Рагхунатх Синх раньше не имел никакой охоты вести хозяйство. Лет пятнадцать назад, когда вышли законы о ликвидации крупных поместий, он решил, что держаться за землю теперь ни к чему. Поселился в городе, поступил на службу. Постепенно продвигался вверх и стал секретарем у окружного судьи. Доход на этой должности был неплохой. Приходилось, конечно, делиться и с самим начальником, и с его посыльным, но и после этого на долю Рагхунатха Синха оставалось по сотне рупий в день. Построил в городе дом. Определил младшего брата в колледж. Однако тот ученьем себя не утруждал и скоро стал верховодить в компании молодых бездельников. Затевал драки, поножовщину. Немало денег Рагхунатха ушло на то, чтобы улаживать дела с полицией. И все же Рагхунатх втайне радовался, что в семье есть хоть один настоящий удалец. Из его удальства следовало извлечь всю возможную пользу, и Рагхунатх подал брату мысль заняться бизнесом. Очень скоро брат настолько преуспел в контрабандных операциях, что через год-два ворочал уже сотнями тысяч. Потом это доходное дело стало небезопасным. По совету Рагхунатха брат переложил дела на своих служащих, однако праздное безделье тяготило его. Он занялся общественной деятельностью и обнаружил, что она тоже может давать немалые доходы. Скоро он стал членом комитетов, ведавших распределением цемента, сахара, маргарина, удобрений и прочих дефицитных товаров. Известность его росла, и сейчас он занял пост заместителя мэра города. Более блестящей карьеры для брата Рагхунатх даже представить себе не мог. Высокое положение брата заставляло людей считаться и с ним, Рагхунатхом. Дела его в городе шли хорошо.
Как-то раз братья сидели в ресторане и пили пиво. Младший брат вдруг заговорил: «Сейчас конфискации земли опасаться нечего. Лет пятьдесят, а может, и сто отбирать ее не будут. Должность твоя не такая уж и доходная, да и почета мало. А в деревне у нас земли много. Поехать бы тебе туда и заняться хозяйством. Видишь, как цены на зерно растут?»
Совет брата пришелся Рагхунатху по душе. Службу, правда, он не оставил, но главным делом стало теперь для него одно: получать как можно больше доходов от принадлежащей ему земли. Каждую субботу он отправлялся в деревню и возвращался Оттуда к вечеру в понедельник лишь для того, чтобы в этот день было отмечено его присутствие на службе. Жизнь в городе теперь совсем не интересовала Рагхунатха. Простой чиновник налогового департамента сейчас значил в его глазах больше, чем окружной судья. По примеру своего отца, сгонявшего с земли неимущих бедняков, Рагхунатх Синх завладел земельными участками, которые раньше принадлежали таким, как Джанаки. Жалости и сострадания Рагхунатх не имел. К его дверям приходят плакаться многие. Этот Джанаки захлюпал носом из-за пустяка. Если даже поденщицы откажутся работать не только на Джанаки, но и на богатых хозяев, от этого ничего не изменится. Дороговизна все равно будет расти. Неужто и впрямь цены на зерно могут упасть только потому, что Джанаки сам будет его выращивать? Смешно! И все-таки тем, кто целиком зависит от богатых, нельзя позволять вести собственное хозяйство. В деревне все женщины-батрачки зарабатывают кусок хлеба только его, Рагхунатха, милостью. Без его позволения здесь ни один листик не шелохнется.
Когда надежда разжалобить Рагхунатха рухнула, Джанаки пришла другая мысль. Надо позвать на помощь соседок. Если понадобится, его жена тоже поможет им. Повеселев, он направился к жене:
— Сходи-ка к соседкам. Попроси их помочь.
Вытирая слезы, жена поднялась и направилась к соседям. Ей тоже думалось, что еще не все потеряно: «В деревне раньше всегда соседи помогали друг другу. Да только времена с тех пор переменились. Теперь люди стали до денег жадными. Каждый только о своей выгоде печется. Без денег, как ни проси, никто и помочь не захочет».
Из трех соседок только одна, жена Диндаяла, согласилась было помочь, но опасалась гнева Рагхунатха. От него уже приходил посыльный, да она отговорилась тем, что надо корму запасти для буйволицы. Если Рагхунатх увидит ее на поле у Джанаки — быть беде. Тотчас призовет мужа и скажет: «Ты что? Или надоело по-хорошему в деревне жить? Кто должен первым рис посадить? Я или батрак Джанаки? Настоящий хозяин всегда хозяином будет. А бедняк так и останется бедняком». Верно говорит жена Диндаяла. Что на это ответишь? Другие две соседки, жена Лалмохана и жена Экбала, те сразу наотрез отказались. Ослушаться приказа Рагхунатха они никак не могли. А когда жена Джанаки пообещала, кроме платы, накормить их вдоволь, они подняли ее на смех. «Знаем, как ты накормишь! Как тех трех поденщиц, которые у тебя работать согласились? Разве после этого пойдет кто к Джанаки? В деревне больше всех Рагхунатх платит, к тому же и кормит вдоволь. А у кого за душой и ломаного гроша нету, тому нечего людей на помощь звать!»
Так и не согласились помочь соседки. Будто колдовство какое-то напустил на них Рагхунатх.
— Ну как, вышло что-нибудь? — спросил Джанаки жену, когда она вернулась домой.
— Никто помочь не хочет. Все нам враги.
