Рука Ратти дрогнула. Зажатая в руке ложка с силой стукнула по тарелке. Отец поднял голову, поглядел на Ратти, на ее ладонь, на ногти. Сердито повернулся к маме.
— Как ты ее с такими грязными ногтями в школу пускаешь? Еще хочешь, чтобы ее там не дразнили ребятишки!
Ратти оглядела свои руки, потом посмотрела на родителей и, крепко сжав кулаки, сунула их в стоявшее перед ней блюдо с рисом.
— Ратти!..
Из глаз отца заструились потоки пламени.
— Убери сейчас же руки!
Ратти и не думала слушаться — только глянула на мать. Мать посмотрела на отца и тоже закричала:
— Вынь руки, слышишь!
Ратти, бросив на родителей сухой, холодный взгляд, убрала руки с блюда и одним взмахом сбросила со стола стоящую рядом с ней посуду. Посыпались на пол чашки, тарелки, стаканы…
— Ратти!
Отец крепко схватил ее за ухо и рывком сдернул со стула. Мать, пронзив дочь яростным взглядом, принялась подбирать с полу осколки. В дверях показалась няня, но тут же по знаку отца исчезла.
Стиснутое железными пальцами отца ухо Ратти больно заныло.
— Ты наказана! Возьми себя обеими руками за уши и стань лицом к стене!
Ратти не двинулась с места, только смотрела перед собой с каким-то ледяным упрямством. Мать, не выдержав, вдруг кинулась к ней, и голова Ратти загудела от щипков и ударов:
— Вот тебе!.. Вот тебе!..
В конце концов разгневанный отец оттащил мать от дочери:
— Довольно, оставь ее!
Ратти стояла молча и упрямо смотрела перед собой. В глазах ее светилась такая боль, как будто бы мать превратилась на ее глазах в Диппи, а отец — в Адджу. Задыхавшаяся от гнева мать глядела на Ратти с недоумением и досадой. Подумать только: бей не бей — ей хоть бы что!
— Ты за что Адджу побила, когда ходила к мисс Дэвид? — резко спросил вдруг отец.
В ответ — все то же презрительное, враждебное молчание.
— Он что, у тебя цветов просил? Так почему не дала?..
Мать, поймав злобный взгляд Ратти, схватила ее за плечо:
— Почему ты его поколотила? Говори сейчас же! Правду говори!
Ратти резким движением сбросила с плеча руку матери:
— Я никогда не вру!
Рука матери беспомощно повисла в воздухе. Снова заговорил отец, и теперь уже его голос звучал мягче:
— Дочка, ты должна рассказать нам, за что ты так сильно избила этого мальчишку. Ты знаешь, что его отец пожаловался в школу?
Ратти несколько минут глядела на родителей и потом, словно придя к какому-то решению, с трудом выговорила:
— Они все меня скверной девчонкой обзывают!
Взгляд отца на мгновение задержался на лице дочери. Он подумал немного, а потом спросил:
— И поэтому ты со всеми дерешься и ссоришься? Но должна же быть какая-то причина?
— Скажи, скажи папе все, девочка! Он же обязан как-то ответить твоей мисс, — настаивала мама.
Когда Ратти подняла глаза, огонь в них уже потух и во взгляде читалось лишь холодное равнодушие. Она проговорила ровным, спокойным голосом, словно повторяя затверженный урок или читая какую-то надпись:
— Папа, дочка дяди доктора всем рассказала про беседку.
— Ратти!..
У матери был такой взгляд, словно за ней замкнулись только что двери тюрьмы. Она смотрела на Ратти не мигая, не в силах произнести ни слова.
Лицо отца мгновенно переменилось. Он проговорил тихим, успокаивающим голосом:
— Ну-ну… И все-таки, девочка, тебе нужно было прежде всего сказать об этом мне и маме.
Ратти, однако, не согласна была считать войну оконченной. Она постояла возле стола, а потом, резко взмахнув рукой, сшибла на пол все, что там еще оставалось. Голосом, охрипшим от тщетных попыток сдержать подступающие рыдания, сказала:
— Вы… Вы оба тоже поганые!.. Поганые вы!..
— Поди-ка сюда, дочка…
Ратти взглянула на родителей твердым, совсем взрослым взглядом и решительно мотнула головой:
— Нет!..
Уроки кончились. Ратти уже подходила к воротам школы, когда ее окликнула Шьямали:
— Ратти, пожалуйста, подожди минуточку! Я тебе кое-что сказать хочу!
На лице Ратти отразились недоумение и недовольство.
— Что тебе от меня нужно?
Шьямали полезла в ранец, достала оттуда тонкую шелковую косынку и подала Ратти.
— Вот, возьми! Это я тебе принесла.
Ратти взяла косынку, подержала ее в руках и протянула Шьямали.
— Нет, оставь себе, Шьямали!
— Не возьмешь? Что, не нравится?
— Да нет, хорошая. Ты ее какой-нибудь подружке подари.
В голосе Шьямали зазвучали просящие нотки:
— Я бы хотела стать твоей подружкой, Ратти!
Ратти покачала головой. Сказала сухо:
— У меня нет подруг.
И, заметив во взгляде Шьямали разочарование и обиду, отрезала категорически:
— Сказала ведь — не нужно мне! Спрячь свою косынку в ранец.
— Возьми, Ратти! Ну пожалуйста!
— Я сама тебе ничего не дарила, с чего это я буду от тебя подарки брать?
Глаза Шьямали наполнились слезами.
— Ну и не бери, пожалуйста! Не надо!..
Ей захотелось хорошенько отплатить Ратти за это.
— Правду, значит, девочки говорят… Поганая ты, вот что!
