– Да что с ними трепаться! – выкрикиваю я. – Сожалеет он. К бою, псы!
– Соглашусь с вашей спутницей! – учтиво кланяется командир шпионов, обнажая рапиру. – Защищайтесь, господа!
– Но вас втрое больше! – уныло говорит Дантеро. – Не по чести схватка.
– Искренне прошу прощения, но сейчас не до чести, любезный друг, обстоятельства таковы. Обстоятельства выше нас.
Опять заварушка. Начинает надоедать, если честно. Хорошо саблю прихватила. Но только я собираюсь бросаться в атаку, как дверь слева распахивается и в мансарду вваливается гвардия, но уже под предводительством самого барона Робаша. Он жутко разозлен, а по лицу расплываются багровые пятна. И как его до сих пор удар не хватил?
– Вот они! – вопит он не своим голосом. – Убейте их! Стоп!.. А вы, разрази меня гром, кто такие?
Вид незнакомцев вводит барона с его сворой в ступор.
Безвыходная ситуация, понимаю. Но пока неприятели разглядывают друг друга, напряженно размышляя, как быть дальше, у меня возникает план.
– В бутылях горючка? – тихо спрашиваю Дантеро, доставая из рюкзака зажигалку. Не какую-то там, а «Zippo». Да, подарок поклонника. Только зачем мне, некурящей, зажигалка, я не понимала. Поклонники, они такие. Иногда дарят очень странные вещи. Короче, носила, как прикольную (и дорогую, прошу заметить) штучку.
Не понимала до сего момента.
– Не совсем, – отвечает красавчик. – Но вместе с…
– Если я поддам огоньку, бахнет или нет? Да иди нет, отвечай быстрее!
– Прежде надо разбить бутыли.
– Понятно. В общем так, мальчики. Пробиваемся вон к той дверке, по пути желательно бы прихватить что-нибудь, чем можно пальнуть в сосуды, а дальше увидите.
– Ох, чую я, с этой передряги живыми нам не уйти, – ворчит Дантеро, однако неожиданно вытаскивает из-за пазухи оба пистолета и выстреливает в бутыли. – Теперь твой ход, возлюбленная!
– Какой тут к дьяволу ход! – кричу я, швырнув прямо в растекшуюся лужу зажигалку. Да, в этом и состоит план. Устроить большой бабах. – Бежим, пацаны!
И пока обе стороны с ужасом взирают, как, разумеется, колдовской огонек летит в лужу неизвестной субстанции, мы на всех парах несёмся к противоположной двери, моля, чтобы она не была закрыта.
Но она закрыта. Однако Пегий плечом вышибает ее и… улетает. А следом улетаем и мы. Прямо так – за дверкой и правда донжон, проще говоря, башня. Вот только пола нет. Только узенький настил. Внизу растянуты какие-то полотнища, навесы, вижу строительные леса, стремянки, лестницы.
Летим, ёшкин кот! Этот полет я запомню надолго. Помедли мы, не знаю, секунд тридцать, и хана бы нам. Потому что в мансарде рвануло так, что у меня заложило уши. Из двери вырывается густой сноп необычного желтоватого дыма. Резко запахло каким-то тухляком.
Но это полбеды. Мы всей четверкой приземляется на спасительное полотнище, с воплями скатываемся с него, падаем на леса, леса проламываются, мы летим еще ниже, еще несколько досок рушатся, пылища, с диким звоном падают какие-то ведра, строительная утварь, на голову нам льётся что-то вроде разведенной в воде побелки.
Нескончаемо долгие секунды мы катимся, пока, наконец, не приземляемся на досках. Очередной настил.
Ох, мамочка родная… Такое чувство, что по мне промчалось стадо бизонов. Шевелю руками, ногами, вроде ничего не сломано. Проверяю артефакт – на месте. Рядом стонут мальчики.
– Все целы? – спрашиваю.
– Кажется, да, – отвечает Дантеро.
– А ещё говорят, что я сумасшедший, – с глуповатой улыбкой говорит Пегий, лёжа с раскинутыми руками.
Ага, камень в мой огород.
– Я не сумасшедшая, – отвечаю. – Я отчаянная. Смелая. Может и безрассудная, не спорю. Вот ты реально безумен, Пегий. Во всяком случае, на такие выходки с прилюдным обнажением интимных частей тела я не способна.
– Уж лучше прилюдно обнажаться, чем рисковать свернуть себе шею.
– Каждому свое, – философски замечает Дантеро, со стоном поднимаясь.
– Чего? – возражаю я. – Каждому свое? А был ли у нас выбор? А? Или мы или они! Так что не нуди мне тут!
И тут я случайно гляжу вверх.
– Ой! – вырывается у меня. – Только не это!
– Что такое? Дантеро тоже поднимает голову и видит медленно оседающее ядовито-оранжевое облачко. – И правда, лучше бы отсюда уйти.
И это не всё. Где-то внизу хлопает дверь, слышится топот многочисленных ног.
– Они должны быть здесь! – слышится крик. – Ищите! Ищите, я сказал! Переройте тут всё!
Кто это, интересно? Может, хозяйский сынок? Как его там… Анри, вот.
– Вон они! – (заметили, суки!) – Наверху! Они наверху!
– Взять их! Любой ценой! Лезьте наверх! Лестницы? Где лестницы? Они мне за всё ответят!
Дантеро, Баколай и даже Пегий устало и обречённо вздыхают. На мгновение паника захватывает и меня, но только на мгновение. Вижу окошко. Небольшое: полтора на полметра. Самое главное – не забрано решеткой. Только витражное стекло. Вылезть можно.
