Но что девушки? Девушки были бы приятным дополнением, приправой к тому, что было по-настоящему важно, к тому, о чём он мечтал с тех пор, как в гостях у Гасси впервые со священным трепетом открыл книгу под названием «Энциклопедия странствий: за пределами Кьертании».
Когда-то тогда же он наивно заинтересовался ремеслом фокусника. Ему показалось, что это умение может прокормить его, куда бы ни занесло – а когда Сорта с Гасси подняли эту его идею на смех, Унельм уже успел освоить добрую сотню трюков, и останавливаться не собирался.
Лудела смотрела на него ожидающе, непривычно молчаливо, и Унельм подумал: «Думай быстрее. Не дай себя одурачить». На этот раз мысли зазвучали в его голосе насмешливым голосом Сорты.
– Да ладно? Что-то этот твой паритер не показался мне эдаким воителем света на службе справедливости. Зачем ему помогать мне?
Лудела вздрогнула:
– То есть? Я же сказала, он хочет отблагодарить тебя. Ты так ему помог, и вот…
– И вот, он хочет, чтобы я очутился подальше от него – и даже Кьертании, – медленно продолжил Унельм, пробуя каждое слово на вкус и чем дальше, тем больше убеждаясь в правильности догадки. – И это понятно. Я знаю его секрет… Опасный секрет. Одного этого было бы достаточно, чтобы хотеть от меня избавиться… И он наверняка знает, что мы с тобой были не только друзьями.
– Улли, что ты такое…
– Да брось, Лу. Быть обязанным кому-то, кто спал с твоей девушкой до тебя – что может быть отвратительнее? Я бы на его месте тоже хотел от себя избавиться.
Помолчав, Лудела кинулась в бой, вновь прижавшись к нему так, что кровать жалобно скрипнула.
– Что с того, даже если так? Может, он тебя и недолюбливает… Может, ему и… ну, неприятно знать, что ты в курсе его… ошибки. Главное, все получат то, чего хотят, разве нет? Ты – свои путешествия, Мел – спокойствие, и…
– Мне вот интересно, Лу, – ему и вправду было интересно, он вовсе не хотел её уязвить, – ты и вправду так влюблена в Мела, или дело в его семье и том, что он паритер?
Такого эффекта Унельм не ожидал: Лудела вдруг разом покраснела так, что он за неё испугался.
– Не твоё дело, – сказала она дрогнувшим голосом. – Я думала, ты обещал быть со мной милым, а ты, верно, всё ещё продолжаешь дуться, и поэтому всё время, всё время пытаешься меня расстроить… – Она моргнула раз, другой – и вдруг заплакала.
Этого он никак не мог ожидать – и неловко приобнял её, погладил по спине, успокаивая. Пару раз, всё ещё всхлипывая, она мазнула губами по его шее – только Мир и Душа знали, случайно или намеренно.
Но, наконец, она успокоилась, и Унельм сделал шаг к противоположной стене своей конуры, чтобы налить ей воды.
– Извини, милая, – он протянул ей воду, словно это был примирительный снисс, по меньшей мере. – Это не моё дело. Я не хотел тебя обидеть. Я – свинья. Хочешь, покажу фокус?
– Не хочу я твоих фокусов, – пробурчала Лудела, но взгляд её просветлел. Она не умела ни злиться, ни обижаться долго. Это её свойство не переставало восхищать Ульма. – Просто я вся изволновалась из-за Мела, потом из-за этого твоего… расследования. Теперь опять… А ты ещё и обвиняешь меня – в чём? Что Мел обманывает тебя, хочет от тебя избавиться, а я ему помогаю? За кого ты меня вообще принимаешь?
– Я ничего такого не имел в виду, – сказал он мягко, хотя именно это и имел в виду. – Но, согласись, это подозрительная история. Если он и вправду может помочь мне выбраться… Мне нужны гарантии. Я хочу знать план от и до, понимать риски… И уже тогда решить.
– Ладно, – Лудела шмыгнула носом. – Так ему и передам. Почему бы и нет. Может, он всё и расскажет… Только вот как ему знать, что ты не расскажешь об этих путях кому не надо? А?
– Это не моя проблема. – Весь этот странный разговор начинал ему надоедать. – Раз уж Мел так хочет от меня избавиться, пусть сам придумывает гарантии. Я дам ему любые, какие захочет. Если есть путь, которым можно уехать из Кьертании, стану я мешать? Ну нет. Кстати… Раз этот путь такой простой, почему он сам не хочет улететь? Увезти тебя, раз вы такая славная парочка?
Лудела пожала плечами:
– Зачем? Я никогда не хотела уезжать из Кьертании.
– Серьёзно? – Звучало невероятно, но с Луделы что угодно бы сталось. – Даже после того, как стала препаратором?
– Ну да. И Мел тоже. Зачем? Мне здесь всё знакомо. Я даже и не знаю, как живут люди в других странах… Что бы я там делала? Там же говорят на других языках. Если хочешь знать, я рада, что стала препаратором.
Прежде они никогда не говорили об этом.
– Серьёзно?
– Да. Рада. До того, как попасть в Коробку, я жила в трущобах, и из меня бы вряд ли вышло что-то путное. А теперь… Я делаю важную работу, меня уважают… И, думаешь, кто-то вроде Мела обратил бы на меня внимание, если б я не стала кропарём? Эликсиры… Что с того? Я их вроде неплохо переношу. Семь лет быстро пролетят… А там и на свой дом накоплю, и…
– Ладно, ладно, я понял твою мысль. – Свинством было перебивать, но Унельм почувствовал, что не может её больше слушать.
