Он всегда говорил о своей возможной гибели очень спокойно. Это было ещё одно суеверие Гнезда, где старались не говорить о таком даже в шутку – но суеверие не имело над ним власти.
За те месяцы я успела побывать в Стуже ещё несколько раз – всегда со Стромом. Мы проводили там не больше часа – и ни разу не встретили никого, кроме лёгких эвеньев, проносившихся вдали, или – один раз – высокого фонтана ледяных брызг там, где под снегом быстро шёл на восток невидимый в глубине вал.
У меня больше не сводило живот от страха, когда мы ступали на ледяной наст, и я научилась наносить сер и подгонять струд за несколько минут – и так, что кропарю нечего было за мной исправлять.
Тренировки продолжались даже ночью. Через день дежурный кропарь вводил мне вечерний эликсир, и, засыпая, я училась замедлять и ускорять сердечный ритм, расслаблять и напрягать даже те мышцы, о существовании которых я ещё недавно не подозревала.
Шёл второй месяц наших тренировок, когда Эрик Стром ступил на другой конец бревна. В тот день на мне не было повязки – и началась долгая цепочка упражнений, похожих на танец, в которой мне нужно было не просто повторять движения Строма – угадывать их. Это было как синхронный перевод, о котором мне рассказывал когда-то Гасси. Переводчик должен понять и перевести реплики так быстро, что со стороны может показаться, что он говорит с иностранцем одновременно.
– По крайней мере, я вас вижу, – пробормотала я во время десятиминутного перерыва, растянувшись на мате. Лежать в присутствии Строма было неловко, но я боялась, что если буду сидеть или стоять, он заметит, как сильно дрожат мои колени.
Он сидел рядом, рассеянно подбрасывая и ловя утяжелитель.
– Ты же понимаешь, что это временная поблажка, так?
– Я догадывалась, но старалась об этом не думать.
– И правильно. Зачем портить себе настроение раньше времени.
В коридоре погас свет. Гнездо намекало своим птенцам, что пора отходить ко сну, но где-то наверху всё ещё шумели: прямо над нами в общей комнате затеяли музыкальный вечер. Судя по грохоту, кто-то решил, что танцы – тоже хорошая идея.
– Наверно, пора закругляться, – сказал Стром, потирая глаз.
– Я думала, мы сделаем ещё две серии. И вы хотели показать мне оружие. – Втайне я надеялась, что на той тренировке Стром начнёт учить меня с ним обращаться. Я знала, что многие в Гнезде определились с наставниками. В ближайшие несколько дней тренировки должны были начаться. Больше этот зал не будет принадлежать только нам двоим. Я боялась, что моё преимущество, полученное благодаря Строму, начнёт таять на глазах.
Я надеялась, что мы начнём настоящую службу как можно раньше – это дало бы фору мне – и моей позиции в рейтинге.
– Хотел. Но подумал, что тебе нужна передышка. В последние дни мы много работаем. Ты не хочешь пойти наверх и побыть со всеми? Они приготовили пунш.
– Откуда вы знаете?
– Шестое чувство. Ну, на самом деле некоторые препараты здорово обостряют чутье. Увидишь.
– Я думала, использовать… – Я помедлила, подбирая правильное слово. – Преимущества препараторов вне Стужи нельзя.
– На тренировках можно. И, кстати, вот тебе ещё один урок, Хальсон. Даже несколько. Проконтролировать, кто и что использует, практически невозможно, пока ты не привлекаешь к себе внимание. Так что в этом вопросе государство и препараторы держат вежливый нейтралитет. Если использование возможностей – например, связи ястреба и охотника – вне Стужи будет доказано, неприятности могут быть серьёзные. Но кто и как сумеет это доказать? Не все свойства эликсиров или препаратов в принципе можно контролировать. Например, вшитая печень бьерана делает препаратора сильнее. Вне Стужи это работает менее эффективно, чем в ней, – и всё же работает. Приятный бонус – все всё понимают, и стараются не связываться с нами лишний раз. Мало ли что. Я знал охотника, который слишком много экспериментировал с препаратами с чёрного рынка. В конце концов, у него выросла третья рука.
– Вы меня разыгрываете. – Поначалу с Эриком Стромом всегда было так. Я не могла понять, когда он шутит, а когда говорит серьёзно.
– Вовсе нет. Что ты, такими вещами не шутят. Он всё хвалился, что этой рукой очень удобно чесать спину. Заказал себе парадные камзолы с третьим рукавом, но они ему, к сожалению, уже не понадобились.
– Что же случилось? Отросла четвертая?
Стром хмыкнул и с грохотом закинул утяжелитель на полку:
– Так что, Хальсон? Ещё серию – или пунш?
Мне не хотелось уходить. Дело было не только в желании тренироваться. Впервые за долгое время мы говорили так просто.
– Я бы осталась с вами.
– Да я бы, в общем, тоже не отказался от пунша, – он улыбнулся и протянул руку, забирая у меня из рук утяжелители, которые я успела снять. – Последние дни и для меня были напряжёнными.
Наверняка так – вид у него был, как у человека, который давно не спал.
– Если бы я была вашим наставником, – сказала я осторожно, – я бы отправила вас спать так, как вы не раз отправляли меня.
