– Ну, согласись, ведь этом есть что-то, правда?
– Выглядит так, будто мы обезьяны, только и умеющие, что бить себя в грудь и орать.
– Так и есть, поверь.
– Но если самки на это ведутся, ума у них тоже никак не больше.
– К сожалению.
Мы смотрим друг на друга и… внезапно начинаем смеяться. Окружающие обращают на нас внимание и шепчутся.
– А ты необычная, – говорит он.
– Я такая. Иногда это отторгает поклонников.
– Меня не отторгнет, поверь.
– Посмотрим.
Тем временем мы подходим к некоему подобию площади, со статуями полуобнаженных девушек и юношей, аккуратно подстриженными кустиками и вычурными скамейками, где больше всего народу. Тут же раскинулась небольшая сценка с картонными декорациями, изображавшими наспех намалеванные горы с угрюмым черным замком посередине. За ширмой пара виолистов старательно пиликает нечто возвышенно-тревожное, маленький вертлявый лысеющий антрепренер в местами облезлом бархатном камзоле, размахивая руками, держит перед немногочисленными зеваками речь:
– Итак, любезные дамы и господа! Прошу минуточку внимания! Сейчас вашему вниманию предстанет третья, заключительная часть пьесы несравненного Кресцеглорио Леогериуса из Тарабар-Трантабали, известной как «Приключения пресветлого рыцаря Грогара в Долине Смерти»! Мы уже успели стать свидетелями чудовищнейшего предательства со стороны мнимого друга, барона Фрейра, отдавшего Грогара в лапы свирепых людоедов, для того, чтобы обманом и колдовством завладеть сердцем красавицы Миранды; с замиранием сердца следили за тем, с какими трудностями сталкивался наш рыцарь с верным слугою Лунгой, спасаясь от лютого чудовища в дебрях колдовского края; как победил, наконец, его! Как, рискуя жизнью, спас от смерти девочку-сиротку! И теперь, дамы и господа, эпичное завершение истории – схватка с самим колдуном, сиречь отродьем тьмы! Внимайте же! Спешите! Только сегодня и только для вас!
На сцену выходит, видимо, главный герой – щеголь в шоссах, между ног его выпирает балетный бандажик, с кривым реквизитом в руке, отдаленно напоминающим меч, и плохо приклеенными усиками. За ним трусцой выбегает горбатый карлик в дурашливом колпаке, затем выползает некое уродливое подобие Мефистофеля с корпспэйнтом[1] на всю рожу. Все трое начинают с ужимками и театральными вздохами задвигать друг дружке выспреннюю мутотень. Ничего не понятно, но забавно.
– Что-то рыцарь на рыцаря не похож, – замечаю я.
– Вообще-то, Грогар и не рыцарь вовсе, – говорит Дантеро.
– А кто?
– Он был форнолдским вельможей.
– То есть он реально существовал?
– Еще как! Лет пятьдесят назад эта история основательно так прогремела. К сожалению, теперь уже трудно установить, истина это, или нет. А такие, с позволения сказать, писаки, как этот Леогериус, те еще извращенцы. Но! Скажу тебе по великому секрету, милая Лео, я лично общался с человеком, утверждавшим, что он водил знакомство со стариком Лунгой.
– Лунга – это слуга? Карлик? Как вон тот, на сцене?
– Лунга не был карликом, как не был дураком.
– И то, что с ними приключилось, вовсе не об этом, я права?
– Да.
– И что же с ними приключилось на самом деле?
– Это долгий рассказ, потом как-нибудь расскажу. Лучше всего для этого подходит ночь.
– А день чем хуже?
– Повесть ведь страшная. Ночью будет интереснее. Ночью должно пугаться.
– Хорошо, я скажу мальчикам. Соберемся и будем тебя слушать. Если они не упьются вусмерть или не уснут со скуки.
– О каких мальчиках речь, что-то не пойму?
– О мальчиках Буна.
– А они-то с какого боку здесь? Не хватало еще этих болванов. Я имел в виду только нас двоих.
– Только нас двоих? Лунной ночью? И при свечах?
– Можно и так, я не против.
– Ты не думал, что в таком случае нам будет не до рыцаря Грогара с его карликом-слугой?
– Ночь-то длинная. И Лунга – не карлик, еще раз повторяю.
– Да сдался мне твой Лунга!
– А мне твои мальчики! Давай лучше угостимся чем-нибудь.
Прикупив сладостей, мы двигаемся дальше, как вдруг навстречу идет тот самый пышноусый рыцарь, меч которого я стянула, чтобы потом бросить на крыше. Усы стали еще больше, а рожа краснее. Мне показалось, или краснота имеет четко выраженные контуры? Нет, наверное показалось. Он важно вышагивает под руку с двумя девицам. Опускаю голову, раскрываю веер, обмахиваюсь.
– О! – восклицает этот ублюдок. – Данте!
– Приветствую тебя, Фнуфт! – кланяется в ответ Дантеро. – Как ты?
– Твоими молитвами, негодяй! Ты что здесь делаешь? А это кто с тобой?
Черт, черт, черт! Надо смываться, пока он меня не узнал. Прикрываясь веером, делаю в ответ реверанс, и, с видом простушки-скромницы шепчу на ухо красавчику:
– Делаем ноги!
А не дурак, подхватывает на лету! Коротко рассмеявшись, словно услышав очаровательную в своей наивности остроту, Дантеро так же шепотом спрашивает:
– Почему?
– Это тот, кому я зубы выбила лопатой! А после окунула в дерьмо.
Представляю, каких усилий стоит красавчику удержаться от изумленного возгласа.
