– Так, всё, дорогие мои, успокаиваемся, успокаиваемся! – обливаясь потом, стонет Фнуфт. – Люди же смотрят! Что они подумают о нас?
Я не выдерживаю, и полным презрения и отвращения голосом выдаю:
– Какое позорное и недостойное рыцаря поведение! Постыдились бы, господин Фнуфт, разгуливать в общественном месте под руку с дамами легкого поведения!
– Это кто тут дама легкого поведения? – тут же агрится глупыха, хватает с подноса словно нарочно проходящего мимо слуги какое-то пирожное и швыряет в меня. Пригибаюсь, пирожное летит мимо и находит цель, украсив комками крема грозный фейс какой-то солидной матроны. Матрона взвизгивает и, закатив глаза, готовится упасть в обморок, к ней подскакивают люди, зовут на помощь, кто-то уже начинает грозно коситься на нас. Швабра при этом выпячивает глаза и начинает как-то странно хихикать. Видимо стрессанула, кретинка. Фнуфт с самым несчастным видом озирается, матрона все-таки лишается чувств, со всех сторон раздаются гневные возгласы о том, как нынче развращена молодежь, да что эта самая молодежь себе позволяет и так далее.
– Упс! – говорю я, хватаю под руку еле сдерживающего смех красавчика и мы вместе смываемся, оставив незадачливого рыцаря с его скудоумными шалавами на растерзание толпы.
Уединяемся в укромной беседке на высоком берегу реки. Уже вечер, солнце касается верхушек гор по ту сторону Пага, озолотив всё вокруг.
– Это было что-то, милая Лео! Ловко же мы обошлись с беднягой Фнутфом!
– Да, окунули еще разочек в… ну, ты понял, куда именно.
– А ты, оказывается, изрядная выдумщица! Виконтесса Гриб, надо же!
– Ты тоже не отставал. Берсерк, видишь ли, сожрал глаз и палец, пока его душили – вот это бред так бред!
Заливаемся смехом.
– Если честно, мне жалко старину Фнуфта, – говорит красавчик, когда мы стихаем. – Остаться без зубов…
– А чего его жалеть? Ты знаешь, что он хотел со мной сделать? Заколоть, как свинью – это его слова, между прочим. Я была с лопатой, босая, в одном лишь платье, а он с мечом и в доспехах.
– А итог? – восхищенно выгнув бровь, интересуется Дантеро. – Можно поподробней?
– Итог? Ну… окунула его в кучу навоза, приложила лопатой, сперла меч и была такова.
– Сперла меч? Я не ослышался?
– Да, у него был с собой полуторник. Бастард.
– И где же меч?
– Спрятала.
– Ты знаешь, что за полуторник сперла, как ты говоришь?
– Нет.
– Это фамильное оружие, принадлежавшее его великому предку, герою, воевавшему за независимость Пагорга и Вууденроха сто лет назад.
– Печалька. Ну и поделом ему. Будет знать, как честных девушек обижать.
– От всей души поддерживаю. Фнуфт – редкостный подлец. Задира, похабник, скандалист. Но при этом отличный дуэлянт. И верный пес князя Эгельберта. Он и его закадычный приятель Мариуш Забава – две настоящие занозы в заднице. Особенно это касается Фнуфта. Поэтому ему всё прощается. Если ты и с ним справилась…
– Да я вообще талантливая девушка, на все руки мастерица, – говорю я и придвигаюсь к нему вплотную. – Мы так и будем трепаться, или ты меня поцелуешь, наконец? Обними меня, ну?
Красавчик определенно побаивается меня. Хоть обнимает, но как-то сдержанно. Беру инициативу в свои руки и впиваюсь в его губы. Скованность не проходит, губы неподатливые. А еще щетина колется.
– Нет, ты что сейчас делаешь? – спрашиваю его.
– Целую тебя, вроде как, – пожимает он плечами.
– Ты же хвастался, что ловелас.
– Не хвастался, а говорил, как есть. Я не обманывал тебя, Лео.
– А целоваться не умеешь.
– До сих пор никто не жаловался.
– Если ты имел дело с чушками, наподобие тех двух Фнуфтовых подстилок, то ничего удивительного. Так, расслабься, не укушу.
Я обнимаю его и снова сливаюсь в долгом поцелуе. Уже лучше. Но все равно, до идеала далеко.
– Где твой язык? – сердито спрашиваю, едва оторвавшись от него, соприкасаясь носами и удерживая в своих объятиях. Выглядит это со стороны, наверное, забавно. – Почему он у тебя как колодка?
– Э… – растерянно оправдывается он. – Такое вообще в первый раз. Так целоваться мне еще не приходилось.
– Не надо пытаться мусолить мне рот! – командую я. – Поцелуй – это нежное покусывание губ, это игра языков, это ласка, понимаешь? Ну, расслабься же! Губы расслабь, а не ягодицы! Начинаем, и обними покрепче! Что ты как тетёха, в самом-то деле!
– Извини, но у меня уже голова кружится.
– Что, давно интима не было?
– Близости? Если подумать, то никогда. Всё, что было до этого – шалости, ничего более…
– Хватит болтать, целуй меня. По-настоящему!
И он, наконец, начинает меня целовать.
__________
Пьеса несравненного Кресцеглорио Леогериуса из Тарабар-Трантабали, известной как «Приключения пресветлого рыцаря Грогара в Долине Смерти» – https://author.today/work/220350
[1] Корпспэйнт – дословно: трупный раскрас, черно-белый грим, используемый исполнителями музыки в стиле black-metal.