– Ну тогда хорошо, что всё наоборот, верно? – он потянулся. – Ты делаешь успехи, Хальсон. Не переживай. Мир не рухнет от того, что сегодня мы закончим раньше.
Как никогда мне хотелось заговорить с ним о том, что волновало меня больше всего на свете: принял ли он решение? Скоро ли придёт конец чудовищному напряжению последних недель, и я буду знать наверняка?..
Все комиссии по пересмотру подходили к концу. Тайком от всех – даже словно бы от самой себя – я бросала взгляды на расписание. Если бы я хотела добиться пересмотра своего направления, мне нужно было действовать немедленно, сейчас.
Я была готова отказаться от риска ради того, чтобы быть охотницей Эрика Строма – но, если альтернатива окажется иной, возможно, рискнуть стоило.
– Рада это слышать.
Он внимательнее посмотрел на меня и улыбнулся снова:
– Ты хорошо держишься. Стужа не ошибается. Именно там видно, кто чего стоит. Ты в этом ещё не раз убедишься. Завтра сделаем перерыв. Сходи прогуляйся. Подыши воздухом. Я поговорю с Кьерки. От общих занятий тебя тоже освободят. Ты уже бывала в Шагающих садах? Они очень красивы в это время года. Кстати, может, встретишь там свою приятельницу… Луми.
– Миссе?
– Да. Она, говорят, часто бывает в Шагающих садах в последнее время. С неким юношей.
Я никогда не замечала за Эриком Стромом любви к сплетням – и, видимо, на этот раз лицо меня выдало.
– Если тебе интересно, почему я заговорил об этом, без пунша нам точно не обойтись, – сказала он. – Прости, я недооценил, до какой степени у тебя не было времени обращать внимание на такие вещи в последнее время. Идём. Как ты верно заметила, я – твой наставник.
Мы поднялись наверх, где в музыкальном углу Томмали уже настраивала инструмент, Кьерки крутился вокруг неё с чашей пунша и обожанием в глазах, а обитатели Гнезда рассаживались вокруг, болтая и посмеиваясь. Вид у всех был измотанный – но они горели решимостью веселиться несмотря ни на что.
В конце концов, все мы были тогда очень молоды.
Когда мы со Стромом переступили порог, общий гул споткнулся лишь на мгновенье, но я всё равно заметила. Мой наставник был прав. Тренировки, отдельные от всех, ожидаемо привели к отчуждению. Меня отвыкли видеть на общих сборищах. Рорри, сидевший близко к Томмали, помахал мне рукой, а Маркус, устроившийся на полу, кивнул, но ни один из них не предложил мне присоединиться.
Возможно, из-за Эрика Строма.
Миссе видно не было. Я вдруг вспомнила, что вообще в последнее время видела её редко. Шум из-за стены тоже давненько не мешал мне спать, а ведь раньше посиделки у Миссе собирались почти каждый вечер.
Мы с Эриком Стромом устроились на старом диване в дальнем углу – обычно он был занят какой-нибудь парочкой. Идеальное место, чтобы избежать чужих глаз и ушей.
– Посиди тут, я принесу пунш.
Я осталась одна, и тут же почувствовала, что на меня глазеют – видимо, при Строме это не решались делать так явно.
Шанс изучить того, кто уже проходит через то, что многим из них только предстояло, в естественной среде обитания.
Стром вернулся с двумя кружками, и взгляды тут же бросились врассыпную.
– Спасибо.
Мы пили пунш молча, сидя на разных концах дивана, пока Томмали не запела. Как всегда, её голос тут же захватил каждого в комнате – остекленевшие глаза, затаённое дыхание.
Только тогда Эрик Стром придвинулся ближе и негромко заговорил со мной:
– Юноша, с которым гуляет Миссе, – из благородных диннов.
– О. – Я не знала, какой реакции он ждёт. – Это… Плохо?
– Полагаю, да. – Он смотрел на Томмали, чьи волосы золотились в свете валовых ламп. – У неё тоже был как-то роман с благородным динном. И не у неё одной. Мы часто попадаем в центр внимания. Необычная внешность – у тех, кому повезло с усвоением… Впрочем, для тех, кто всем пресытился, даже уродство бывает привлекательным. Особенно если оно напоминает о смертельной опасности, невероятных приключениях, героизме…Ну и обо всём прочим, с чем у них ассоциируются препараторы. – В его голосе звучала горечь. – Иметь препаратора-любовника или препаратора-охранника, препаратора-компаньона – престижно. Дань моде. Но многие, не сразу поняв, что к чему, начинают злоупотреблять этим интересом. Он кружит головы… Особенно тем, кто из семей попроще. Много искушений – балы, светская жизнь для тех, чьи показатели высоки. Привилегии, возможность пускать пыль в глаза…
Мне ужасно хотелось спросить о нём самом – но я не осмелилась.
– …Возможно, было бы лучше, если бы с тобой об этом поговорил не я, а кто-нибудь из… Женщин… – Поверить в это было трудно, но, кажется, Эрик Стром был смущён, и я поспешила ему на помощь.
– Вы хотите сказать, что мне стоит быть осторожнее?
– Именно, – с облегчением отозвался он. – Романы здорово отвлекают от работы, пока толком ничего не знаешь ни о том, ни о другом. А романы с аристократами… Могут быть опасны и для опытного препаратора.