– Кто это со мной? – почесывая затылок, повторяет Дантеро, но я прихожу на выручку, снова сделав реверанс (надеюсь, у меня это получается неплохо, благо в детстве на танцы ходила, пригодилось):
– Мое имя Аделаида, мой господин.
– Аделаида, надо же, – говорит сукин сын, внимательно разглядывая меня. – Где-то я тебя видел, Аделаида. Лицо смутно знакомо. Мы определенно встречались.
Видимо, от него так просто не отделаться. Что ж, будем импровизировать.
– Не думаю. Я бы точно запомнила такого статного рыцаря, как вы. Я недавно здесь. Приехала сюда… из Вууденроха,
– Точно, точно, из Топорья, это пригород Прикрата, – поддакивает Дантеро, включаясь в игру.
– …вместе с тетушкой Альгердой, – продолжаю я, – виконтессой Гриб и ее сыном, моим славным кузеном Патриком. Мы остановились погостить в…
– В Горио, – приходит на выручку Дантеро. – Аделаида с тетушкой и кузеном остановилась у Стуфа Руроха. Он прадедушка Аделаиды по женской линии. Приехали по случаю особого торжества – достопочтенному Стуфу Храброму стукнуло ни много ни мало сто лет!
– Ну что ты говоришь, добрый кузен Дантеро? – поправляю его я. – Не преувеличивай, дедушке всего лишь восемьдесят.
– И то возраст! – говорит он.
– Да, дедушка еще хорош!
– Еще как! Крепок старик!
– Кто такой Стуф Рурох? – недоверчиво глядя на нас, интересуется Фнуфт.
– Ты не знаешь Стуфа Руроха? Престарелого Стуфа Одноглазого? Стуфа Беспалого? Как же так?
– В первый раз слышу.
– Стуф – легендарный наемник, участвовавший в компаниях форнолдского короля Блейддуна против гаратов почти пятьдесят лет назад. Неужто не слышал? Ну, ты меня удивляешь, Фнуфт. Мне казалось, нет человека, не знающего, как именно старый Стуф потерял глаз.
– И палец тоже, – вворачиваю я.
– Да, и палец тоже.
– И как же он их потерял? – с недоверием интересуется Фнуфт.
– О! – восклицает Дантеро. – Так их съел этот…
– Берсерк, – подсказываю я. – У гаратов это такой воин. Особая каста воинов-магов, впадающих в ярость. В жуткое неистовство, знаете ли!
– Да-да, любезная Аделаида, да! И как же я забыл! Так вот, Стуф, потеряв меч и вообще всякое оружие, не растерялся, и вцепился в горло берсерка и душил его, не ослабив хватку даже после того, как злодей вырвал ему глаз и сломал, а потом и оторвал один палец. Причем берсерк всё съел немедля, только представь себе, старина Фнуфт! Но радовался он недолго, так как спустя пару минут издох. Стуф его задушил-таки.
– А ты не выдумываешь, часом? И что ты забыл в Горио?
– По чистой случайности, – говорю я, – от няни, присматривающей за дедушкой, мы узнали о дальнем родственнике, проживающем здесь. Дело в том, что Дантеро мой… как бы сказать… Он потомок сводного брата троюродного дядюшки самого Стуфа, умершего еще в молодом возрасте… Я называю его кузеном для простоты.
– Мы очень дальние родственники, Фнуфт, очень. Но познакомиться вот захотелось.
– Я бы сказал чрезвычайно дальние, – усмехается Фнуфт. – Ты хоть знаешь, Аделаида, кто он, и кто его дядя Георг, и вся эта семейка вместе взятые? С кем ты спуталась?
– О, это такая печальная история! – качаю головой, смахивая воображаемую слезу. – Мы с тетушкой Альгердой так плакали, так плакали!
– Так плакали… – кривится Фнуфт. – Нет, вы представляете, девочки? Она, видите ли, плакала! Может, тебе, простушке, Дантеро и наплел что-то такое, но только на самом деле речь идет о ведьме, изменнице и шлюхе! И поделом твоей Бете, как и всем вам! И вообще, что здесь, в садах князя, делает простолюдин? Может, тебе пора идти… не знаю, в поле, землю пахать?
– Так ведь страда, какая вспашка? – не к месту спрашивает девка слева – швабра с дрожащими синюшными губами.
– А ты помолчала бы, Катрин! Не с тобой говорю. Так о чем это я? А, о тебе, простолюдин. Шел бы ты отсюда, простолюдин!
Дантеро не подает виду, молодец. Приветливо улыбаясь, он говорит:
– Вижу у тебя все зубы на месте. А я слышал, ты их лишился, поговаривают даже, тебе их выбила та самая рыжая ведьма, сбежавшая прямо с плахи. Наговоры, наверное. Ты же знаешь, как завистливы люди, Фнуфт.
– О бедняжка, какой ужас! – отзываюсь я.
Фнуфт вздрагивает, мрачнеет. Но тут голос подает глупышка справа, что прижимается к горе-рыцарю. Судя по узкому лбу, пухлым губам и полным обожания взглядам, которые она бросает на спутника, ума у нее с горошину.
– Это вставные, Аделаида, представляешь? – вроде как по секрету, а деле на всю улицу, говорит она и начинает натурально ржать. – Ни одного не осталось, ха-ха! Не считая коренных!
С лица Фнуфта сходит багровый след лопаты. Он отталкивает глупыху, а швабра, меж тем, шипит ему в ухо:
– А я говорила тебе, что она дура набитая! Нет, упрямился ты, возьмем ее с собой, повеселимся!
– Умолкни, стерва! – срывается на визг глупыха и бросается на соперницу, но Фнуфт встает между ними. Так они и толкаются, негодуя и пыжась исцарапать друг дружку.