Ратти хорошим пинком далеко отшвырнула ранец Шьямали.
— Зачем же в подруги лезешь, если я поганая? Зачем тогда платок притащила?
Теперь уже Шьямали глядела на Ратти с подчеркнутым пренебрежением — того и гляди, в лицо плюнет.
— А я нарочно! Захотелось над тобой посмеяться — и все!
Ратти стояла молча, уставившись в лицо Шьямали дикими от ярости глазами. Та, не зная, что еще сказать, презрительно скривила губы:
— Тебя после этой жалобы из школы выгонят, увидишь!..
Ратти шагнула вперед. Плохо соображая, что делает, размахнулась и влепила Шьямали хлесткую пощечину. Еще… Еще… Потом спокойно подняла свой ранец и пошла к воротам. У самых ворот, услышав громкие всхлипывания Шьямали, повернула обратно.
Шьямали подбирала рассыпавшиеся по земле книжки и тетради. По ее щекам катились крупные слезы. Остановившись возле нее, Ратти с неожиданной мягкостью в голосе спросила:
— Скажи правду, Шьямали… Ты мне зачем платок принесла?
— Ты… Ты мне нравишься, вот почему, — сдавленным голосом ответила Шьямали. И тут же поспешно добавила: — Но теперь я с тобой никогда разговаривать не буду. Никогда!
Ратти расхохоталась.
— Ладно, ладно!.. И не разговаривай!.. Подумаешь — очень нужно!
Шьямали вдруг поглядела на Ратти со жгучей ненавистью:
— У-у, ты… Девочек бьешь, а с мальчишками конфеты ешь! Платье перед ними задираешь!
Смех Ратти оборвался внезапно — словно она на полном ходу налетела на какое-то препятствие. У нее заболело в груди. Задыхаясь, прошипела:
— А ну-ка, еще скажи! Ну-ка, повтори!..
Шьямали не испугалась угрозы:
— Скажу! Тысячу раз скажу! Ты — скверная девчонка! Дрянь! У тебя на повязке набедренной кровь видели!..
Ратти как будто и не слышала — только глядела не отрываясь. Ее руки медленно опустились на плечи Шьямали, сдавили их — крепче, сильней…
— Оставь, Ратти! Пусти меня, слышишь!
Руки Ратти чуть дрогнули, и Шьямали, от внезапного толчка отлетев в сторону, шлепнулась навзничь. Ратти даже не оглянулась — словно не слышала раздавшихся у нее за спиной захлебывающихся рыданий.
Дошла до самых ворот и только тут почувствовала, что слезы, копившиеся где-то там, внутри, проливаются сейчас из глаз крупным дождем.
Диппи… Адджу… Пикку… Шьямали… Все, ну прямо все!
Кое-как успокоилась. Утерла слезы и, чтобы подбодрить себя, сказала вслух:
— Ничего! Всех их по одному переловлю и отлуплю каждого!
С книжкой в руках Ратти уселась в стороне от столпившихся неподалеку одноклассниц.
В воздухе плыл веселый, нестройный гул. Звонкие голоса — мальчишечьи, девчоночьи… Раскаты неудержимого смеха…
Раз или два Ратти украдкой бросала в толпу ищущий взгляд, пытаясь найти — хоть где-нибудь — дружеский отклик, но неизменно натыкалась на ту же непроницаемую стену презрительной враждебности. Со вздохом опустила глаза, склонилась к раскрытой на коленях книге.
В общем гомоне, среди пронзительного, визгливого хохота вдруг вырвалось, ударило в уши одно имя — ее имя.
— Пусть ее сидит… Она ведь так и будет сидеть одна.
— Почему? Мы ей не нравимся?
— Конечно! Ей больше мальчики по душе.
Кто-то вмешался в разговор — словно, метко прицелясь, камень швырнул:
— Еще бы! Того, что ей надо, у девочек нет!
— Ш-ш, тише!
Ратти захлопнула книгу. Почувствовала в горле знакомый саднящий зуд и сразу поняла: опять начинается старая история!.. Подняла глаза, внимательным жестким взглядом окинула пеструю девчоночью толпу и, снова раскрыв книгу, принялась лихорадочно перелистывать страницы.
— За нашим сараем одна семья живет, так вот их старший парень…
Острый, как серп, язычок Тары, казалось, резал книгу в руках Ратти на мелкие кусочки.
— …Он однажды вечером Ратти видел — знаете где? Позади церкви!
Желавшая узнать все подробности Шьямали обняла Тару, с любопытством склонила голову ей на плечо. К ним тут же присоединились еще четыре девочки. Пять черных головок — словно пять лепестков черного лотоса. А над ними шестая — как капюшон древней кобры.
Книга выпала из рук Ратти. Она встала, чувствуя, как при одном взгляде на сгрудившуюся вокруг Тары кучку девчонок ей словно жарким огнем жжет подошвы. Быстрыми шагами подошла к Таре. Девчонки сразу замолчали, искоса бросая на Ратти насмешливые взгляды. Как будто нащупывая дорогу в кромешной тьме, Ратти сказала сдавленным, хриплым голосом:
— Я ведь про вас никогда ничего не говорила…
По лицу ее хлестнул чей-то безымянный взгляд.
— Ишь ведь, еще и совести хватает говорить такое! Да все другие девочки не такие бесстыжие, как ты!
У Ратти зачесались ладони. Неудержимо захотелось сгрести их всех за волосы и хорошенько стукнуть лбами о толстые стволы горных сосен.
Смеясь, подошли брат Тоши Трилоки и его приятель Паши.
Паши, осклабившись, окликнул Ратти: