В одном пустом дворике нас окружают шестеро. Один из них, скуластый крепыш в драной безрукавке, одетой прямо на голое тело, бросает к ногам Дантеро какой-то сверток.
Красавчик бледнеет.
– Ты правильно понял, мерзавец, – говорит крепыш.
– Я тебя предупреждал, Кромта, – оправдывается Дантеро, – что такое может произойти.
– Ты подсунул мне говно.
Вся шестерка пристально следит за целителем, а на меня ноль внимания. В первый раз такое. Хотя, что это я? Свет, что ли, клином на тебе сошелся, Настя?
Чуть отступаю, держа руку на рапире, наблюдаю.
– И что мне сделать, чтобы компенсировать твою потерю?
– Что тебе сделать? – буквально заходится от гнева Кромта, выхватывая из пояса кинжал. Остальные следуют его примеру. – О какой компенсации ты говоришь? Ты понимаешь, что я – вот этими самыми руками – вынужден был убить собственную мать?
– Я очень сожалею…
– Я давал ей твои пилюли, гнида, мазал тело твоими мазями, но ничего не изменилось. Более того, она чуть не загрызла моего братишку!
– Да пойми ты, я не волшебник! – взрывается вдруг Дантеро. – Я – обычный человек! И я предупреждал тебя…
– Плевать! Все вы одинаковы, бесы! Чем меньше вашего народу ходит на земле, тем лучше. Сейчас ты сдохнешь! Зря ты сюда пришел… Давайте, мужики, помянем матушку кровью ублюдка…
Дантеро вздыхает.
– Я могу хоть защищаться? – спрашивает он, обнажая свой клинок. – Может один на один, честь по чести?
– Ты ни на что не имеешь права, крыса. Правила чести тут не работают.
Ну как же свора и без меня, родимой. Не выдерживаю, вытаскиваю рапиру. «Испробуем в деле подарочек того неженки», – думаю.
– Давайте так, – подаю голос и все внезапно замечают меня. Кто-то свистит от удивления. Или восторга. – Вы отпустите нас, а взамен с вами не случится ничего плохого.
– Лео, – говорит Дантеро, – прошу, не лезь! Я разберусь. Уходи, тут недалеко, найдешь. Выйдешь со двора, свернешь направо, минуешь пару кварталов. Таверна «Кормчий». Иди!
– Послушайте его совета, – соглашается с ним Кромта. – Это не ваше дело, сударыня. Уходите, и я обещаю, с вами не случится ничего плохого.
– Хрена с два! – рявкаю. – Или мы с Данте, или вы ляжете! Все, скопом!
Дантеро качает головой, всем своим видом показывая: «ну что за сумасбродка!»
– У вас любовь, что ли? – спрашивает Кромта. – Поклялись умереть вместе в один час? Ну так извольте – одной сучкой меньше, одной больше! Займитесь ей, мужики!
– Идем по улице одни, идем к кому-то из друзей, – вспоминаю я вдруг песню «Кино» из моего уже столь далекого мира, – заходим в гости без причин, и просим свежих новостей…
– Что с тобой, Лео? – доносится до меня голос Дантеро.
– Заткнись, – говорю я и продолжаю напевать, разминаясь со шпагой и стилетом: – для разговоров много тем, для разговоров время есть…
Смеются, крутят пальцем у виска. Потешайтесь, лупоглазые, я не против.
– Ох и получите вы сейчас у меня, добры молодцы…
– Лео, нет!
Глава 8. В тенях кормчего
С ходу вышибаю двоих, видимо, присутствующих тут чисто для статистики – одному достается тычок с ноги точно в репу, другому влетает стилет в бедро. Первый ухается оземь, не забыв при этом хватится башкой о стену (думаю, выбывает надолго), второй воет, ухватившись за кровоточащую ляжку. Бедняжка. Нечего путаться под ногами.
Пока Дантеро скрещивает клинок с Кромтой и еще одним долговязым чувачком (причем, довольно ловко шуруя при этом своим вроде как фальшионом, – тонким, изящным, со скосом обуха, – молодец, красавчик!), оставшиеся решают заняться мною. Вот тут приходится несладко. У обоих сабли и они умеют ими орудовать. Ну как умеют. На начальном уровне, но тем не менее. Учитывая, что я сейчас не на фехтовальной дорожке, под строгим присмотром рефери, а в некоем вонючем заду с пыльными сорняками и переломанными ящиками по углам, и противники – это не приятели, с которыми можно выпить пивка вечерком, а реальные упыри, жаждущие выпустить тебе кишки, то градус вестимо так повышается.
Сосредотачиваюсь, парирую, отхожу, нападаю. Пространства маловато, приходится подныривать, проскакивать между ними. Ох и рискую, бляха-муха! Благо, что стилет есть – полезная штука. Обоих успела кольнуть – одного по касательной, лишь куртку царапнула, а вот другого ткнула по рабочей руке. Больно – вот как рожу скорчил, но саблю держит, подлец. Надо его добить, не забывая, конечно, про другого.
Улучшив момент, толкаю ногой здорового мужика в кучу трухлявых деревянных изделий – грохается так, что пыль заволакивает всё пространство, – и пока второй машет свободной, целой рукой, разгоняя пыль и силясь хоть что-то разглядеть, я колю его в живот. И – о ужас! – протыкаю! Божечки, божечки! Готов голубчик? Надеюсь, жив останется, несчастный. Если честно, мне их даже жалко. Всех.
Не давая опомнится последнему, просто прикладываюсь ногой по его луннолицей физиономии, посылая в бессознанку.