Глава 13. Холить беды (историко-познавательный очерк)
Прежде чем погрузиться в водоворот последовавших событий, предлагаю взять романтическую паузу. Шучу, конечно. Какой такой романтик с парнем, которого ты едва знаешь? Нет, у нас дружба с поцелуйчиками, ничего более (а красавчик в умении определенно поднаторел, способный оказался). Скорее сейчас будет краткая историческая справка, так как мои ученики третий день пребывают в командировке, и поэтому я вынужденно таскаю моего воздыхателя по местным достопримечательностям, попутно выведывая, что здесь и как. Это нужно для лучшего понимания того, что будет далее.
Кстати, в отличии от меня, Дантеро если не влюбился, то на вашу покорную рабу в определенной степени подсел – это факт. Заявляется каждый день, предлагая то променад по вымощенным разноцветными камнями дорожкам, вьющихся змейкой вокруг роскошных дворцов здешних богатеев; то съездить на озеро Вакуа, где на скалистом островке находится, основанный легендарным монахом Гарро-отшельником, одноименный монастырь; то вот затащил меня в загородные леса на конную прогулку (загородные леса – это некий аналог заповедника, бдительно охраняемый властями от набегов всяческих разбойников, недостатка в которых княжество не испытывает). На лошадках кататься приходилось, но немного, так что с удовольствием воспользовалась случаем прокачать навык, благо красавчик оказался отменным наездником.
Последняя ремарочка, для ясности: как ни вздыхает Дантеро, как ни дрожат его руки, когда меня обнимает, никак не могу отделаться от мысли, что он от меня что-то утаивает. Бывает, изменения в настроении настораживают. Красавчик то весел и беззаботен, действительно напоминая классического бабника, совсем чуточку циничного, хитрого, то вдруг замыкается, хандрит. Иногда замечаю, как он то ли собирается признаться в любви, то ли открыть некую тайну. Это напрягает, как вы понимаете. Так что, до истинного лыра далеко, а то подумаете, что это я такая фригидная и верчу парнями в свое извращенное удовольствие. Я девушка приличная, с устоями и принципами, абы кого и, самое главное, абы откуда (до сих ведь пор не пойму, где нахожусь) к постель не тащу.
Итак, если копнуть в самую глубь веков, то на земле, где сейчас я и нахожусь, проживал народец, звавший себя альвеями. Проживал себе в своем медвежьем углу, добра наживал, никого не трогал, покуда у соседа – Форнолда – ни с того ни с сего не проклюнулись имперские амбиции. Наблюдая, как густо поросшие лесом земли и без того активно осваиваются их гражданами (что вы хотите – тут и зверь, и птица, в горах кое-какие минералы, а значит пушнина, мясо, дичь, драгоценные камни, стройматериалы и прочее), они взяли и покорили край. Так и появился Пагорг, в честь, как вы понимаете, протекающей здесь реки, по которой так удобно сюда добираться.
Как я поняла, альвеи так-то ничего против не имели. Тут вообще всё сложно: империя Форнолд соткана из множества лоскутов, долгие века понапрасну пускавших кровь друг другу, прежде чем слиться в братских объятиях, и все эти исторические перипетии привели к перемешиванию племен, и как следствие, рождению множества родственных народностей и этносов, говоривших на похожих языках.
Медвежий угол оставался таковым многие столетия. Единственно, что стоит упомянуть, так это легендарное восстание Багга, произошедшее триста лет назад. Багг, похоже, был тем еще весельчаком – не только вешал, резал и потрошил недругов из числа поработителей, но и писал стишки. Он первый, кто сказал: «альвеи – не Форнолд!». Положил начало, как у нас говорят, сепаратистскому движению, а сам превратился в фольклорного персонажа, наподобие Робин Гуда. До сих пор в ходу выражения наподобие: «клянусь потрохами Багга!», «что Баггу мёдово, то псам солоно», «псам – мясо, Баггу – объедки, народу – корешки», «как по Баггу колесом» (бунтовщика колесовали, если кто не знал). Или вот такой перл: «свистнуть Баггом». Что бы это значило, а? Оказывается, наш лиходей ко всему прочему еще изобрел новый способ свистеть, с использованием какой-то особой каменной свистульки. Получался такой неистовый и нестерпимый звук, что потуги Соловья-разбойника – просто пускание пузырей сопливым малышом. Всякие там нойзеры, джапанойзеры[1] и прочие деятели андеграундного искусства писаются от зависти.
И последний факт про этого массовика-затейника, мимо которого пройти не смогла, уж простите великодушно. Баггу приписывается авторство посконно альвейского блюда, горделиво величаемого «силой гор». Мясо молодого горного барана несколько дней тухнет в яме, полной экскрементов этого животного (в другом варианте – щёлока), потом запекается на углях. Подавать с соусом из жира, мочи (или пива, в более щадящей версии) и крови барашка. Приятного аппетита! Не благодарите за рецепт.
А потом появился пророк. Тот самый Лёр Юный. Да-да, и здесь замешана религия, куда же без нее.
Но прежде давайте так: чтобы не путаться, буду давать даты. С летоисчислением тут всё так сложно, что просто примите за факт: на дворе 1254 год Экуменики, или просто 1254 год. До Экуменики были Фрагментарии, длившаяся что-то около девятисот лет, до Фрагментарий – Эпоха Вед, а до Вед еще что-то, и всё вместе это называется еще как-то… короче, сам черт голову сломит.