Кира прошла вперёд.
Переждать тут, конечно, можно. Но как-то странно.
‒ Почему именно здесь?
‒ Да не всё ли равно, ‒ беззаботно отозвался Вит, двинулся в сторону окна, а Кира обернулась к Ши.
Тот стоял в паре шагов от дверного проёма, молчал. Руки свободно свисали вдоль тела, голова чуть наклонена вперёд, смотрел, скорее всего, в пол. Или вообще никуда ‒ закрыл глаза.
Вит тоже обернулся в его сторону.
‒ Ты как всегда вовре… мя.
Вит усмехался, когда начинал фразу. Но усмешка быстро пропала, интонация изменилась, а последний слог получился совсем тихо. И отдельно. Словно исключительно по инерции. Раз начал, надо договорить. Даже если фраза, пока произносилась, потеряла смысл.
Только это осозналось не сразу. Но даже Кира при всей своей наивности и недальновидности почувствовала: что-то не так.
Этот сосредоточенное молчание, а главное ‒ наклон головы. Ши всегда такой перед тем, как…
Он согнул правую руку, засунул её под куртку, за пазуху, и вытащил… пистолет.
Наставил. На Киру. Ровно, в голову.
Он… он не спасать пришёл, не помогать. Убить. Потому что в этом деле он лучший.
Круглое отверстие дула ‒ чёрный зрачок. Его. Ши. Смотрит безучастно. Прямо в глаза. И Киру затягивает в темноту.
Это действительно словно живой взгляд. С той стороны. Из небытия. Гипнотизирует, не позволяет ни отвернуться, ни зажмуриться, будто внушает: «Ты обязательно должна всё увидеть. Увидеть в последний раз. Пока ещё в состоянии».
Ши ‒ специалист по любому оружию. Он не промахнётся. Тем более с такого маленького расстояния.
Спина мокрая и липкая от пота, ноги ватные. Непонятно, как Кира до сих пор стоит. Может потому, что слишком крепко держит немигающий взгляд пистолетного зрачка. Он неподвижен, и Кира неподвижна под его влиянием.
Вит тоже замер, не шелохнётся. Боится неудачным движением спровоцировать выстрел. И молчит. Знает, что уговоры бесполезны. Программа задана, не отменишь. Всё бесполезно.
Рука у Ши не дрогнет. Никогда. Так чего он медлит? Или просто Кире каждое мгновение кажется вечностью.
Ещё чуть-чуть, и даже стрелять не придётся. Кирино сердце само остановится. От страха, от напряжения. Сожмётся, сильно-сильно, станет маленьким-маленьким, затаится, застынет. И больше не толкнётся, не оживёт.
Почему опять? За что её убивать?
Да ещё так. Его рукой.
Кира никогда не любила произносить его имя. А, наверное, и не произносила, вслух. Старалась обходиться без обращений. Только иногда, мысленно. Да и не имя вовсе оно. Жуткое прозвище.
И сейчас оно не получалось. Хотя рвалось наружу, трогало губы едва уловимым дыханием, но не звучало.
Мысли разрозненны: то про одно, то про другое. Появляются и улетают прочь. Как оторванные лепестки у ромашки, на которой гадают. Но вместо «любит-не любит», звучит «жизнь-смерть, жизнь-смерть…»
Темнота медленно выползает из пистолетного дула, заполняет мир. И Киру.
Черно внутри. Потому что безнадёжно. По-настоящему безнадёжно.
Раньше верилось, что возможно выкрутиться. И с провидицей, и с двуликим, и даже с толпой колдунов. Но не сейчас.
Она же прекрасно знает, кто против неё. Знает, что он умеет. Видела, как боятся его. Она тоже боится. Вот и не может выговорить.
Ш-ш-ш… ш-шелест, шорох, шёпот.
Больше невозможно ждать. Пусть уж стреляет скорее!
Или нет! Нет! Не стреляет. Никогда! Пусть существование зависнет в этом мгновении, и длится, длится. Хоть так. Пусть…
Выстрел грохнул, превратил мир в сплошной оглушающий звук. Кира вздрогнула и тяжело осела на пол.
Глава 13. Я всё могу
От грохота выстрела Вит тоже вздрогнул, но остался стоять. А Кира упала. И Ши. Почти одновременно с ней, разве всего на мгновение позже.
Но ведь…
Почему? Что с ними?
Вит же прекрасно видел, как пуля врезалась в стену ‒ слишком высоко! ‒ выбив белое облачком пыли. Дробью брызнули мелкие куски штукатурки, а один, покрупнее, пластом съехал вниз.
В Киру точно не попало. А в Ши тем более не могло. Так чего ж они оба прилечь-то решили?
Правда, Кира не совсем упала. Грохнулась на колени и теперь стояла на четвереньках, упираясь руками в пол. Тяжело дышала, мотала головой. А Ши действительно лежал. Скрючившись, на боку. Вит мог рассмотреть только его спину, только затылок.
По крайней мере там всё цело. И нигде не растекается лужа крови. Почему тогда он не шевелится? Кажется, даже не дышит.
Думать легко получается, а сдвинуться с места ‒ почему-то нет. Словно пригвоздило Вита. Как только увидел пистолет, окаменел, превратился в статую.
Могло бы… всё бы могло случиться. И до сих пор представляется: а что, если бы…
Даже Кира быстрее очухалась. Опять уселась на колени, потом поднялась, добрела до Ши, склонилась над ним.
‒ Ты… ты… ‒ тряхнула за плечо.
Подействовало на Вита. Он наконец-то отмер, сошёл с места, приблизился к остальным и как раз успел услышать.
‒ Отвали, ‒ процедил Ши сквозь стиснутые зубы.
