– У двадцатой вешки вас будет ждать группа под руководством госпожи Ивгрид. Сегодняшнюю охоту будет вести она. Ты помнишь?
Разумеется, она забыла. Госпожа Ивгрид…
Одна из Десяти! Даже сквозь дурман тяжёлых мыслей Миссе понимала: в этот раз ей нельзя ударить в грязь лицом.
Милый, милый Рорри. Он-то наверняка понимал, что сегодняшняя охота – его билет к самостоятельной охоте, к повышению рейтинга. И всё же был готов отказаться от шанса – ради неё, Миссе.
– Конечно, помню. Сегодня я…
Что-то толкнулось в рёбра – тяжёлое, горячее. Наверное, страх.
– Сегодня я постараюсь, вот увидишь. Всё будет не как… Обычно.
– Никто и не сомневается в тебе, Миссе. – Но Силла смотрела в сторону. – Всем препараторам требуется разное время, чтобы освоиться. Я здесь, чтобы помочь тебе.
Дежурные, пустые слова. Миссе чувствовала: Силла устала её поддерживать.
В кои-то веки она должна доказать, что стоит добрых слов Рорри, Силлы, наставников.
Ложась в капсулу, Миссе загадала: если в этот раз на охоте она проявит себя хорошо, если поможет Рорри заслужить похвалу госпожи Ивгрид, Лери приедет уже на этой неделе. На этой неделе – может быть, даже завтра.
– Готова?
– Да. – Собственного ответа Миссе уже не услышала, потому что зелень капсулы начала заполнять её, толкаться внутрь, как… И что-то рвалось, рвалось наружу, как будто отвечая этим зелёным водам, и Миссе почувствовала, как горло сжало спазмом.
Такое случалось, и она постаралась дышать ровно, размеренно, как учили на утренних упражнениях.
Обычно это помогало – несколько глубоких вдохов и выдохов, расслабление мышц – одной за другой… Но сейчас что-то шло не так. Миссе вздохнула раз. Другой. Из горла, сведённого резким спазмом, вырвался всхлип.
Успокоиться. Она делала это уже много раз. Может, на слое Души она и не блистала, но с капсулой у неё никогда не было проблем. Она переборола отвращение к зелёной жиже – почему же сейчас она захлёбывается, как будто нырнула в воду?
В детстве она плавала только однажды.
То лето было невероятно тёплым. Мама отвела её в лес, на пруд. Маленькая Миссе, думавшая, что плавать окажется просто, сделала гребок, другой – а потом обнаружила, что под ней нет дна, и закричала, захлёбываясь, взбивая воду руками и ногами, и долго плакала даже после того, как мама достала её из воды, укутала покрывалом, утешая, жалея…
«Мама!»
Миссе вдохнула раз, другой, и почувствовала, что захлёбывается, тонет. Она открыла глаза – валовые огни через плотную оболочку капсулы казались далёкими, холодными, чужими. Миссе взмахнула руками.
«Помогите!»
Изо рта не донеслось ни звука.
Почему Силла ничего не сделает? Разве она не видит, что что-то не так?
В гаснущем сознании мелькнула спасительная мысль, и она открыла связь.
«Рорри. Рорри. Рорри!»
Он не отвечал. Он не слышал – даже он… Она была одна на свете, в темноте вязкой, засасывающей пустоты капсулы…
«Лери… Лери… Помоги мне».
В висках стучало, и голову как будто сдавило жёстким, колючим обручем. Пальцы рук и ног свело, и боль оттуда ринулась, метнулась в живот, расцвела там раскалённым цветком, забилась лёгким огненным шаром. Миссе закричала, не слыша крика, заплакала, не чувствуя слёз.
«Лери! Где ты? Почему ты оставил меня? Почему? Почему?»
Капсула разомкнулась, Миссе в лицо ударил луч света – но она его уже не видела.
– Помогите ей! Ну же!
– Давление падает.
– Что происходит? Всё было хорошо…
– Введите ещё один!
На мгновение Миссе открыла глаза, выплыла из тяжёлого, мутного дурмана и увидела над собой несколько лиц. Силла, белая, как снег, ещё кто-то, раскрасневшийся, незнакомый, и Стром – как всегда спокойный, собранный.
Увидев его взгляд, на миг Миссе поверила, что всё будет хорошо – и уцепилась, и ухватилась за эту мысль, мысль, которая должна была, не могла не помочь ей, не вытащить наружу…
– Смотри на меня, – сказал Стром, и Миссе повиновалась. Руки и ноги ходили ходуном, и ей вдруг стало жутко холодно – будто она всё же вышла в Стужу, но без струда, нагой, безо всякой защиты…
– Ещё один!
Разъём жгло, как огнём, а потом – ещё один удар в живот, будто попали камнем, будто… Миссе закричала, и что-то горячее, тёплое потекло по ногам…
– Давление падает.
«Лери».
– Не закрывай глаза. Смотри на меня.
Но на этот раз Миссе не послушалась.
Омилия. Свидание
Начиналось всё не слишком хорошо.
Старое платье Веделы было широко в груди и узко в бёдрах. На каждом шаге Омилия ожидала услышать сочный звук ткани, рвущейся по шву. По крайней мере, плащ – не синий, не голубой, хвала Миру и Душе – самый обыкновенный, шерстяной, серовато-коричневый, сидел неплохо… Вот только ощутимо покусывал кожу сквозь тонкую ткань платья.
– Как ты в этом ходишь?