– Туда! – говорю я и бесцеремонно снимаю с Баколая связанную в бухту верёвку. Локтем разбиваю стекло, кинжалом сношу остатки, чтобы не порезаться. Зацепляюсь крюком и уже было лезу наружу.
– Я остаюсь, – угрюмо отвечает Пегий.
Крики внизу все ближе.
– Да ладно! – говорю. – Знаменитый псих Пегий боится высоты?
– Я остаюсь, – повторяет он. – За меня не беспокойтесь, я спрячусь здесь.
С этими словами он разворачивается и уходит. Надо сказать, у него талант к скрытности – только он был здесь, и вот его уже нет.
– Хорошо, пусть остаётся. Я спускаюсь, вы за мной.
И не дожидаясь новых возражений, выбираюсь в окно. Держась одной рукой за подоконник, дёргаю верёвку – крюк держит. Смотрю вниз – до узенького уступа метра три. Но до земли ещё тридцать. Придется спрыгивать на ближайшие ёлки. Рискованно: лететь далековато, можно и промахнуться. Уцепимся, оцарапаемся, но вариантов больше нет. При должном везении достигнем земли, а там и до Чоша с лошадьми рукой подать.
Только бы не сорваться и не переломать кости.
Спускаюсь. Я не занималась скалолазанием, но в теории знаю, как это делается. Главное, долго не думать.
Минута и я становлюсь на твердую почву. Места маловато – сантиметров пятьдесят в самой широкой части, но стоять можно.
– Данте! – кричу я. – Ну что ты там? Лезь давай!
– Иду! – слышу его надломленный голос. Боится.
– Не бойся, я тут, подхвачу тебя!
– Да…
Видно, с каким трудом ему даются эти метры. Тем не менее он справляется, прижимается к стене, дрожит.
– Всё хорошо, – подбадриваю его. – Ты молодец. Остаётся только Коля.
– Кто?
– Ну Коля. Баколай.
Баколай, наконец-то, выбирается. Вижу, у него нервы крепче. Ему оставалось всего ничего, как из окна высовывается чья-то злодейская рожа с короткими усами.
– Ага! – вырывается из глотки мужика радостный вопль. – Попались, голубчики! Ну вот вам и конец!
И мужик выстреливает.
– Нет! – только и успеваем мы крикнуть, провожая взглядом сорвавшегося Баколая. Удивительно, но даже на пороге смерти он сохраняет непроницаемое выражение лица.
– Сейчас и этих пристрелим, – радуется, шевеля усами, мужик и оборачиваясь, кричит своим: – эй, там! Пару пистолетов мне и поживее! Сейчас птичек подстрелим.
Дантеро охватывает ужас. Он вжимается в стену всем телом, трясется, приговаривая:
– Нет, нет, нет… только не это, нет…
Я беру его за руку, сжимаю.
– Данте, любимый! Решайся. Я с тобой. Ну, вместе! Данте! Посмотри на меня! Посмотри на меня! Я здесь, с тобой. Я тебя не брошу.
Выстрел. Мимо. Ещё выстрел – пуля рыхлит почву у мысков сапог.
– Нет, нет…
– Данте! Посмотри на меня! Пожалуйста!
– Ещё пистолеты! – орет усатый. – Ну быстрее, олухи! Сейчас, мои милые, сейчас… Ну-ка, братцы, поддержите меня! Вылезу подальше, прицелюсь, чтобы прихлопнуть ворюг наверняка!
– Нет… нет…
– Данте!
Красавчик, наконец, отрывается от бездны, глядит на меня. В глазах дикий страх.
– Не бойся! – говорю ему. – Держи мою руку. Ну давай, на счёт три. Раз, два, три!..
– Нет!!!
Сдергиваю его с уступа, прыгаем. Затылком ощущаю ветерок от просвистевшей пули. Вовремя.
Опять летим. Ну, ну!
Есть! Что есть силы хвастаемся за колючие ветви ели, цепляемся, машем руками, но удержаться не можем. Тем не менее цель достигнута: мы среди деревьев и это главное. Падаем, проламывая ветки, наши бедные тела пересчитывают их наверное, все, какие только есть. Сверху раздаются выстрелы. Но это уже выстрелы от отчаяния, в пустоту.
Бумк! Ох ты ж ё-моё… Как же больно-то…
Но тут уже всё, земля. Ветви задержали нас, мягкий подлесок уберег. И снова нам везёт. Только вот это последнее приключение сказывается на Дантеро не лучшим образом. Он начинает натурально ржать как конь. Аж до слез. Очень быстро соображаю, что это последствия сильнейшего стресса. Со всего размаху всаживаю ему пощечину и он разом затихает.
– За что? – спрашивает он, потирая щеку.
– Чтоб в себя пришел. Не истери. Лучше скажи, ничего не сломал?
Дантеро ощупывает себя. А руки-то трясутся!
– Вроде нет.
– Вот и хорошо. Двигаем далее.
До сих пор не представляю, как мы уцелели и как у нас ещё хватило сил бежать дальше. Скорее из-за адреналина. У меня-то точно он зашкаливает.
Пробежав пару метров видим беднягу Баколая. Изувечило его знатно. Но оплакивать погибшего товарища нет времени, надо уносить ноги.
– Ты помнишь, куда бежать?
– Кажется, да.
– Тогда показывай! Уносим ноги, пока бароновы молодцы не догадались сюда явиться!
Несёмся. Мелькают деревья, хлещет по лицу листва. Дорога. Оглядываемся – пусто.
– Здесь?
– Вроде.
– Что дальше?
– Надо подать знак.
– Какой?
– Что-то мы заранее этот момент не обговорили…
– Ну и придурки! – сержусь я, и сунув два пальца в рот, выдаю папин командирский свист.
Дантеро не выдерживает, видно, пережитое окончательно доканывает его нервную систему: