Но я выбрала то, что давало больше возможностей, – и то, к чему призвал меня внутренний зов, на который я решила положиться, – Строма.
Словно прочитав мои мысли, он сказал:
– Могу как-нибудь показать тебе тренировочные залы ястребов. Но я бы предложил не отвлекаться на это, пока мы… Работаем наиболее активно.
Не знаю, что он имел в виду – с тех пор, как мы стали ученицей и наставником, не было ни дня, когда нашу работу нельзя было назвать «активной».
– Хорошо.
– Давай начнём. – Он кивнул на угол зала, в котором было установлено большое бревно, подвешенное на цепях над полом. – Иди туда. И не забудь утяжелители на руки и ноги – пока самые лёгкие. Пройди до конца бревна, вернись до середины и остановись. Всё ясно?
Я не была уверена, что с первого раза сумею даже просто удержаться на бревне – но Стром говорил об этом, как о чём-то само собой разумеющемся.
Бревно покачивалось над полом тренировочного зала высоко – на уровне моего подбородка. Я украдкой огляделась. Никакого стула, с которого можно было бы забраться на него, предусмотрено не было.
Стром наблюдал за мной невозмутимо, не собираясь давать подсказок.
Деваться было некуда – я порадовалась тому, что, по крайней мере, никто, кроме Эрика Строма, не увидит моего позора. Прыгнула, подтянулась на руках – и беспомощно повисла на бревне. Прыжок вышел неудачным – руки оказались недостаточно сильными, чтобы сразу втянуть тело на бревно. Некоторое время я извивалась, как змея, силясь сгруппировать мышцы так, как нас учили на тренировках. Я не собиралась заниматься этим слишком долго – тратить силы и смешить Строма – но, к счастью, ещё через пару мгновений мне удалось закинуть ногу на бревно.
– Полдела сделано, – насмешливо сказал Стром за моей спиной, и я едва не соскользнула назад.
Некоторое время я сидела на корточках, пытаясь поймать ритм бревна. Оно качалось сильнее, чем я ожидала. Я боялась, что Стром продолжит шутить, но он ждал молча. Впрочем, было ясно: ждать до бесконечности он не станет. Сделав глубокий вдох, а выпрямилась, пару раз взмахнула руками, ища равновесие.
Бревно качалось сильнее – и казалось куда длиннее, чем я ждала. Что уж там. Оно выглядело бесконечным.
Я двинулась вперёд – медленно, шаг за шагом, продолжая ловить опору в воздухе кончиками пальцев.
Ещё один осторожный шаг – и бревно подо мной заплясало.
– Чем быстрее будешь двигаться, тем проще будет. Держи корпус прямо, смотри перед собой. Экономить движения…
Я не успела дослушать мудрый совет Строма, потому что на следующем же шаге бревно дёрнулось, как живое, и тёмные маты на полу кувыркнулись мне навстречу. От удара весь воздух из лёгких выбило, и некоторое время я лежала, перекатившись на спину, раскрывая рот, как рыба.
– Ты в порядке? – лицо Строма замаячило надо мной, и он протянул руку. Он не смеялся, не злился – по глазам ничего нельзя было прочитать. – Сильно ударилась?
– Нет. Всё хорошо. – Это было неправдой, но я ни за что не стала бы признаваться в этом в первые минуты нашей тренировки.
– Отлично. Тогда ещё раз.
Я не стала брать его за руку – поднялась сама и снова подошла к бревну. Оно качалось сильнее прежнего, и кольца на срезе ствола гримасничали, как чьё-то насмешливое лицо. На этот раз, приноровившись, я запрыгнула на бревно, подтянувшись на руках, сразу. Движение отдалось болью в ушибленном бедре, а на глазах выступили слёзы.
На этот раз я попыталась двигаться быстрее, как советовал Эрик Стром. Выпрямила спину и побежала, глядя прямо перед собой. Это работало! На несколько секунд я почувствовала себя лёгкой, свободной и сильной, как опытный конькобежец на льду. Я почти не чувствовала бревна под ногами… А потом пол снова рванулся мне на встречу, и бедро вспыхнуло болью – сильнее, острее прежнего.
– Ты снова упала влево. Заметила?
– Да.
– Делай выводы. Может, сперва попробуешь без утяжелителей?
– Нет! – Возможно, он заметил испуг в голосе, но мне было плевать. Тогда я больше всего боялась поблажек от Эрика Строма – боялась, что он решит, что я ни на что не способна, и окажется от меня.
– Я справлюсь. У меня уже почти получилось.
На самом деле, я одолела не больше трети бревна, но он не стал спорить.
– Как скажешь. Следи за корпусом не только в начале. Через пару шагов ты начинаешь заваливаться вбок. Ещё раз.
– Хорошо.
Я залезла на бревно ещё раз. И ещё раз. И ещё раз.
– Пожалуй, можно считать это успехом, – протянул Стром, когда я упала с бревна в шестой раз, почти добравшись до середины. – Теперь ты падаешь и на правую сторону тоже. Продолжай за этим следить. Ещё раз.
Было ясно: в тот день нам не добраться до парной работы. В кратких перерывах между попытками приручить бревно я жадно и украдкой всматривалась в выражение лица Строма. Больше всего я боялась заметить разочарование в его разномастных глазах, но он не выглядел ни довольным, ни раздосадованным.