Ведела невозмутимо пожала плечами:
– Он тёплый и удобный, пресветлая. Как сапоги?
– Жмут. Мне действительно нельзя надеть свои? Какие-нибудь попроще?
– Нельзя. Даже самые простые ваши сапоги стоят по меньшей мере тысячу химмов. Мои лучшие стоят пятнадцать. – Ведела говорила с ней, как с неразумным ребёнком, но в кои-то веки Омилии не хотелось спорить. Именно от служанки сейчас, как никогда прежде, зависела госпожа, и с этим нельзя было не считаться.
– Госпожа всегда зависит от служанки, – сказала Омилия вслух. – Сейчас я чувствую это с необыкновенной остротой. Напомнишь подарить тебе действительно красивые сапоги?
– Непременно, госпожа. Но в следующий раз, сбегая, надевать вам всё равно придётся эти.
Они обе шутили – и обе были напуганы.
– Ещё не поздно всё отменить, – заметила Ведела, словно прочитав её мысли. – Если пресветлая не…
– Пресветлая давно мечтает вырваться отсюда, – буркнула Омилия. – И это ведь всего на несколько часов. Утром буду на месте, как тиара в чехле.
– Как скажете, госпожа.
Некоторое время Омилия разглядывала пропуск, прикреплённый к плащу с внутренней стороны.
– Тут написано: «тридцать лет». По мне что, можно сказать, что мне тридцать?
Ведела улыбнулась:
– Конечно, нет, пресветлая. Но Мулли – надёжный вариант, поверьте. Ради денег она себе язык вырвет, а вы предложили много денег.
– Где она будет, пока мы будем снаружи?
– На кухне… Если желаете знать точнее – в мучном ларе.
– В мучном… Пять часов?
– Как я уже сказала пресветлой, Мулли действительно нужны деньги.
– Она там не задохнётся?
– Разве что от предвкушения доплаты. Не волнуйтесь за неё, пресветлая.
«Лучше волнуйтесь за себя».
Ведела не произнесла этого вслух, но угадать её мысли было нетрудно. Обе хорошо понимали, что, в случае неудачи, даже заступничество Омилии не спасёт Веделу от изгнания из дворца.
Впервые Омилия почувствовала, насколько привыкла к своей служанке, к тому, что может положиться на неё во всех – даже самых идиотских – авантюрах. Ведела стала ей почти подругой. Заменить её будет непросто…
– Не будем волноваться. Ведь мы всё продумали, не так ли?
– Да. Мулли взяла две смены, она так часто делает. В промежутке идёт домой, чтобы три часа поспать. Потом возвращается. Стражи не будут заглядывать под каждый капюшон выходящей служанки… Вернуться во дворец может оказаться куда труднее, чем выйти из него… Но у ворот будет брат Велы. Она сказала, что он не будет особо усердствовать. Денег он получил не меньше, чем Мулли…
– Не думала, что всех здесь настолько просто купить, – сказала Омилия, нервно кутаясь в колючий плащ. – Что будет, если кто-то захочет прирезать нас всех во сне?
– Такая услуга может быть оказана только и единственно вам, пресветлая. – Ведела говорила спокойно, но кончики ушей у неё покраснели. – Не думайте, что…
– Да брось, Ведела. Ничего такого я не думаю. – Но она была не вполне честна.
– Я сказала им, что вы мягки сердцем и сострадаете всем своим подданным, – сказала Ведела после минутного колебания. – Что вы хотите один-единственный раз выбраться в город, за пределы дворца, без охраны и сопровождения, дабы… Дабы узнать, как на самом деле живут ваши люди. Дабы помочь им, поддержать в горе и бедности, когда взойдёте на верхний трон.
– О. Красиво. Теперь мне стало по-настоящему неловко, – пробормотала Омилия. – Ладно… Главное, что это сработало, так? К тому же, проблемы с бедностью кое для кого точно решены, так?
Ведела кивнула, но во взгляде её мелькнуло что-то… Печаль? С этим Омилия решила разобраться позже.
– Есть что-то ещё, что мне нужно знать?
– Я уже несколько раз перечислила, что стоило бы иметь в виду пресветлой… – Ведела потерла ладони. – Разве что… будьте… сдержанны, ладно? В Химмельборге никто не будет знать, кто вы, госпожа. Поэтому вам лучше держаться меня и, если получится… по возможности…
– Помалкивать, – подсказала Омилия, и Ведела с облегчением кивнула.
– Именно.
– На этот счёт не волнуйся. Не то чтобы я горела желанием себя выдавать.
– Хорошо, пресветлая. Тогда нам остаётся только ждать.
Чтобы скоротать ожидание, Ведела читала ей вслух «Принца-ястреба», а потом стихи Имборга, но Омилия никак не могла сосредоточиться.
В тот вечер ни мать, ни отец не должны были заходить к ней – но что, если кому-то из них взбредёт в голову изменить традициям?
Что, если Мулли слишком громко чихнёт в своём ларе – кто вообще придумал прятаться именно там – с мукой, и кто-то из стражей, делающих ночной обход, услышит? Что, если брат Велы передумает? Если в последний момент его вдруг снимут с поста?
Если… Омилия сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Пока что она не думала о том, что будет делать в городе – и тем более, когда увидит Унельма Гарта.
«Если буду думать ещё и об этом, лопну, как праздничная хлопушка».
Часы пробили десять раз, и Омилия вздрогнула.
– Вы в порядке, пресветлая? – тихо спросила Ведела.