— Что же теперь будет-то?
Жена разрыдалась, не зная, что сказать.
Рано утром жена Джанаки пошла на поле. Воды на нем было уже совсем мало. До обеда ей удалось высадить рассаду на небольшом клочке участка. Да только вряд ли рассада пойдет в рост — земля высыхала на глазах. Люди Рагхунатха Синха уже отвели воду на его поля.
Всю ночь из хижины Джанаки доносился громкий плач его жены и детей. На следующее утро не видно было, чтобы там зажигали очаг.
Перевод В. Балина.
Ачала ШармаОЖИДАНИЕ, ОЖИДАНИЕ…
© Achala Sharma, 1977.
Сколько уже лет этот примус шумит на кухне и коптит керосиновым дымом грязно-желтые стены, Рича не помнит… Молоко вдруг закипело и полилось через край. Рича быстро сняла кастрюльку с огня, но синие языки пламени успели погаснуть. Примус зашипел и зачадил. Погасив его, она вышла во дворик. Брат по-прежнему шагал взад и вперед со сжатыми кулаками, словно лев, которого обманом загнали в клетку. Он ушел из дому рано утром, очень торопился, а вернулся всего полчаса назад, в полном расстройстве. Рича сразу позвала его ужинать, а он даже слова не сказал в ответ.
— Чай будешь пить?
На этот раз ее голос был довольно резким.
— Нет.
— А ужинать?
— Тоже нет. Сколько раз можно спрашивать?
— В конце концов, объяснишь ты, в чем дело? Или так и будешь злиться?
— А куда мать ушла?
— К тетке.
— Что за нужда каждый день ходить к тетке?
Не в силах больше сдерживать себя, брат почти кричал:
— Мерзавцы они все, родственнички наши! Помнишь, как эта самая тетка улещивала мать, когда они со своей лавкой прогорать стали? «Сестрица, уговори Винода, пусть помогает дяде в лавке, чем зря бездельничать да по улицам слоняться!..» Я помогал… А сейчас? Я вот попросил дядю поручиться за меня в лавке Диначанда. Что он, разорился бы через это поручительство? Я, само собой, имел бы небольшой куш на поставке железа… Да разве дядя может спокойно смотреть, как ко мне деньги идут?
— Он ведь, кажется, ходил к Диначанду…
— Да, ходил. И как ты думаешь, что дядя ему сказал? Какое, говорит, может быть поручительство? А вдруг он завтра же улизнет с твоим товаром? С какой стати, говорит, мне за него отвечать? В нынешние времена за родных детей поручиться нельзя. Какая, мол, он мне родня? Покойного шурина сын…
— И что же?
— Дали мне от ворот поворот, вот что. Поняла?
Рича ничего не поняла, да и не особенно старалась понять. Она все еще не могла прийти в себя после того оскорбления, которое нанесла ей сегодня утром директриса женского колледжа мисс Мансукхани. Директриса в присутствии своего личного секретаря так грубо отчитала Ричу, будто она пришла не работу искать, а просила милостыню или собирала пожертвования. Рича давно знала, что в октябре миссис Гулати уйдет на три месяца в отпуск по беременности. Потому Рича заранее пошла к директрисе с просьбой, чтобы ее взяли на освобождающееся место.
— Конечно, конечно, мисс Прабху. Ведь вы были одной из лучших студенток нашего колледжа… Мне очень жаль, что вы до сих пор не нашли постоянной работы. Я попытаюсь помочь вам. У меня хорошие связи. Не беспокойтесь…
Рича готова была на все. Если глубокой ночью мисс Мансукхани захочется пить, Рича тотчас встанет и принесет ей воды. Если мисс Мансукхани нужно будет пойти в туалет, Рича безропотно поднимется и включит в коридоре свет. Если директрисе начнут досаждать комары, Рича сядет рядом и будет натирать ее кремом. А когда мисс Мансукхани заснет сладким сном, то Рича, будто верный пес, будет ее охранять, чтобы никто не смел посягнуть на честь высохшей сорокалетней девицы…
Больше того, Рича готова терпеть даже гнусные колкости миссис Шривастав из ее похожего на плевательницу рта. Узнав о возможном назначении Ричи, миссис Шривастав во всеуслышание заявила: «Наша директриса хоть и девица, а губа у нее не дура. Бедняге секретарю придется подать в отставку. Его карта бита». Услышав это, Рича чуть не сгорела от стыда. А ведь в свое время миссис Шривастав была ее преподавательницей. Как она могла сказать такую гадость? Рича едва верила своим ушам. Впервые она увидела сейчас, какими вульгарными могут быть эти наставницы молодежи, преподающие столь возвышенный предмет, как литература. И вот после всего этого сегодня ей пришлось вынести еще одно испытание.
Утром она обратилась к мисс Мансукхани:
— Мадам, с завтрашнего дня миссис Гулати уходит в отпуск. Как вы решили относительно меня?
Директриса улыбнулась стоявшему рядом личному секретарю Сундарешану, а Риче ответила грубо:
— Мисс Прабху, я вам неоднократно повторяла, что это не в моей компетенции. Кого пришлет департамент, тот и будет у меня работать. Я не занимаюсь раздачей милостыни и не хочу постоянно видеть голодных просителей с протянутой рукой. Извольте помнить, с кем вы разговариваете!
— Но, мадам… Мои домашние обстоятельства вам…