты загубишь себя.
– Это угроза?
Барт выглядел действительно расстроенным, и Эрику стало стыдно.
– Прости. Я неудачно пошутил.
– Я беспокоюсь, – повторил Барт, и голос его звучал надтреснуто. Старчески. – Ты знаешь, своих детей у меня быть не могло. Я уже в середине первого срока знал об этом – кропари сказали.
– Так скоро?
– Так скоро. – Барт слабо улыбнулся. – Редкий случай: другие системы почти не пострадали. По сравнению со многими другими я и сейчас как огурчик. Но он, знаешь ли, принял удар на себя. И, спасибо ему большое, ещё долго работал, как надо, но ребёнка, даже после реабилитации, у меня быть не могло. Поэтому… То, что случилось с твоими родителями, было ужасно. И мне – как и всем – было тебя жаль. Но в глубине души – надеюсь, ты не возненавидишь меня за эти слова – я был рад. Я обманул судьбу – получил почти сына. А если бы ты позволил мне – просто сына. Но ты был уже слишком взрослым, когда всё это случилось. Ты бы никогда не забыл их – и я знал, что рано или поздно они придут за тобой.
«Эрик».
«Эрик».
– О чём ты говоришь? – он с трудом сбросил с себя тяжёлые, липкие воспоминания о дне, когда погибла Рагна.
– Я всегда знал, что желание узнать, почему они погибли, окажется сильнее привязанности ко мне, – сказал Барт. – Или доверия ко мне.
Эрик опустил голову, потер лоб, уголок глаза.
– Прости меня. Пожалуйста. Я доверяю тебе.
Не совсем правда – но в тот момент он верил в это.
– Не о чем толковать… – Барт грел ладони об чашку с чаем – от двери ощутимо тянуло сквозняком. Ненастоящий, игрушечный холод – но телу этого не объяснишь. – Ты ничем мне не обязан. Я с боем отбирал тебя у других желающих, среди которых, может, были более достойные опекуны. Прошу об одном: не рань меня недоверием.
«И всё же нельзя забывать, что есть грань, отделяющая Барта-опекуна от Барта-одного из Десяти».
– И ешь, и спи. Чтобы мне не пришлось беспокоиться сильнее необходимого.
Эрик улыбнулся – кривовато, но сойдёт:
– Конечно, старый друг. Но… Как быть с этим решением Десяти? Как мы обойдём это?
– Никак. Прости, Эрик, но это никак не получится обойти. Я пытался спорить, Анна поддержала меня, но ничего не вышло. Даже если ты попытаешься опротестовать это, только потеряешь время. За это время перспективных новичков могут увести у тебя из-под носа.
– Да уж… – пробормотал Стром. Неведомый автор статейки, кем бы он ни был, всё предусмотрел. Если он и вправду существовал. Если Эрик не сходил с ума – не принимал случайность за чей-то злой умысел. Он знал за собой эту слабость. Мысли о том, что за любым событием стоит чья-то зловещая тень, казались ему почти утешительными. В конце концов, это значило, что беды преследуют людей не из-за случайности. Признание власти случайности над людьми унижало – не меньше, чем преклонение перед Миром и Душой.
Эрик Стром не раз слышал, как люди, умирая в Стуже, призывают на помощь Мир и Душу. Но ни разу никто не откликнулся на зов.
Да, представление о мире как об огромной паутине – нет, сплетении и пересечении множества паутин, в углу каждой из которых сидел, наблюдая, примеряясь и планируя, умный, хитрый паук, нравилось ему куда больше. Любой, не видевший полной картины, становился мухой. Третьего не дано. И он, Эрик, станет одним из пауков не потому, что по-настоящему хочет этого – а потому, что быть мухой гораздо хуже. Во дворце, в совете Десяти, на балах и приёмах хватало пауков. Омилия и подобные Омилии считали, что паучий ум и место в центре паутины достались им по праву рождения – но они ошибались. Ещё как ошибались.