Конечно, нам ничего не перепало с этого маленького подвига, но, тем не менее, очень приятно ощущать себя избавительницей. Жаль, надо было назваться Цириллой-ведьмачкой. А хотя ведьмачка Лео тоже неплохо звучит. Все равно рыжая, так почему бы и не ведьмачка. Но мужикам не скажу, он не поймут. Надо бы им на досуге рассказать о приключениях Геральта из Ривии. Подам это как легенду из моей родины.
– Куда направимся, Лео? – спрашивает Чош.
– Найдем какую-нибудь брошенную хибарку неподалеку. Переночуем. Желательно бы рядом с ручьем, тебе не помешало бы еще разок вымыться, Тупорь Брадатый, в навозе вымазанный богатырь.
Чош принюхивается.
– О да, точно не помешало бы.
– Я тоже готов! – Пегий тут как тут.
– Без меня. Мою голую попу вы больше не увидите, хватит.
Глава 32. Ты – легенда, Лео
Приют на ночь находим в покосившемся дощатом сарае с остатками сена внутри. Ночью пошел дождь, а крыша – дырявая. Да и сено гнилое и кишит мелкими кусачими насекомыми. Поэтому мужики спят плохо. Мне-то ничего, я развожу костерок у входа и сижу так до утра, не то медитируя, не то подремывая, не то мечтая о чем-то… совсем как мой дедушка. Он часто спал сидя в кресле, даже храпака бывало давил, но стоило бабусе завести разговор (варианты: по телефону, с соседкой, сама с собой) на интересующую его тему, так он непременно, не открывая глаз, вставлял ценное замечание, что, как правило, раздражало его вторую половинку. Дрыхни дальше, древность пархатая! огрызалась она. Странные у них были отношения.
И он дрых, каменный, монументальный.
Чош с Пегим всё утро ворчат и чешутся. Дескать, медведя-вурдалака одолели, злого носатого колдуна к праотцам отправили, но от назойливых букашек никакого спасу нет и не предвидится. В общем, всё хреново. Тем более, что дождь и не думает прекращаться. И нам приходится топать по грязи, и одежда промокла, а бьющая по темени вода уже начинает раздражать. Отсюда и пессимизм в речах.
– Что же это такое, друзья? – вопрошает Чош. В его бороде блестят капельки воды. – Дожили! Всюду демоны! Дохлые медведи оживают, полоумные старики повелевают волками и все так и норовят тебя сожрать! У меня такое чувство, что мы идём прямиком в логово безглазого! Мир сошел с ума!
– Предлагаешь повернуть назад? – спрашиваю я.
– Нет! Но всё равно муторно на душе. Кошки, ёпта, скребутся! Чую, вляпаемся!
– Не только у тебя так, – вставляет Пегий.
– А ты-то что приуныл? – спрашиваю Пегого.
– Слишком много нечисти, – отвечает он. – Боюсь, нормальных бабенок, без клыков, хвостов и копыт теперь днём с огнём не сыскать.
– Кто о чем, а ты о том же, – говорю я.
– И то верно, Лео, – соглашается Чош. – Мы, может, подохнем там, а тебе все бы шашни. И вообще, ты рылом не вышел! Какие тебе девки? Они тебя всегда чурались, как прокаженного!
– Как будто у тебя рыло привлекательнее! Помолчал бы!
– Так, парни, не ругаемся, – осаживаю я их. – Выше нос, прорвемся!
– Не вижу поводов радоваться, – продолжает ныть Чош. – Да и погодка дрянь. Сдохнем, как пить дать!
Таким вот образом мы доходим до города. Вернее до предместий – вотчины ремесленников всех мастей, комедиантов, торговцев, воров, авантюристов, наемников и прочей гоп-компании. Постоялые дворы, питейные заведения, домики на все вкусы и размеры, мусор, бродяги, попрошайки. Жизнь здесь всегда била ключом. И уже тут нас встречает удручающая пустота. Скатившиеся в канавы повозки, разбитые стекла в домах, выкинутая наружу переломанная мебель, крысы, просыпанное на землю зерно, пустые бутылки, дохлая лошадь во одном из дворов, вокруг которой роются мухи. Кое-где встречаются люди, но едва увидев нас, скрываются. Косо хлещет дождь, усиливая ощущение запустения.
Сколько мы отсутствовали? Месяц? Нет слов. Нет эмоций. Одна лишь пустота.
Идем дворами, внимательно смотрим по сторонам, стараемся не привлекать внимание. Достигнув городских ворот видим мертвеца без головы с колом в груди. Сидит в сторожке, сложив руки на груди. Голова, кстати, валяется в пересохшем рву. Пересох он, кстати, давным давно, так что апокалипсис тут не причем.
В самом городе, сразу за крепостной стеной, вдоль дороги стоят шесты. На шестах сожженные трупы. Далее встречаем еще несколько обезглавленных. То тут, то там. Рубили в спешке. Залетели, отработали, назад. Видимо уже отыскался борец с вампирами. Не Хорац случайно? Что-то о нем я и позабыла. Мы вообще выпали из общественной жизни. Спустились с гор. Как символично!
Что здесь произошло? Видны следы каких-то разборок, но до крупномасштабных погромов не дошло. Плохо это или хорошо, выясним по ходу действия. А пока осторожно двигаем в сторону рынка.
Минуем места, где я когда-то, – кажется, так давно! – носилась по крышам, скрываясь от погони. Всё время стараюсь сканировать местность и понимаю, что большинство людей прячутся. Если речь идет о людях, конечно.
Переходим достопамятный мост, где безымянный одноглазый нищий одарил меня лохмотьями. Что с ним стало, интересно?