И я перестала смотреть.
Качающееся бревно стало всем моим миром – на многие дни вперёд.
– Ещё раз.
Мы занимались каждый день по много часов, от утренних эликсиров и до ужина. Всё моё тело было в синяках – особенно от ударов страдали бедра и бока.
На второй день он стал учить меня правильно падать – и это, пожалуй, оказалось единственным новшеством.
– Хватит на сегодня. Иди ужинать, Хальсон. И выспись хорошенько. До завтра.
Дни стали одинаковыми, как заснеженные дома в ряду. Несмотря на указания Строма, на вторую неделю я стала прокрадываться в тренировочный зал после ужина. Я была готова на всё ради того, что перейти к чему-то новенькому – быстрее, чем Строму надоест наблюдать за моими страданиями.
К концу второй недели бревно наконец покорилось мне – я научилась держать равновесие достаточно хорошо, чтобы легко пробегать его из конца в конец с утяжелителями на руках и ногах, и тогда Стром добавил ещё несколько, и всё пришлось начинать сначала. Когда я освоила и это, он стал время от времени, не предупреждая, толкать бревно, дёргая за одну из цепей, и каждый раз я летела вниз – молча, со стиснутыми зубами.
– Рагна ругалась, как рабочий с фабрики, – сказал как-то Стром и осёкся. Это был первый раз, когда он упомянул свою прежнюю охотницу, и после того я долго на слышала её имени.
Мы проводили вдвоём по много часов каждый день, но, на самом деле, почти не общались. Мне всё больше казалось, что Стром избегает меня на столько, на сколько возможно избегать человека, которого тренируешь каждый день. Наверное, отчасти я надеялась на то, что разговоры вроде того, первого, за тавлами, или другого, за ужином с олениной, будут повторяться хоть время от времени… Но, видимо, это не входило в планы Строма.
Неделями я не слышала от него ничего, кроме кратких комментариев по делу и бесконечного «ещё раз».
Я быстро поняла – или, по крайней мере, думала, что поняла – в чём дело. Он не хотел привыкать ко мне, а может, и давать ложной надежды, пока не был уверен, что мы станем работать вместе.
Утяжелителей у меня на руках и ногах становилось всё больше, а бревно раскачивалось сильно и непредсказуемо. Каждый вечер перед сном я мазала многочисленные синяки дурно пахнущим кремом, который выдал мне Кьерки. Почти каждое утро, когда после тренировки мы делали расслабляющие упражнения, я засыпала, и соседу приходилось толкать меня локтём, когда приходило время идти завтракать.
Все это время тренировки по усвоению продолжались – часто к приходу Строма меня шатало от воздействия эликсиров, и тогда приходилось ждать, пока перестанет кружиться голова, чтобы начать упражнения.
К исходу третьей недели я научилась не падать, даже когда Стром давал бревну хорошенько пинка – пусть даже для этого мне приходилось падать на четвереньки.
– Молодец, – сказал Стром, и это была первая настоящая похвала за всё время. – Но начиная с сегодняшнего дня ложись спать по графику, Хальсон. Мы договаривались. Больше повторять не стану.
– Хорошо, – пробормотала я, но сдержать ликования не могла. Бревно подо мной обернулось ровным полом, и я только слегка перемещала корпус, ловя равновесие, как парус – ветер. – Простите.
– В усердии нет ничего плохого. Но у тебя будет много возможностей проявить его. Поверь. Иди сюда.
Я дошла до конца бревна, скользнула с него вниз и приблизилась. Руки Строма взлетели вверх – я не успела отшатнуться – а потом стало темно. Он завязал мне глаза. Повязка была плотной, и на мгновенье я почувствовала его прикосновение – уверенное и осторожное.
– Возвращайся на бревно.
И потянулись новые дни и недели. Часы проходили в кромешном мраке. Постепенно Стром добавлял в наши тренировки новые элементы. Я уклонялась от ударов хлёсткого – обидно, но не слишком больно – прута, учась ориентироваться на звук, не придавая большого значения тому, что не могу увидеть. Училась правильно падать. Училась бегать и огибать препятствия вслепую, полагаясь на чувствительность ног, слух, подсказки собственного тела.
Повязка стала моим спутником и на общих тренировках, и пару дней я, наверно, здорово веселила остальных, собирая на пробежках углы Гнезда или кусты. Некоторым из них предстояло то же самое – но позднее. Наверно, легче было посмеяться над этим вместо того, чтобы всерьёз задумываться, как будешь справляться сам.
– В Стуже, как ты уже могла заметить, с видимостью бывает плохо, – говорил мне Стром из темноты, и, балансируя на бревне, я хорошо знала, где именно он стоит – через несколько часов в повязке мне даже казалось, что я знаю, как именно. Руки сложены на груди, лицо расслаблено, одна нога перед другой.
Скорее всего, мне только казалось. В тот день мы тренировались много часов подряд, и сознанию было проще придумывать реальность, чем смириться с непроницаемой чернотой.
– Разве инъекции и препараты не помогут мне в Стуже?
– Помогут. Но не стоит полагаться только на них. Связь может нарушиться… По той или иной причине. Ястреб может погибнуть – и тогда охотнику придётся выбираться самостоятельно. Всякое бывает.