– Можно осмотреться?
– Было бы нельзя, завязал бы тебе глаза, – пробормотал он, мучаясь с очагом.
Судя по всему, он нечасто бывал в этом месте – и камин разжигал нечасто.
– Давайте я?
Он отдал мне розжиг молча – и только теперь я заметила, что пальцы его подрагивают, да и весь он пошатывается от усталости.
Я разожгла огонь, а потом налила воды в чайник и повесила его на крюк. Стром тем временем нашёл в шкафу пару не очень чистых чашек и бутылку с потёртой этикеткой.
Еды в доме не было – не считая пакета сухарей и половины очень твёрдого окорока в промасленный бумаге, поэтому я добежала до ближайшей лавки – Стром сказал, где искать – и купила сыра и хлеба, свежих овощей и шоколада, кофе и молока.
– Вот это пир, как во дворце у владетеля, – сказал Стром, когда я вернулась с бумажными пакетами. Он успел снять чайник с огня и заварить в нём душистые травы. Терпкий аромат плыл в воздухе, который пах до того только пылью и запустением.
На столе появились тарелки – а ещё поля для тавлов с расставленными фигурами.
– Вы хотите поиграть?
– Нет, просто так поставил. Хочу, Хальсон. Но сперва давай поедим.
Вместе мы быстро изготовили с десяток бутербродов и накинулись на еду, запивая её чаем, в который Стром щедро долил снисс. В тот раз я не стала отказываться – и скоро молчание, нарушаемое только движением челюстей, стало дружелюбным.
– Не злись на меня, Хальсон, – вдруг сказал Стром, когда мы оба наелись.
– Я и не…
– Нет, злишься. Злишься сейчас и злилась раньше. Это не повод игнорировать мои приказы – и, так как ты умна, я уверен, больше ты так не поступишь… – Я быстро кивнула. – Это – главный закон ястребов и охотников. Преступать его нельзя, даже когда злишься… Даже когда для злости есть основания. – Он замолчал.
– И что? – осторожно спросила я. – Теперь вы хотите что-то мне сказать?
Он едва заметно улыбнулся:
– Не надейся, Хальсон. Лучше давай сыграем – ты ведь этого хотела?
И мы сыграли – мы играли партию за партией, пили чай и снисс, пока за окном не стемнело.
С того самого вечера всё между нами стало по-другому, а в доме Строма я стала частым гостем – тогда я ещё представить не могла, как часто стану там бывать.
Унельм. Зацепка
Унельм болтался по Парящему порту уже которую неделю, и его первоначальный энтузиазм стремительно шёл на убыль.
Он познакомился с тремя паритерами и десятками носильщиков, официанткой из «Выше неба», лучшего ресторана в порту, и парой посудомоек из забегаловок похуже, уборщиками и продавцом горячих яблок в карамели.
Всё без толку. Он боялся спрашивать о том, что искал, слишком многих и слишком подробно, но даже когда решался задать вопросы, полные экивоков и намёков, не слышал ничего, что могло бы помочь. Никто не видел женщины с родинкой на щеке или не слышал о тайном языке птичьих названий.
Чем дальше, тем больше Ульм убеждался, что его отправили искать пуговицу, оброненную в Стуже, забыв снабдить эликсирами, без которых на жгучем холоде не уцелеть. Каждое утро он рисовал кружок на руке хаарьим мелком, но теперь знал наверняка, что многие рекруты начинали свой день с того же. Их наверняка запустили в порт, как глупых рыб в пруд, наугад, надеясь, что хоть одна случайно наткнётся на крючок.
Ульму не нравилось чувствовать себя рыбой.
Вечер опускался на Парящий порт, как всегда, быстро и неотвратимо. Накрапывал холодный дождь, и Унельм был в отвратительном настроении – как всегда, когда это случалось с ним, он начинал думать о том, что что бы он ни делал, он почти наверняка обречён таки остаться одним из многих, бесконечно плавающих без выхода и цели в затхлом болоте Кьертании, а ещё о Гасси.
Мысли о Гасси были совсем не ко времени – давным-давно Ульм договорился сам с собой держать их на расстоянии, а ему нравилось считать себя человеком слова.
И забавно, что как раз в очередной попытке сдержать его он вдруг увидел Сорту.
Она была в компании Эрика Строма – само собой, ведь он был теперь её ястребом – и ещё нескольких препараторов, взрослых – Унельм всё ещё не мог избавиться от детской привычки мысленно называть «взрослыми» всех, кто казался ему старше тридцати.
Ему не хотелось заговаривать с ней – или хотелось? – он и сам не знал наверняка, поэтому пошёл за компанией на небольшом расстоянии, накинув от дождя капюшон куртки, серой, неприметной.
Компания свернула к «Выше небу» – видимо, у ястребов и охотников постарше деньги водились, раз они шли туда ни с того ни с сего, вечером буднего дня. Ульм пытался расслышать, о чём они говорят, но ветер и дождь заглушали разговор, и до него долетали лишь обрывки фраз.
– Первый – и очень удачно.
– Такими темпами…
– …так ощущается, когда…
– Потом она пронзила его ногу – ничего другого просто не оставалось.
– Хальсон не знала, что…
– Ну и её потрепали, так? Ничего, боевое…
Когда они повернули ко входу в ресторан, Сорта вдруг взглянула прямо на него – или показалось? Унельм рефлекторно сделал шаг в тень, как будто это он был преступником, а она его искала.