В это время Дантеро бьется с Кромтой – долговязый лежит, хватаясь за окровавленное плечо и стонет.
– Угомонись, Кромта! – говорит Дантеро, держа перед собой фальшион. – Да пойми ты, я пошел на это из чистого сочувствия! Не было еще случая излечения от «песты»!
– Но ты же лечишь Буна и успешно лечишь! – орет, чуть не захлебываясь, Кромта. Да, парень на пределе и лежащие вповалку приятели дополнительно добавляют ему стресса.
– Это совсем другое! Бун никогда не болел этой дрянью! Это другое, Кромта, клянусь тебе!
– Слушай ты, как тебя там! – опять вмешиваюсь я. – Ну убьешь ты его, этого горе-целителя. И что дальше? Может даже пришьешь и меня до кучи. Дальше-то что, спрашиваю? Твою матушку не вернешь! Понимаю, это горе, и охренеть какое горе, но опомнись – Данте хотел помочь, пусть и так паршиво, но всё же! А ты его в расход хочешь пустить? Где справедливость? Он что ли виноват в том, что эта зараза съела ее? А? Ну, ответь, мститель!
Моя гневная отповедь Кромту добивает окончательно. Он разражается плачем, отходит и внезапно направляет острие клинка себе в шею.
– В таком случае мне незачем жить в таком-то вот сраном мире, – говорит он, протыкает себе горло и заваливается, кашляя кровью.
– Нет! – только и успели мы крикнуть напоследок.
Дантеро роняет фальшион, хватается за волосы и садится на землю.
– Нет, нет… – как в трансе, бормочет он. – Да за что мне это, за что?..
Я стою, как дура, хлопаю глазками, не знаю, куда и деваться. У меня ощущение, что не влезь я со своими тараканами, вполне возможно парень остался бы жив. Хотя, как после такого жить?
У Дантеро шок. Трясется весь, родненький. Присаживаюсь рядом, осторожно кладу руку ему на плечо.
– Извини меня, Данте, – говорю я, чуя, что сама вот-вот разревусь. – И за коробочку тоже.
– Ты не виновата, Лео, – отвечает он, покачиваясь. – Ты не виновата…
– Может, пойдем отсюда? – робко спрашиваю.
– Да… пошли, пожалуй.
Дантеро поднимает брошенный Кромтой сверток, сует его в карман, не забывает и фальшион, еще раз окидывает дворик печальным взглядом и идет прочь. Следую за ним, тихая, как мышь.
Какое-то время идем молча. Дантеро погружен в свои невеселые мысли, да и я тоже далеко не на подъеме. Вечно лезу не туда куда следует. Я уже рассказывала, что это приводит к печальным последствиям? Тогда вот вам еще история: когда мне было лет пятнадцать, за мной волочился паренек. И мне он не нравился от слова совсем. И дело не в том, что он был ушастым и носастым нытиком, тихоней и соплёй. Нет, он постоянно доставал меня слезливыми признаниями в любви. В конце концов, в ответ на шантаж: «я покончу с собой!», я просто сказала ему: «действуй!». И он попытался, прикиньте? Откуда я знала, что у него беды с башкой? Депрессия, ПТСР после развода неблагополучных родителей, на регулярной основе устраивавших пьяные драки. Слава богу, парнишку откачали, но в психушку воздыхатель угодил.
Сказать, что я после этого сама погрузилась в депресняк, ничего не сказать. Да еще и мама не переставая чехвостила меня: «ты растешь черствой, холодной, надменной, подумай, Настя, что с тобой будет дальше!». Не помогли и регулярные батины «шутошные» оплеухи. Он первый забил тревогу, надоумив мамку отвести меня к психологу, где в торжественно-скорбной обстановке меня заклеймили, как психопатку. На начальном уровне, типа, все не так плохо, но это слабое утешение. ПРЛ – пограничное расстройство личности. Вот тогда и припомнили мне все мои кривляния, шалости и прочее.
Диагноз перепугал меня не на шутку. Какое-то время я ходила смурная, пока за меня не взялась бабка. Она заставила читать вслух программный опус всех феминисток на свете – «Второй пол» Симоны де Бовуар. Читала, конечно, но в суть не вникала, а во что вникнуть удалось (таких моментов было, если честно, не так много) – не понравилось. Все эти «хрустеть миндальными деревьями и откусывать от радужной нуги заката»… нудятина, бэе… Не люблю, когда меня учат жизни, даже если в этом есть доля правды. Особенно когда учат так скучно и муторно.
Тем не менее, визиты к моей эксцентричной бабусе дали положительный результат. Я не психичка – сказала я себе, и никогда ею не буду! Вон Аделаида Эдуардовна (так ее звать) – портвишок, цигарочка в мундштуке, цыганские бусы на дряблой шее, кресло-качалка и айда философствовать и вспоминать, как она крутила-вертела мужиками в пору расцвета. Выше нос, Настюша! говорила она. На всех ласок не напасешься! Вот уже один пал жертвой твоей красоты, и еще будут, даже не сомневайся. Только успевай пальцы загибать! А что до психологов – к дьяволу их! Любой психолог – это неудавшийся философ.
Согласна, но частично. Не хочу жертв. Буду ровнее. Но всё равно кусаюсь. Увы.
Между тем Дантеро вроде как приходит в себя. Но речи толкает тоскливые.
– Это я виноват в его смерти, – сокрушается он. – Не надо было браться за лечение. Всё мое самомнение. Вообразил себе, что стану первым, кто сумеет излечить человека от «песты». Какой же я был наивный! Какой кретин! Кто я есть? Бродяга!