Она довольно улыбнулась.
– Говорят, чем ближе к небу, тем слышнее молитвы.
– Так ты тоже пришла сюда совершить священный обряд?
– Можно и так сказать. – Она снова облизнула яблоко и отбросила с лица липкую прядь волос. – Как твои дела? Как учёба?
Толпа огибала их с двух сторон, и кто-то ощутимо ткнул Унельма в бок, пробормотав что-то нелицеприятное. Он беззлобно огрызнулся в ответ – к этому маленькому ритуалу большого города Унельм привык быстро.
– Давай присядем?
– Только ненадолго. Меня ждут.
– Уж в этом я не сомневаюсь.
Они втиснулись на лавочку меж галдящих детей, которые быстро ретировались, когда их – очень удачно – начала созывать наставница.
– Скорее, дети! Паритель вот-вот взлетит!
Они визжали, как зверята, расталкивая друг друга. Унельм мог их понять.
– Учёба – великолепно. О лучшем и мечтать нельзя. Почти перестал блевать по вечерам – не счастье ли?
Если Лудела и посочувствовала ему, то показывать это уж точно не собиралась.
– Бедный мальчик. А вот у меня всё давно прошло. Усвоение работает, как часы – так госпожа Сэл говорит. Мне стали повышать дозы… Потихонечку. И я хожу на дополнительные занятия по анатомии, химии, медицине. Мерзко, но привыкаю. Если всё пойдёт хорошо, придётся с утра до ночи учиться.
– Так ты, значит, всё же метишь в кропари? Неплохо. Я слышал, умение быстро раздевать людей очень ценится в их работе.
Она надула губы, но в глазах плясала улыбка:
– Какой ты гадкий. Я уж и забыла.
– Можешь вспомнить об этом в любое время, когда пожелаешь. Я не запираю комнату на ключ. Ещё помнишь, где она?
– Как забыть. И что же, ты выучил несколько новых фокусов, пока мы не… Виделись?
Уж не ревновала ли она? Если и так, Ульм не собирался слишком переживать по этому поводу.
– Какое там. Помнишь, что ты мне сказала? Учёба прежде всего. Я последовал твоему мудрому совету.
– Вот как? И что ж, это принесло плоды, м? Уже нашёл наставника?
– Пока нет. Выбираю лучшее из множества предложений. А как у тебя?
Её глаза забегали.
– Ну… Пока неясно, но, я правда думаю, что меня, может, один кропарь в ученицы возьмет. Мы говорили несколько раз – он уже трёх девчонок пригласил, но и больше же можно. Так что я не унываю.
– И правильно. Тебе это совершенно не к лицу. Кого и выбирать, как не тебя? Те девчонки тебе в подмётки не годятся.
Она засияла:
– Спасибо. – И сразу вслед за тем нахмурилась. – А ты что, их знаешь?
– Мне это ни к чему. Ну, ты посмотри на себя? В этом не может быть никаких сомнений. В следующий раз возьми на встречу со своим кропарём это яблочко – и дело сделано.
– Дурак ты, Ульм! – она пихнула его в бок, но Унельм видел: она довольна. Он даже подумал, не попытаться ли напроситься к ней в гости уже всерьёз.
С другой стороны, в романах про охранителей отважные герои неспроста обходились без постоянной женщины. Если они с Луделой снова начнут встречаться, она наверняка начнет задавать вопросы, занимать его вечера, обижаться и хитрить – а на это нет времени.
– Благодарю. Ты знала, что в стародавние времена дуракам позволялась говорить владетелям всё, что вздумается? Так что дураком быть не так плохо.
– Ой! – она не успела ответить, потому что разглядела кого-то в толпе, улыбнулась широко и радостно – ему она так даже прежде не улыбалась. – Мне пора! Слушай… Ты же не обижаешься на меня, правда ведь?
– Конечно, нет. И тебе вовсе необязательно прятаться от меня в Коробке.
– Отличные новости. – Она хихикнула. – Ладно, увидимся! И, надеюсь, уже скоро оба – с наставниками!
Лудела бросила яблоко в урну – промахнулась – и побежала навстречу кому-то в толпе.
– Учиться и учиться, как же, – пробормотал Ульм, брезгливо поднимая яблоко, которое уже влажно облепила пыль, за палочку и бросая в урну.
Он видел, как Лудела кинулась на шею молодому человеку в форме паритера – бурый и золотой, шнурки и кисти, блестящие пряжки и заклепки. Вот, значит, почему Лудела таскалась с ним в Парящий порт?
Юноша-паритер был невысок и, пожалуй, малость полноват. Слабое утешение. Его светлые волосы были подстрижены и уложены безукоризненно, а светлые голубые глаза взирали на Парящий порт гордо и счастливо, словно всё здесь было его собственностью.
Наверняка маменькин сынок из богатого дома, родители которого удостоверились в том, что их маленькому препаратору достанется почётное место. Летать опасно? Пожалуй. Зато недели, а то и месяцы паритеры проводят в дальних странах, где всех печалей – веселиться и потихоньку подкалывать эликсиры, чтобы к новому полёту тело не успело отвыкнуть.
Что за дураки вообще возвращаются в свой порт? Почему этот, невысокий и самодовольный, вернулся сюда, в Химмельборг, хотя мог бы послать всё, куда подальше, и бродить по лесам Рагадки или есть острую лапшу где-нибудь в центре Рамаша? Уж точно не из-за Луделы, ждущей в порту.