Ему стало тоскливо – и тут он снова вспомнил девушку из дворцового парка. Почему-то ни на секунду он не сомневался: она бы наверняка была счастлива улететь подальше отсюда… Пусть бы и в никуда.
– Неужели тебе ни чуточки не жаль будет уезжать? – вдруг спросила Лудела. – Как же друзья, родители?
Теперь уже она застала его врасплох.
Унельм никогда по-настоящему не задумывался о том, каково ему будет расстаться с родителями не на время, а навсегда. Может быть, потому, что в глубине души никогда по-настоящему не верил в то, что у него появится шанс бежать из Кьертании.
– Подумаю об этом, если твой паритер решится поделиться подробностями, – буркнул он, и вдруг Лудела подалась вперёд и потрепала его по волосам. Непривычный жест – мягкий, почти материнский. С Луделой, которую он знал, этот жест совсем не вязался.
– Бедный Улли, – нежно сказала она, и вдруг он впервые задумался: нет ли у неё своих причин желать, чтобы он оказался подальше отсюда? – Я вернусь, когда узнаю ещё что-нибудь. А ты пока будь умницей и не наделай глупостей.
Дверь за ней захлопнулась, и Ульм рухнул на кровать, тупо уставился в потолок.
Слишком много всего: дворцовый парк, девушка, Лудела, Мел, парители, родители, Рамаш, Авденалия… Великое множество жизней, которые можно прожить, став путешественником, – на одной чаше весов. На другой – всего одна, но впервые Унельм задумался над тем, что сделать выбор может быть не так просто.
Он начал дремать, когда в дверь постучали.
Унельм быстро пошарил руками по кровати – сон с него разом слетел – ища, не могла ли Лудела что-то забыть. Ничего такого не было.
На миг мелькнула безумная мысль – что, если девушка из дворцового парка нашла его?
Перед тем, как открыть дверь, он торопливо пригладил волосы, лихорадочно одёрнул рубашку. Она была мятой и, конечно, хорошо было бы переодеться – но в дверь начали стучать настойчивее.
Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, Унельм рванул дверь на себя. За ней и вправду стояла девушка, но она была ему незнакома.
Невысокая, с круглыми румяными щеками и светлыми косами, она была одета просто, но аккуратно и со вкусом. Капюшон тёмной накидки был надвинут на лоб.
Унельм бросил взгляд на её руки. Рукава платья обнажали запястья – препаратором девушка не была.
– Привет, красавица, – сказал он медленно, всё ещё пытаясь угадать, кто она и зачем явилась. – Чем могу помочь?
– Унельм Гарт? – Сама она не поздоровалась, но в её тоне не было грубости – скорее деловитость.
– Да, это я, – осторожно ответил Ульм. Всё это слишком сильно напоминало сцену из остросюжетного романа – вот теперь, убедившись в том, что он тот, кого она ищет, девушка должна бы была выхватить из-за пазухи нож или револьвер.
Она действительно полезла в карман – Унельм отшатнулся с весёлым изумлением – но на свет явилось не оружие, а письмо.
– Мне нужен ответ теперь же, – сказала девушка. – И впустите меня – нехорошо выйдет, если меня увидят здесь, у вашей двери.
Унельм посторонился, пропуская её в комнату. Теперь ему казалось, что он не до конца проснулся – ни разу до сегодняшнего дня никто не заходил в его недавно обретённую обитель.
Девушка не сняла капюшона со лба, как будто даже в его убогой комнатушке хотела остаться неузнанной.
– У меня тут никого нет – ни в очаге, ни под кроватью, – заметил Унельм, но она проигнорировала намёк. Села на постель – в отличие от Луделы, чопорно, на самый краешек. Она даже старалась не смотреть на скомканную подушку и видневшуюся из-под сбившегося покрывала простыню. Судя по всему, будь её воля, она бы ни за что не пришла доставить ему это письмо. Видимо, деваться ей было некуда.
Надежда на встречу с дворцовой незнакомкой вспыхнула в нём с новой силой – а после, когда он распечатал письмо и торопливо прочитал написанное, сердце заколотилось, как бешеное.
Конверт был самым простым, серым – такой можно купить на любой почте – зато листок в нём, шелковистый, глянцевый, тонкий, отличался от всех, которые Унельм видел прежде. На нём было всего несколько строк, написанных изящным почерком с завитушками.
«Здравствуйте, господин фокусник.
Как вы поживаете? Уже съели все те конфеты? Если да – приходите на чай.
Если не придёте, больше меня не увидите.
Письмо отдайте той, что его принесла, вместе с ответом.
«М»! Магна? Маррит? Мегана? Ни одно имя не казалось ему достаточно подходящим ей, достойным её. «М». Он вглядывался в одну единственную букву так жадно, словно она могла рассказать о ней остальное.
– Вы намерены написать ответ? – посланница подала голос с его кровати, а он умудрился почти забыть о ней. Она суетливо потирала ладони – видимо, вспотели. Явно нервничала – почему?
– Конечно, намерен! Сейчас, я найду…
– Ни к чему. Вот бумага и карандаш. И не подписывайтесь. Госпожа и так поймёт, от кого это.