Вряд ли Кире стоит рассчитывать на что-то нормальное, какое бывает у других: красивое, светлое, возвышенное. Она ведь и сама не умеет ни любить, ни ненавидеть. И не надо ей. Честно, не надо. А то, что даже воспоминания о его прикосновениях возбуждают, так с либидо у Киры всё в порядке, гормоны в норме. На последнее даже медицинское заключение есть.
Вода стекает по телу, исчезает в сливном отверстии, а вместе с ней случившееся уходит, уходит, уходит. Ничего не было. Не было ничего. И впредь не будет.
Неизвестно откуда взявшаяся необъяснимо твёрдая уверенность – действительно не будет.
Уже на улице Ши вытянул из кармана мобильник. Тот самый, с единственным номером, вбитым в память. Нажал на значок вызова, а когда в телефоне раздалось ответное: «Да! Слушаю!», безучастно произнёс:
– Я нашёл проводника. Что дальше?
Глава 30Быть богом
Раннего детства он не помнил. От слова «совсем». А ведь должен хоть что-то: придуманное или реальное. Не так уж много и прошло с тех пор. Но чувство, что появился сразу подросшим. Семилетним где-то. Хотя подобного быть просто не могло. Не дошли ещё ни наука, ни даже магия.
Жизнь не зарождается из ничего. По крайней мере, человечья. А в нём всё-таки большая часть от человека. Чисто биологически. Или технически? Как правильно? Если сразу естественно и искусственно. Если работа над ним началась ещё до того, как он родился, когда был всего лишь плодом.
Подходящее для него слово. Плод. Больного воображения.
Никто никогда не объяснял ему в подробностях, как он появился. Сам складывал пазл собственного происхождения, собирая и подгоняя детальки – обрывки подслушанных фраз. А иногда Кайдаш становился откровенным и проговаривался.
Действительно хотел рассказать или просто забывал, что подопечный – человек, а не лабораторный зверёк? Не только слышит, но и понимает смысл сказанного. С особой заинтересованностью ловит каждое слово, которое касается его судьбы. Не по части предназначения, перспектив и достижения требуемого результата, а связанного с тем, что, наверное, в его случае совсем не важно. Не полагается ему. Без надобности. Незачем. Привязанности, родство, семья.
Родителей у него не было. Однозначно – не было. Только неведомые доноры половых клеток. О которых он ничего не знает и которые – абсолютно точно – ничего не знают о нём. Даже о том, что он есть. Потому как он не чей-то ребёнок, а экспериментальное существо. Биологическая модель. Модифицированный организм. Генетически и магически.
Искусственное оплодотворение. Да так и развивался бы дальше, в пробирке, до нужной степени созревания, если бы существовала подходящая технология. Но пока не существовала. Поэтому мать ему досталась. Суррогатная. Выносившая и родившая. Но не факт, что она была вменяемой, если позволяла ставить опыты над ещё не появившимся на свет ребёнком. Пусть и не до конца своим.
Но ведь и он сам до какого-то определённого момента мог не иметь нормального человеческого сознания. Тварь с изменённым звериным разумом, не с мыслями, а с инстинктами. Потому и воспоминаний нет.
Или безучастное растение. Зачем же возиться с младенцем? Вот он и плавал в каком-нибудь стеклянном гробу в специальном растворчике, и его кроили-перекраивали по мере надобности, добиваясь нужных результатов. Лет так до трёх. А возможно, и дольше.
Хотя вряд ли дольше.
В семь он уже неплохо владел кинжалами. Из этого возраста и первые воспоминания, и как раз о том самом. Кинжалы и кровь. Её цвет, запах и недолгое наружное тепло. Чужая. Своя.
Кто-то обрабатывал полученные им царапины и ссадины и сочувственно интересовался: «Не больно?» А он не отвечал, только сжимал губы.
Неужели и так не видно?
Больно. Но не от ран. От того, что случилось раньше. От того, что сознание, не выдержав, вычеркнуло из памяти, словно чёрным маркером, замазало несмываемой краской небытия.
Кого он там убил? Первый раз. А может, и не первый.
Что делать, если условие одно: либо ты, либо тебя. И нет сомнений в выборе. Ведь единственный приемлемый для любого нормального живого существа вариант всего один. Вечно сопровождаемый вопросом, который почему-то считают риторическим: «Ты же хочешь выжить? Хочешь?»
«Да с чего вы взяли? Не хочу».
Сами же внушали с самого начала: «Убивай. Не сомневайся. Жизнь – ничто». Чужая. Ну, значит, и своя.
Если бы ни ещё одна начальная установка, внушаемая с не меньшей настойчивостью. Она срабатывала автоматически, настраивая мысли и действия, направляя согласно заданной программе.
«Ты должен одержать верх. Любой ценой. В этом тебе нет равных. Ты должен победить. Не думай, зачем. Так надо. Докажи, что ты сильнее всех».
Иначе бы подставился при первой же возможности. Например, совсем недавно. В лесу, на развалинах. Не трогал бы урода Фёдора, спрыгнул бы первым, позволил бы твари вцепиться в горло. И убить бы успел, подыхая. Приучен сражаться до последнего.