У Киры глаза изумлённо округлились, и она опять со своим:
‒ Но…
‒ Отвали! ‒ громче, нетерпимее, злее.
Вит заметил, как напряглись мышцы, на лице, на шее. Как пальцы на руках распрямились. Тоже напряжённые, до дрожи. Выгнулись неестественно и опять сжались в кулаки. Позвал тихо:
‒ Кир, послушай!
Она обернулась на Вита, посмотрела недоумённо, вопросительно. И по-прежнему цеплялась за плечо Ши.
А тот дёрнулся, всё-таки расцепил зубы.
‒ Отвалите. Оба. Убирайтесь отсюда!
Наверное, ударил бы. Если б смог.
Вит ухватил Киру, рывком выпрямил.
‒ Пойдём! Хоть раз не спрашивай. Просто пойдём. Раз он просит.
‒ Просит?
‒ Подождём. Где-нибудь тут, рядом.
‒ Подождём?
Да Кира сама всё ещё не в себе. Оно и понятно. Постой-ка под направленным на тебя дулом, к тому же зная, что этот стрелок никогда не промахивается.
Придерживал Киру за плечи, мягко направлял и подталкивал вперёд. Она не сопротивлялась, не упиралась, шла. Только постоянно оглядывалась.
На улицу выходить не стали. Вит обнаружил первый подходящий предмет, пригодный для сиденья ‒ даже особо рассматривать не стал и разбираться, что это было ‒ и остановился.
‒ Садись.
Кира послушно села, ссутулилась, зажала ладони между коленями и сразу посмотрела в ту сторону, откуда они пришли.
‒ Что с ним? Вит, скажи. Ты понимаешь, что случилось?
‒ Кажется, электроника всё-таки не выдержала.
‒ То есть чип… он сломался, да? Отключился?
‒ Ну, я надеюсь.
***
Выстрелил будто не в стену. Себе в голову.
Сознание взорвалось, разлетелось на миллионы осколков. Слишком крошечных, чтобы помнить, чем они были мгновенье назад. Слились с окружающим: стенами, полом, воздухом, и стали ими.
Наверное, на несколько секунд Ши действительно перестал существовать. Разве что тело осталось. Опустошённая оболочка.
А потом частицы вернулись, собрались, выстроились, как прежде. Чтобы ещё раз пережить взрыв. Только уже в замедленном действии. Пусть каждый нерв, каждая клеточка прочувствует, насладится разрушающей её силой.
Первое ощущение ‒ боль. И второе, и третье, и четвёртое… Настолько сильная, что легко смела все обычно выставляемые против неё преграды. Не желала быть подконтрольной, подчиняла сама. Методично и с удовольствием отрывала по кусочку, разминала, растирала между пальцами, пока не превращала в прах. А Ши прекрасно чувствовал каждое её движение, и, наверное, впервые нетерпеливо ждал, когда она насытится, когда отпустит.
Орать хотелось. Или выть. Чтобы хоть так выпустить из себя раздирающий нутро взрыв.
Но он и орать? Да ещё при свидетелях.
А они оба рядом. Кира ещё додумалась, тряхнула за плечо. После того, как Ши столько усилий потратил, чтобы скрутить себя, сжать, чтобы удержать внутри рвущееся наружу.
Неужели она не видит, не понимает без слов? И пришлось объяснять, что ей лучше всего в данный момент сделать.
Не поняла. Всё равно не поняла. До чего бестолковая. А он ведь сейчас не может разглагольствовать много и пространно. Не получается. Особенно прилично.
И Вит, скотина! Уж он-то не дурак. А до него тоже не доходит.
‒ Отвалите. Оба. Убирайтесь отсюда!
Ну наконец-то, сообразили. А он уже не улавливает их шагов. Мир стал маленьким и ограниченным, мир сосредоточился в нём. Ши больше ничего не осознавал, кроме себя. И во всех органах чувств только одно ‒ боль. У неё даже вкус есть. Жгуче-тошнотно-солёный.
Перевернулся на спину, выгнулся. Тихонько рычал сквозь зубы.
Что, гадёныш мелкий, просто так подыхать не хочется? Бесишься, агонизируешь, мстишь. Или на прощание запустил программу уничтожения?
Как там обещали? Сумасшествие, частичное или полное отмирание мозга. Но лучше уж никак, чем с тобой.
Ну что, приятно наблюдать, как он тут корчится на полу? Не такой, как обычно, безучастно-гордый. Жалкий, беспомощный.
А ни фига не беспомощный. Уяснил, кто сильнее, хрень электронная? Кто тут хозяин. Теперь, так и быть, можешь полюбоваться и позлорадствовать напоследок.
Снова перевернулся, поднялся на колени. А дальше не вышло. Согнулся, упёрся лбом в пол, и давил, давил. То ли бетон пытался промять, то ли голову сплющить. Перебить одну боль другой.
Это надо же, насколько они прочно связаны. Живое сознание и искусственное. Это…
Да чтоб тебя! Сдохнешь ты окончательно или нет? Ведь такой крохотный, а достаёт с масштабностью слона.
Попытался выпрямиться, оттолкнулся от пола лбом, чуть проехался им по шершавому бетону.
Наверное, кожу ободрал и не слабо. Но подобная мелочь просто не чувствуется. И распрямился же. Частично. На длину вытянутых рук.
Ещё немного, и Ши поднимется. Обязательно поднимется. Ведь эти два придурка по-прежнему где-то поблизости. Опять сами не догадаются. Вечно им надо всё разъяснять.
Так, ладно! То ли привык немного, то ли боль действительно слегка подустала, то ли сжалилась и решила уступить по мелочи. Всё-таки встал на ноги.