Но пока что Стром подбросил мне реплику о следующем ужине – а значит, у меня был шанс.
Я думала, что мы поедем вместе, и лихорадочно придумывала темы для нового разговора, но, открыв передо мной дверцу «паука», Стром, поколдовав на приборной доске, спрятанной под крышкой сбоку, слегка кивнув мне, вдруг сказал:
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.
– Хорошо. Что именно?
– Мне нужно передать кое-что одному человеку в городе. Закрытый конверт. Письмо. Мне нужно, чтобы ты отнесла его, не читая, и передала мне ответ.
– Это ещё одно испытание?
– Нет. Просто просьба. Ты мне поможешь?
– Да. Конечно.
– Очень хорошо. Тогда вот. – Он достал из кармана конверт – не запечатанный, не заклеенный – и протянул его мне. – К северу от Храмового квартала есть кабак. Называется «Весёлый элемер». Там работает женщина, Веньеда. Письмо нужно будет отдать ей.
– Хорошо. Я сделаю.
– Спасибо.
– Отлично. Что ж, доброй ночи, Хальсон. До встречи. Советую хорошо выспаться, потому что завтра начнётся настоящая работа. Не хочу давить, но, думаю, ты понимаешь, что пока мы договорились только о наставничестве. Я рассчитываю на тебя – но пока вживление не произведено, наше общее решение ещё может быть изменено – любым из нас. Мне нужно, чтобы ты работала изо всех сил. До сих пор мои результаты были безупречными. Мне нужно, чтобы так оно и оставалось.
Как и обещал, в том, что касалось службы, он был совершенно честен.
– Я начну спать сразу, как вы закроете дверцу.
– Очень разумно, – и он её закрыл.
Самое забавное и удивительное из того вечера – я действительно уснула, хотя думала, что от волнения и роя мыслей не смогу глаз сомкнуть, даже когда доберусь до Гнезда. Но то ли дело было в сниссе, то ли в мерном ритме движения «паука», я проснулась, только когда он остановился у ворот Гнезда и приглашающе открыл дверцу, как будто наделённый собственной волей.
Стоило мне выйти, он захлопнул дверцу и деловито затрусил прочь, негромко клацая и щёлкая своими металлическими и костяными лапами.
Почему-то «паук» высадил меня у чёрного хода – возможно, выполняя какую-то договорённость между Стромом и Кьерки. Обычно калитка здесь была заперта, но сейчас открылась без скрипа.
Сад беспокойно спал. Обычно здесь вечно кто-то говорил, смеялся, шумел – сейчас рекруты, вечно шатающиеся по садовым дорожкам, схлынули, как муравьи на ночь, разошлись по своим отсекам-комнатам, и робко заговорили струи поливальных ручьев – в Ильморе сейчас их бы уже давно сковало льдом – задрожали на ночном ветру листья, запели то тут, то там перепрыгивающие с ветки на ветку с каким-то лягушачьим звуком мелкие местные птицы. Моё появление их не взволновало – сад продолжал жить своей таинственной ночной жизнью, как будто, ступив сюда, я стала его частью и меня можно было не принимать в расчёт. Мне хотелось побыть здесь ещё немного – послушать голоса воды и листьев, раствориться в этом – и ненадолго забыть о себе. Здесь, в Химмельборге, мне не хватало встреч с природой – раньше, дома, у меня никогда не было случая задуматься о том, что я люблю её. Это я почувствовала только здесь – и только из-за её нехватки.
Но Стром велел мне выспаться – и я не собиралась откладывать решение слушаться его на потом.
Я долго не могла уснуть – вспоминала наш разговор, взвешивая и измеряя каждое слово, думая, правильно ли я поступаю. Может быть, мне стоило рискнуть, отдаться крохотной вероятности исполнить всё же свою давнюю, детскую мечту? Но глубоко внутри я чувствовала: обратной дороги нет.
Строго говоря, мои возможности в плане рейтинга от службы со Стромом могли только возрасти – вряд ли, как ястреб, – даже стань я им – я когда-то добилась бы сравнимых результатов.
И всё же в ту ночь я думала о слое Души – тёмном, неизведанном – и о полёте над ним.
Кроме того, мне не давало покоя письмо. Незапечатанное. Манящее. Чтобы справиться и с бессонницей, и с соблазном, я уселась за дневник Гасси, и сидела над закорючками оша, пока не начали слипаться глаза.
«Эксперимент удался», – писал Гасси. «Мы с Сортой смешали все ингредиенты хорошенько, а потом Улли поджёг фитиль. Хорошо, что бабушка не узнала, что мы сделали. И что Сорта потушила то бревно…
Вечером опять говорили. Завтра надо попробовать посчитать. Координаты – похоже ведь на координаты?»
Мысли Гасси путались – он и говоря вот так же терял нить и начинал смешивать несколько потоков рассуждений в один.
Когда я наконец улеглась спать, у меня под веками плясали отблески едва не устроенного нами в детстве пожара.
На следующий же день, вместо обеда, я отнесла письмо Строма в «Весёлого элемера». Найти его оказалось нетрудно – первый же случайный прохожий на границе Храмового квартала указал мне путь. Улыбчивая Веньеда, протиравшая стаканы за стойкой, не выказала ни малейшего удивления. Она только кивнула, спрятала письмо под стойку и спросила, не хочу ли я чего-нибудь выпить.
Письмо я так и не прочитала – и, наблюдая за тем, как оно скрывается под стойкой, почувствовала, как целая глыба льда свалилась у меня с плеч.
Унельм. Детективы
– Н-да, по-правде сказать, я ожидал чего-то более впечатляющего. И думал, что мне выдадут шляпу и форменный плащ, ну, знаете, с серебряными шнурками и всё такое.
– Гарт, мне нравится твой задор, но в больших количествах он может быть утомителен. Смотри, я ведь могу и передумать. Что до шнурков – такую роскошь получают парни из Охраны. Я здесь годами работаю, и посмотри на мой плащ. Хочешь принарядиться – ступай на городской показ мод.
Отдел Олке размещался в здании городской Охраны, но их кабинет имел отдельный выход. Настороженное отношение к препараторам играло здесь свою роль – служители Охраны не слишком любили пересекаться с коллегами.
Сам кабинет был невелик – всего на четыре стола, заваленных пыльными папками, ворохом бумаг, коробками и писчими принадлежностями. В двух стенных шкафах тоже были папки – раздутые, как дохлые животные. На одной из стен висела огромная подробная карта города, вся истыканная кнопками с разноцветными шляпками. Над дверью – портрет владетеля с углами рамы, густо затянутыми паутиной. В воздухе висел густой трубочный дым, и Унельм закашлялся.
– Лучше заведи себе трубочку, раз такой нежный. Быстрее привыкнешь. – За дымом он не сразу разглядел источник этого каркающего, грубого голоса – очень прямую, крупную старуху с высоким пучком седых волос и очками с толстым стеклами. Посасывая длинную тёмную трубку, она что-то очень быстро писала левой рукой, унизанной тонкими позвякивающими браслетами, а правой, не глядя, отправляла в трубу почты тубусы с письмами, один за другим.
– Спасибо, мне и так хорошо.
– Это госпожа Мереми, но мы все называем её Мем, – представил старуху Олке. – Постарайся ей понравиться. Скорее рухнет это здание, чем она уйдёт в отставку.
Старуха каркнула.
– Да уж, на это можете не рассчитывать. Смысл мне уходить в отставку теперь? Лучшие годы уже позади. Из этого кабинета меня вынесут вперёд ногами.
– Она говорит так столько, сколько я здесь работаю. Но не удивлюсь, если Мем всех нас тут пересидит. Я – Вэл Орте, приятно познакомиться. – Очень полный молодой человек с румяными щеками и прилизанными волосами цвета мёда, сидевший за соседним с Мем столом, протянул Ульму руку.
– Унельм Гарт.
– Мой новый помощник, если мы сработаемся. – Олке хлопнул его по спине. – Только что из Коробки, так что будьте с ним помягче хотя бы пару дней. Гарт, Мем занимается координацией всех наших действий, сбором информации, её анализом. Контактирует с основным отделом Охраны, если нам нужны досье или их поддержка… Вэл – её помощник.
– Бумажная работа, – протянул Вэл, с завистью поглядывая на Ульма, – и работа с вещественными доказательствами, нейтрализацией улик, складом, учётом…
– Из-за отсутствия убийств в последнее время нас припрягли помогать отделу по работе с чёрным рынком, – сказала госпожа Мереми таким скорбным тоном, как будто отсутствие убийств было худшим, что случалось с Химмельборгом за последнее время.
– Это временно, – сказал Олке мрачно, подходя к карте. – Помяни моё слово.
– Кажется, у вас есть мотив, – заметил Ульм, не сдержавшись, и Мем хмыкнула:
– Пока что парень мне нравится.
Олке закатил глаза:
– Сам увидишь. Всё как по графику. Если в городе было слишком долгое затишье – значит, скоро жди беды.
– Что он умеет? – спросила Мем, постукивая трубкой о край глубокой пепельницы, которую давно уже пора бы было почистить.
– Я неплохо показываю фокусы, – ответил Ульм, пока Олке не заговорил за него. – И люблю разгадывать загадки.
– Тогда, возможно, тебе стоило устроиться воспитателем к малышне или праздники организовывать, не находишь?
– Очень может быть, – Ульм пожал плечами, – но пришлось брать, что дают.
Мем улыбнулась:
– Ладно. Олке, дай ему дело два «П» для начала. Посмотрим, как справится.
Ульм почувствовал: мнение госпожи Мереми имело здесь не меньший вес, чем самого Олке. Не понравься он ей – очень может быть, что, Олке, извинившись перед ней за беспокойство, отвёл бы Ульма обратно в Коробку, глазом не моргнув.
Но пока что, видимо, он прошёл проверку.
– Что такое «два «П»?
– Речь о Парящем порте, – объяснил Олке, и Ульм с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза. Парящий порт преследовал его – будто в насмешку. – Там, наверху, всегда толчея, много народу. Охранители больше следят за тем, чтобы никто не кувыркнулся через парапет, чем за тем, чем именно занимаются люди на площадках. Нам поступили сведения, что некоторые препараторы ведут там нелегальную торговлю препаратами, которые в дальнейшем готовят к отправке за границу.
– Если это правда так, – добавила Мем, – дело серьёзное. За внутреннюю торговлю бывают серьёзные взыскания, но обычно обходится без тюрьмы. Препараторы слишком ценны, поэтому им многое сходит с рук. Но вот контрабандный вывоз кьертанского достояния за границу через голову владетеля – уже серьёзно.