– Довольно. – Стром говорил спокойно, но я мигом осеклась от опасных ноток, прозвучавших в его голосе. – Мы поговорим об этом позже. Не здесь. Ты так хорошо держалась. – Его голос снова стал мягким, бархатистым. – Потерпи ещё немного.
И я послушалась – что ещё оставалось.
Когда мы вернулись в центр, все кабины были пусты. Здесь никого не было – ни Кьерки, ни других рекрутов. Только пара кропарей, в том числе девушка, которая помогала мне перед выходом в Стужу. – Помогите им. – Эрик Стром кивнул на нас. – После того, как госпожа Луми приведёт себя в порядок, отвезите её в Гнездо. Кьерки ждёт. Он о ней позаботится.
Мне хотелось спросить: «А как же я?», но это было именно то, чего он ждал, поэтому я промолчала.
В одной из кабин я стащила с себя сапоги, струд, очки, клапан. Меня трясло. Все волоски на коже стояли дыбом.
В дверь деликатно постучали.
– Ты как? Дай мне осмотреть тебя – потом можно будет душ принять.
Я открыла дверь, впустила кропаря. Она осторожно пробегала пальцами по моему телу, мерила пульс, заглядывала в зрачки.
– Ты знала, что мы позже вернёмся?
Помедлив, она кивнула.
– И знала, почему?
– Со мной не делятся такими вещами, – неохотно пробормотала она, отводя взгляд. – Обучение – дело старших… А нас просто попросили задержаться. Меня зовут Лидола, кстати. Можно просто Лил.
Я не ответила, но её это ничуть не смутило.
– Если будут спрашивать, довольна ли ты работой кропаря, скажешь, что довольна, ладно? Это может быть важно. Что ты всем довольна.
– Конечно, – пробормотала я, слишком обессиленная для сарказма. – Я всем очень, очень довольна.
Она кивнула, убрала в карман серого фартука щуп с валовым огоньком.
– Одевайся. Я покажу тебе, где можно выкупаться.
В здешнем душе, тоже разделённом на отдельные сектора множеством деревянных перегородок, вода была горячей и остро пахла травами.
– Обеззараживает, – пояснила Лил, заметив, что я принюхиваюсь. – После Стужи всем надо проходить. На всякий случай. Волосы тоже вымой – вон там можно высушить, видишь трубы? Подставишь голову, пойдёт горячий воздух. Придумка механикеров. Я тебя оставлю. Ты давай побыстрее – тебя там уже ждут.
Но, несмотря на её слова, я стояла, подставив струям спину и плечи, по меньшей мере пятнадцать минут, смывая с себя страх и унижение.
Когда я вышла, в зале погас свет. Миссе и кропарей нигде не было видно, и я поплелась по коридору вниз – нужно было забрать обувь и верхнюю одежду. Я понимала, что мне ещё предстоит разговор с Эриком Стром, но не была уверена, что сегодня.
Когда я спустилась вниз, где уже не было гардеробщиков, он стоял там, держа моё пальто под мышкой.
– Готова идти? – спросил он, как будто само собой разумелось, что мы покинем центр вместе.
– Да.
– Хорошо. – Он очень внимательно рассматривал моё лицо, ловя каждое изменение. Изучал, как я теперь понимаю – но тогда мне казалось, что он ждёт от меня какой-то реакции, и из упрямства не хотела её давать.
Но не из одного упрямства. Все мои инстинкты и здравый смысл подсказывали: не знаешь, что сказать, лучше молчи. Дай другому сделать первый ход, чтобы подсказать тебе второй – и выиграть время.
Мы вышли из центра – на улице успело стемнеть, и я поняла, что понятия не имею, сколько здесь прошло времени – и направились в сторону станции.
– Поезд уже ушёл, но мы воспользуемся автомеханикой.
Нас уже ждала механическая повозка вроде кареты, собранная из кости и металла, больше всего смахивающая на огромного паука с глазами-окошками. Немногие даже в Химмельборге могли позволить себе такую.
Стром пропустил меня вперёд, и я забралась «пауку» в брюхо. Я ожидала, что оно будет таким же холодным, угловатым и металлическим, как снаружи, но внутри было тепло, мягко, и на двух сидениях друг напротив друга лежали мягкие красные чехлы.
Когда Эрик Стром сел напротив меня, лестница скользнула в паз, складываясь, дверца мягко захлопнулась, а потом я почувствовала движение – «паук» стремительно перебирал длинными ногами из хрящей, жил и шестерней, и делал это так быстро и ловко, что внутри почти не чувствовалось тряски.
Мы немного помолчали. Стром как будто забыл обо мне – смотрел в глаз-окошко, нахмурившись, и постукивал себя по колену рукой в чёрной перчатке.
У меня было время рассмотреть его, пытаясь понять по изгибу бровей – одной перебитой шрамом посередине, волосы там не росли – по тому, как слегка кривился уголок губ – что за разговор меня ждёт. Конечно, у меня была пара идей – как в игре в тавлы, я перебирала одну вероятность за другой, сравнивала их друг с другом, отбрасывала и переставляла. Все они мне не слишком нравились.
Стром – один из Десяти, поэтому разговор может иметь к ним отношение. Я думала, что он, возможно, попросит меня шпионить за другими рекрутами, – кто знает, зачем Десяти могло было быть нужно узнавать рекрутские настроения? Я бы на их месте не упускала такие вещи из виду.