У Кьертании наверняка были свои средства удерживать паритеров при себе. Но Ульм нашёл бы способ обойти любое из них, стань он паритером.
В этом он был уверен.
Вдалеке зашумел, завыл сердечный двигатель парителя – и вскоре после этого по небу нежно заструился светлый след. Унельм представил – высота, свобода, головокружение. Крохотный город, расчерченный на квадраты, внизу… Он сам, Лудела или её новый дружок в нарядной форме – просто точки в пространстве.
Может быть, это и есть одно из средств Кьертании привязывать их к себе? Оставаться игрушкой на верёвочке – зато иметь право летать.
– Унельм! Я хочу вас познакомить. Пожалуйста, будь милым. – Он с трудом сдержал вздох, но почему-то ему не хотелось её расстраивать. Лудела, судя по всему, и вправду переживала из-за него. На свой манер.
– Я всегда милый. Разве нет?
Она свирепо зыркнула на него, и он улыбнулся.
– Мел, это Унельм Гарт, мы с ним вместе учимся в Коробке. Но он будет механикером, – поспешно добавила она, видимо, испугавшись своего «вместе».
– А, одна арка? – молодой паритер улыбнулся благодушно – так мог бы улыбаться добрый дядюшка, старше их с Луделой по меньшей мере вдвое. – Что ж, это не повод расстраиваться. Кто хочет каждый день морозить задницу в Стуже, да? А нам, механикерам, все пути открыты. Даже в небо! – Он картинно выпрямился – Лудела с восхищением глазела на то, как сияют в свете солнца золотые бляшки и шнурки – а потом, спохватившись, подал Ульму руку. – Меня зовут Мелвил Валлени.
– Какая красивая фамилия, – произнес Унельм невинно, пожимая нежную и мягкую ладонь. – Кажется, вы родом из знатной семьи, господин Валлени?
– Просто Мел, просто Мел! Для друзей Лу – никаких церемоний!
«Лу?»
Лудела улыбалась ему немного сконфуженно и морщила лоб так напряжённо, что кожа грозила лопнуть.
– Очень любезно с вашей стороны. И вправду, как прекрасно, что таким, как мы, открыты все пути.
Она нахмурилась пуще прежнего, и Ульм пошёл на попятный.
– Вы давно служите, Мел? Форма вам очень к лицу.
Щёки паритера, и без того красные, теперь приблизились цветом к яркому шейному платку.
– Благодарю. Я первый год здесь. Но, знаете… – Он начал рассказывать о том, как тепло его приняли старшие товарищи, и Ульм перестал слушать, впрочем, не забывая кивать и улыбаться в нужных местах. Лудела прошептала ему беззвучное «спасибо». Видимо, будь её воля, их с Мелом знакомство вряд ли бы состоялось.
Унельм Гарт терял время из вежливости – кто бы мог подумать. Возможно, столица начинала дурно на него влиять.
С другой стороны, куда ему было спешить? Зацепка могла найтись где угодно – могла не найтись вовсе.
Поэтому он стоял и слушал терпеливо – не забывая чутко смотреть по сторонам.
Сорта. Пара
– Ещё раз!
Эти два коротких слова стали сутью, смыслом моей жизни в те месяцы. С тех пор, как Эрик Стром стал моим наставником, к ним свелось всё.
– Давай сразу договоримся, – сказал он мне в наш первый день в тренировочном зале, – если я прошу тебя что-то сделать, ты делаешь это, не раздумывая. И если тебе покажется, что ты не можешь это сделать – подумай ещё раз. Я никогда не попрошу о невыполнимом – но ты должна доверять мне полностью, без сомнений… Это и значит быть охотницей. Хорошо?
В тренировочном зале из его голоса уходили бархатные нотки, и мне было ясно: что бы я об этом ни думала, наш договор заключён.
– Хорошо. Тогда начнём. У тебя будут свои задачи, у меня – свои. Будут и общие. Наша главная общая задача на ближайшие недели – учиться двигаться синхронно. Предугадывать движения друг друга. После операции будет проще, если мы подготовимся. Мышечная память – великая сила, и не стоит пренебрегать ею, раз уж мы можем поставить её себе на службу.
– Разве вы не будете… Ну…
– Спрашивать можно о чём угодно, Хальсон. Всегда. Ну?
– Лежать в капсуле.
Эрик Стром хмыкнул:
– Очевидная нестыковка, да? Как бы объяснить… Быть собственной душой, отделяться… Там я чувствую себя так же, как здесь. Но моё тело – то, что становится там моим телом – подчиняется иным физическим законам. Как и всё вокруг. Если я перестану тренироваться здесь и стану слабым – там так же ослабеет моя душа. Если начну тренироваться усиленно – и тело, и дух окрепнут.
– Как учат быть ястребом? Ведь физические законы… здесь такие, как есть.
Он кивнул одобрительно:
– Разумный вопрос. Нас тренируют по особой программе. Сложно научить вне Стужи и тому, что будет происходить в Стуже, но тебя учат. На твоих тренировках тебе привязывают утяжелители к ногам, чтобы двигаться было трудно, как в глубоком снегу, или устраивают спарринги на скользкой поверхности, чтобы изобразить лёд… Имитация. На тренировках будущих ястребов – свои способы имитации. Подготовки к тому, что предстоит на слое Души.
Я не в последний раз ощутила горечь при мысли о том, что мне на этих тренировках не побывать. Я отказалась от своего шанса увидеть мир Души и примкнуть к самому прославленному и влиятельному кругу – призрачного шанса.