Иде Хальсон по прозвищу Сорта изменилась за эти месяцы. Не мудрено – больше полугода прошло с тех пор, как они приехали в Химмельборг, и если его собственные тренировки были сложными и неприятными, оставалось только догадываться, каким подвергали её.
Даже издалека, даже сквозь дождь Ульм видел, что её лицо изменилось – кожа вокруг глаза потемнела, и радужка изменила цвет. И что-то случилось с губами – какое-то новое выражение, асимметрия. Шрам? Она отвернулась, и он не успел разглядеть.
Она что-то ответила высокому мужчине с сединой в волосах и протезом вместо правой руки, и тот расхохотался, а вслед за ним усмехнулся и Эрик Стром.
Что ж, видимо, у неё всё складывалось неплохо – хотя сейчас, глядя на её худые напряжённые плечи под чёрным камзолом, расшитым белыми охотничьими узорами, Унельм вдруг почувствовал щемящую жалость, природу которой не смог бы объяснить.
Компания скрылась в «Выше неба», но Унельм ещё немного постоял неподалёку, спрятавшись от дождя под козырьком ближайшей смотровой. Он сам не знал, чего ждёт – а потом дверь ресторана открылась, и Сорта выскользнула наружу.
Значит, она всё же заметила его.
Он смотрел, как, придерживая капюшон, она бежит к нему по скользким от дождя доскам.
Так рада его видеть?
– Что тебе? – спросила она, забегая к нему под козырёк и переводя дух. – У меня не так много времени, так что давай скорей.
Её лицо действительно изменилось. Тёмное пятно вокруг глаза было похоже на чёрное солнце, а уголок губ действительно искривил шрам. Он спускался по краю подбородка вниз, к шее.
Её лицо побледнело и вытянулось, а тело, обтянутое чёрными штанами и белой простой рубашкой под распахнутым камзолом казалось крепким и подтянутым. Сорта и раньше не страдала от избытка веса – и была даже худовата на вкус Унельма – теперь та болезненная худоба ушла.
– Ты хорошо выглядишь.
Она закатила глаза:
– О да. Так что ты хотел?
– Какая-то ты неприветливая. Откуда шрам? Не думал, что ими обзаводятся так быстро.
– Это ритуал посвящения в охотники. Эрик Стром порезал мне лицо в знак того, что теперь наши судьбы связаны.
Ульм закашлялся:
– Серьёзно?
– Конечно, нет.
– Ничего себе, – пробормотал Унельм. – Вас там, видимо, и шутить учат.
– А вот вас, видимо, нет. Ну так что?
– Что «что»?
– Гарт! Меня все ждут. А я стою тут, под дождём, из-за нашего договора. Так что выкладывай.
– А, договора! – он наконец понял. – А я-то думал, ты прибежала сюда, рискуя переломать ноги, на радостях от встречи с земляком. Нет, Сорта, договор ни при чём. Я увидел тебя случайно.
– Да? – Но почему-то она не ушла тут же – вместо этого прислонилось к столбу рядом с ним и вздохнула. – Это к лучшему. Вряд ли бы сейчас я сумела тебе чем-то помочь.
– Да что ты? – он выразительно кивнул на вывеску «Выше неба». – Просто со стороны кажется, что твои дела идут неплохо.
– Тебе кажется. Обучение шло дольше, чем я надеялась. Нам пришлось почти два месяца участвовать в коллективных охотах, пока Стром не… – Она осеклась.
– Ого, ты им недовольна? Самим Эриком Стромом? Когда я услышал, что тебя отдали ему, боялся, что ты умрёшь от счастья быстрее, чем дойдёт до службы.
– Во-первых, меня никому не «отдавали», а во-вторых, я не недовольна. Мне только казалось, что я могу начать раньше. Но он мой наставник, мой ястреб, и решение за ним.
– Я начинаю верить в объяснение про шрам.
Прежняя Сорта стала бы задирать его в ответ, но эта, новая, молчала, и Унельм снова почувствовал смутную жалость.
– Но сейчас ты ведь охотишься с ним вдвоём, так?
– Да. Но у меня остаётся не так много времени до пересчёта показателей. Я надеялась, что смогу… – Она не договорила, но Унельм и так всё понял.
– Вот оно что.
– Ну да. Я думала, мы начнём вскоре после операции. Эрик… Господин Стром и сам так говорил, но потом изменил мнение. Может, я недостаточно… Не знаю. – Она нахмурилась, глядя в стену усилившегося дождя, и Ульм вдруг подумал: она не уходит потому, что не хочет. Ей нужно излить кому-то душу, потому что – несмотря на эту компанию, ждущую её в самом хорошем ресторане Парящего порта, несмотря на знаменитого ястреба – она одинока.
– Ты общаешься с Миссе?
Она покачала головой и опустила глаза.
– У меня не так много времени… Мы все сейчас заняты. У Миссе свой охотник, его зовут Рорри. Он из рекрутов. У них… Не всё получается, насколько мне известно.
– Что ж, тебе повезло.
– Я об этом не просила.
– Меня всегда поражала твоя привычка слышать в любых словах обвинение.
Она посмотрела прямо на него, и Ульм увидел, что радужка глаза у неё стала золотистой, как у хищной птицы. Жутковато – но, если бы не припорошённая тёмным пеплом кожа, по-своему притягательно.