Но всё упиралось в то, что другие должны были обратить внимание на то, что я возвращаюсь в Гнездо позже них. Не могут же вербовать в шпионы настолько небрежно?
Ещё один вариант, гораздо более простой, – секс. Дурацкое предположение – и самый странный способ предложить его за всю историю человеческого вида – но такой вариант я тоже обдумывала.
Но Стром не смотрел на меня, и выглядел задумчивым, а не возбуждённым. Вряд ли человеку вроде него было сложно с женщинами.
– Я думал, что мы могли бы поехать ко мне домой, – сказал он вдруг, и последний вариант вдруг резко перестал казаться абсурдным. – Но сейчас понял, что, наверное, не стоит. Ты голодна, Хальсон? Недалеко от Гнезда есть место, где подают отличную оленину. Можем отправиться туда.
– Л… Ладно.
То самое предположение резко перестало казаться смешным. Мне стало не по себе. В этом смысле я никогда о нём не думала – но даже если бы Стром меня привлекал, влезать в отношения с препаратором сильно старше точно было плохой идеей.
Или хорошей? Мог ли он предложить мне покровительство в обмен на секс? Щёки обожгло жаром, и я понадеялась, что он не заметил.
Стром был влиятелен, он мог бы обеспечить мне хорошее место, может, менее опасные задания, награды, визиты ко двору. Возможно, даже помог бы перевезти сестёр и маму быстрее.
Кто-то другой – да что уж там, много кто – радовался бы на моем месте. Шрамы шрамами, но он оставался по-своему привлекательным – а репутация легенды довершала дело. И у него была власть – власть одного из Десяти. Для него делали исключения – значит, возможно, и для тех, кто рядом с ним, сделают.
Что его привлекло? Не всё ли равно.
Готова ли я была зайти так далеко ради того, чтобы получить больше?
Если не я, то другой.
Всё так, но в тот момент мне стало куда страшнее, чем было в Стуже.
Автомеханика мягко остановилась, и дверца открылась, выпуская нас. На этот раз Стром вышел первым и подал мне руку, чтобы помочь вылезти, – я едва коснулась мягкой перчатки кончиками пальцев.
Место, «где подают отличную оленину», оказалось одним из тех, куда я бы не решилась зайти в одиночестве. По одной только обивке на креслах было ясно, что цены здесь способны преподнести мне неприятный сюрприз.
Я подумала: выберу из листка что-то самое дешёвое и возьму, но этому плану не суждено было сбыться. Никакого листка не было. Нас проводили за столик в углу, отгороженный от зала высокой ширмой, и Стром сказал подавальщице что-то негромко, после чего она тут же убежала – а через пару минут вернулась с бутылкой снисса, бокалами, корзинкой хлеба – я с трудом поборола желание тут же взять кусок – и миской зелёного салата.
– Мясо позже подадут, – сказал Стром, расслабленно откидываясь на мягкую высокую спинку кресла. Кажется, это был первый раз, когда я видела его расслабленным. На столе горела свеча, валовый свет над головой был приглушён, и в полумраке шрамы на его лице меньше бросались в глаза.
– Или ты хотела что-то другое? Я могу позвать…
– Нет, всё в порядке. Я вообще не голодна.
Враньё – но можно и потерпеть немного. В Гнезде я точно разживусь какой-нибудь едой – если сегодня вообще вернусь домой. В животе стало пусто и холодно. В очередной раз я с тоской подумала о треклятом завтраке, когда можно было наесться вдоволь – и из-за волнения я пренебрегла этой возможностью.
– Как скажешь, но я взял много. Одному мне столько не съесть. Так что, если захочешь помочь, не стесняйся.
– Спасибо.
Мы снова помолчали, и я вдруг поняла: он, легенда, один из Десяти, нервничает или, может, раздосадован. Почему? Чем я могла пугать его или раздражать? Я ничего не сделала. И даже если речь действительно шла о сексе – вряд ли он ожидал или тем более боялся отказа.
Он наполнил бокалы до середины, подвинул мне один.
– Выпей. После Стужи стоит выпить.
– В Гнезде этому не учат.
– Верно, – он усмехнулся. – И не научат. И тем не менее, все этому быстро учатся.
Он поднял бокал:
– Ну, за твой первый выход в Стужу. Пусть остальные будут столь же безопасны.
Звучала как издёвка – с учётом того, что случилось – но я покорно подняла бокал, сделала глоток. Питьё было более крепким, чем то, что я пробовала до этого, но вкус его при этом был насыщенным, благородным, мягким. Я не разбиралась в алкоголе, но этот наверняка был дорогим.
– Вкусно. – Явно не то слово, но лучшего у меня не нашлось.
Глоток горячо растекался, кажется, по всему телу, и я почувствовала, как расслабляется, смягчается каждая мышца, как от действия эликсира. Напряжение ушло – а вслед за ним и чувство неловкости, вызванное тем, что за другими столами сидели нарядно одетые столичные дамы, а на мне были простые штаны, свитер и пальто – к тому же, всё не новое и не самое чистое. Я всё не находила времени стирать что-то, кроме белья и нижних рубашек, и на свитере внизу было заметное зеленоватое пятно от сера, которое, снимая пальто при входе, я прикрыла рукой.