Рынок сожжен. Там где были лотки со всякой всячиной – пожарище. Вокруг, всюду – пепелище. Еще стелется кое-где по земле дымок, прибиваемый дождем. Вповалку лежат обугленные трупы, припорошенные пеплом. Пепел под дождем чем-то напоминает нефть по внешнему виду. По всему видно – их как будто поливали напалмом. Божечки!
– Кто это мог сделать? – ошарашенно спрашивает Чош.
– Только какой-нибудь сильный маг, – отвечаю я. – Если такое вообще возможно.
– И почему рынок? Чем и кому не он угодил?
– Не знаю, Чехонте, не знаю. Но могу высказать предположение.
– Слушаю?
– Кто-то просто куражился. Кичился силой.
– То есть, по-твоему, некий упырь, заимев такую невиданную силушку, решил поиграть?
– Фиг его знает! Но другого объяснения у меня просто нет. Город-то в целом не тронут, если не считать мертвяков.
От борделя мадам Лизэ осталась лишь горка угля. Такое впечатление, что неведомый поджигатель тут постарался вовсю. Мелькнула шальная мысль: отомстил за неудачи на любовном фронте? Импотент-извращенец, маньяк? Много ли таких клиентов набралось за время существования этого заведения, наверняка кто-нибудь и воспользовался хаосом, чтобы отомстить.
Что теперь гадать! Уходим отсюда. Помните склад, в который я провалилась? Пустует. Располагаемся там, чтобы успокоить нервы, покумекать. И обсохнуть.
– По поводу Лизэ, – начинаю я. – Даже не представляю, где ее искать. Но, судя по всему, основной удар пришелся как раз по борделю, что бы это ни значило. Кто-то уж очень сильно осерчал на нее.
– Или на тебя? – предполагает Пегий.
– Или бордель под руку подвернулся, – добавляет Чош.
Пожимаю плечами.
– Все может быть. Гадать бессмысленно. Я склоняюсь к мысли, что Лизэ с девочками – мертвы. Или в этих, как их?
– В «загонах», – подсказывает Пегий.
– Да, или там. Или еще где. Но что-то мне подсказывает, что они мертвы.
– Значит, идем к Буну? – спрашивает Чош.
– На старое место? Думаешь, он там?
– Это первое, что приходит в голову.
– Логично. Отправимся туда. Если не там, то хотя бы подсказки какие найдем.
– Если таверну тоже не спалили.
Я вздыхаю.
– Что такое, Лео? – спрашивает Чош.
– Да жалко Лиса. Не хочется его расстраивать. Дантеро ушел, Лизэ… погибла. Он остался один. Совсем один, бедняга.
– Не один. У него есть ты. Есть мы. Мы не бросим старика. Если выберемся из этой жопы, конечно.
– Это да. Ладно, пойдемте, мальчики. Поглядим, что там.
Дождик стих, перейдя в мелкую морось, но небо нахмурилось так, будто уже ночь на дворе.
– Кажется, скоро ливанёт, – говорит Пегий, взглянув на небо.
Но мы не успеваем отойти далеко. Слышу цокот копыт. Кто-то едет, позвякивая доспехами, скрипя сочленениями, и это точно не друзья. Если хотите негативная аура. Она не дает обмануться.
– Так, мальчики, – говорю я. – Назад.
Забегаем обратно на склад, скрываемся среди ящиков. Наблюдаем.
Пяток хорошо вооруженных рыцарей, в шлемах, полностью скрывающих лица, проскакивают мимо.
– А я думала, что вампиры орудуют по ночам, – шепчу я. – Вот и тать тоже ночью вылезал.
– Может, это нормальные парни? – предполагает Чош.
– Не думаю.
Рыцари вроде удаляются, и мы выходим.
– Давайте короткими перебежками, по закоулкам и до «Кормчего», – говорю я. – Максимально тихо. Не разговариваем, прислушиваемся, оружие наготове. Вперед!
Так и делаем. Пока крадемся, прямо-таки физически ощущаю страх таящихся в недрах зданий людей. Так, значит, эти рыцари нечто вроде дозорных. Разъезд, рыскающий по улицам Пагорга в поисках очередных клиентов «загонов». Проще говоря – еда для господ вампов. Охотники на людей.
Не желаете ли свежей крови, князь Эгельберт? С пылу с жару! Пышущая здоровьем девочка, толстячок-здоровячок и на сладкое – пресмыкающееся. Брр…
Действует ли на них солнце, или нет – неважно. Тем более, что солнца-то, как такового нет. В любом случае, надо быть предельно внимательными.
Пробираясь мимо какого-то пустыря, окруженного серыми убогими домами, я снова слышу их. Забегаем в тесный захламленный дворик, затихаем. Рыцари останавливаются. Один из них что-то говорит, не поняла до конца и все начинают… принюхиваться. Ну точь-в-точь ищейки! Упыри, чтоб их!
Позади нас со скрипом открывается дверь, оттуда высовывается крысиная сморщенная физиономия. В мятом колпаке. Ни дать ни взять Эбенезер Скрудж из «Рождественской истории» Диккенса.
– Вот они! – оглашает нездоровую тишину города этот старый мудозвон. – Вот они, держите ворюг! Вот они, здеся! Берите их тепленькими!
И захлопывает дверь. Слышу, как изнутри тяжело ложится засов, звякает ключ в замке.
– Ах ты козлина! – выругиваюсь я и в сердцах пинаю дверь. – Сукин сын! И чего мы тебе плохого сделали?
– А пущай вас сожрут, ворюги! – кричит он изнутри. – Шастают тут всякие!