Сколько их уже было, подходящих моментов. Но каждый раз побеждало прочно сидящее внутри: «Ты всех сильнее. Ты должен одержать верх».
Для этого – постоянные тренировки, бои, работа с оружием. Не давали скучать. Хотя иногда устраивали несколько дней перерыва, чтобы мог как следует зализать полученные раны. Даже ускоренной регенерации не всегда оказывалось достаточно. Но зря время не тратили, загружали информацией, тренировали в другом.
Идеальный убийца не только тот, кто виртуозно владеет оружием. Втереться в доверие, не вызвав подозрений, пролезть в любую дыру, вывернуться из самой неблагоприятной ситуации. Обманывать, манипулировать, выдавать себя не за того, кто ты есть на самом деле. Следить за каждым произнесённым словом, за мимикой, за жестами.
Анатомия, физиология, теория магии, зоология – о тварях реальных и скрытых, иностранные языки, психология, география, физика, химия. Доскональное изучение рабочего инвентаря. Хитрые приспособления, об истинном назначении которых ни за что не догадаешься.
Брючный ремень. На нём – металлическая пряжка. Совершенно обычная с первого взгляда и с одного конца. Но если вынуть её, с другого конца – острый клинок. Совсем короткий. Но когда точно знаешь, как им лучше воспользоваться, неплохое орудие для убийства.
Собственно, воспользоваться для этого дела можно чем угодно. Что первое под руку попадётся. Даже вполне невинными и неприспособленными вещами. Футболкой, например. Скрутить в жгут, захлестнуть вокруг шеи, затянуть потуже. А если со вспомогательными материалами совсем худо, есть же руки. И нужные навыки.
Забить до смерти. Долго, конечно. Можно управиться быстро и изящно. Ухватить умело: одна рука на подбородке, другая на затылке. И резкий рывок. Словно щелчок выключателем, с ON на OFF. Конец жизни – лампочка погасла навеки.
Он знает много способов. Большая часть памяти заполнена ими. Ещё одна до автоматизма доведённая реакция: при взгляде на любой предмет первая мысль: «Как этим можно убить?»
Нет. Всё-таки он не человек. Люди должны думать о другом.
Поэтому и остальные никогда не воспринимали его как человека. Скорее, как хорошо выдрессированное животное. Как тварь без разума. Хотя прекрасно знали, что с интеллектом у него очень даже. Не хуже, чем у многих из них. Просто не принимали в расчёт.
Да он и сам не считал себя человеком. Предпочитал сидеть и спать на полу. Хотя были и стулья, и стол, и кровать в его комнате. Или клетке?
Только Кайдаш больше других уделял внимания подопечному. И это внимание было каким-то особенным. Оно не сводилось только к заинтересованности учёного в удачности и эффективности проводимого эксперимента.
Кайдаш был научным руководителем проекта. И не только научным. Но эту сторону никогда не афишировали. Официально магии не существовало. И скрытого мира не существовало. Никто из посторонних не знал, что в лаборатории частенько появляются люди со странными способностями и жуткие твари, которые могли жить разве что в книгах и фильмах. Ну или в больном воображении какого-нибудь сумасшедшего.
Сам Кайдаш тоже был из особенных. При тактильном контакте легко считывал человека. Не конкретные мысли, а настроение, чувства, страхи. Определял общее состояние организма, выявлял болезни и отклонения. Ему даже руку пожимать побаивались, хотя знали, что он чётко контролирует свою способность. Использует, только когда надо, а не при каждом прикосновении.
Научного руководителя все называли по фамилии. Она звучала почти как имя. Или необычное прозвище. Кайдаш. Сразу запоминалось, напрочь прилипало к языку. И уже казалось, просто невозможно назвать по-другому. Не откликнется. И остальные не поймут, к кому обращались.
А у подопечного Кайдаша имени не было. Разве что набор цифр и букв в лабораторных протоколах. Модель номер… Не «один». Наверняка перед ним было ещё немало других, менее удачливых. Которые не выжили сами. Или которым не дали жить.
Зачем копить ошибки?
Но называть номером вроде бы человека? По крайней мере Кайдаша это смущало. Или казалось неудобным. С ним согласились.
Да. Имя. Так действительно удобней. Пусть Кайдаш выберет сам.
И тот выбрал. Внезапно пришло в голову, потому что вовремя (или не вовремя) взглянул на стол.
Там валялась манга. Она принадлежала не Кайдашу, его сыну. Случайно прихваченная с собой из дома, вместе с нужными распечатками. Она и напомнила про слово «Шинигами».
Бог смерти. Но не фольклорный, а придуманный совсем недавно, специально для манги и анимэ. Фантастический персонаж, в угоду моменту созданный людьми.
Прямо в точку.
Но Кайдаша не поддержали.
– Что за идиотская идея? Разве такое запомнишь? Опять ты со своей Японией. Нравится – так оставался бы там. Чего вернулся? Теперь про неё и к месту, и не к месту. Тут-то Япония при чём?
– При чём? – улыбнувшись, переспросил Кайдаш и выдал одну тайну: – Ну-у, у мальчишки же есть азиатские корни. Возможно, как раз японские.