– Не надо! Хватит!
Жест короля был исполнен беспомощности.
Хюррем кивнула. И в самом деле хватит.
– Твоя страна может избежать всего этого. Если ты дашь вассальную клятву сейчас. Подумай, прежде чем ответить «нет».
– Что я… что вы…
– Что мы можем гарантировать? Ну, во-первых, ты останешься жив, что уже немало. Ты пока не понимаешь этого, потому что слишком молод, но, клянусь, с возрастом ты научишься ценить жизнь.
Прозвучало несколько напыщенно: такая фраза хорошо и «увесисто» звучала бы из уст убеленного сединами старца, а никак не девчонки – ровесницы пленного короля. Которая на самом деле к тому же еще и выглядела моложе. Но что уж тут поделаешь: ни более взрослой физиономии, ни седого старика у нее под рукой не было.
– Во-вторых, можешь не сомневаться: дань, которой будет обложена твоя страна…
Как же это сказать-то? «Будет казне по карману»? Нет, как-то глупо…
– Не будет тягостной. Мы заинтересованы в том, чтобы твоя страна развивалась и могла платить дань империи долго, поэтому мы вовсе не намерены обложить вас такими поборами, чтобы ваши люди умирали.
Корявенько получилось; надо было все-таки речь написать и наизусть выучить, а она положилась на то, что обычно у нее экспромты лучше выходят. Впрочем, до короленыша, кажется, дошло.
– И вы не станете требовать от нас принятия вашей религии?
Она пожала плечами.
– Веруйте себе на здоровье. Между прочим, ислам признает вашего Иисуса одним из пророков; это только ваша религия ревнива и не признает никаких других.
Сулейман, дернувшийся было на своем троне в начале этой фразы, к ее концу как-то подуспокоился.
– Это христиане несли свою религию на остриях своих мечей. – Эта фраза уже целиком была рассчитана на Сулеймана; пусть успокоится окончательно и пусть не мешает ей! – Нам совершенно все равно, какую религию исповедуют наши подданные, до тех пор, пока они остаются верными подданными Великой Порты.
– Я… я должен подумать, – выдавил из себя Лайош.
Она кивнула:
– Думай.
Потом хлопнула в ладоши:
– Уведите пленного!
Не успела закрыться за венгерским королем дверь, как Сулейман угрюмо сообщил:
– А все же именно ислам – самая великая религия в мире!
Ну надо же! Она была уверена, что он станет оспаривать ее действия, а он – смотрите-ка! – за пророка Мухаммеда оскорбился.
– Ислам – великая религия, – мягко согласилась она. – Как и христианство, из которого, можно сказать, ислам вырос. Не спорь, если захочешь – ты сам найдешь этому доказательства. А в Индии народ поклоняется иным богам, и они тоже ничуть не хуже. На самом деле Бог один, и я не уверена, что для Него очень важно, как именно ему молятся. Ты же знаешь: я приняла ислам сразу после рождения Ильяса – чтобы быть одной веры с моими детьми. Но меня не наказали; не прокляли, не испепелили… Значит, Богу не важно, со словами каких молитв к нему обращаются, главное – чтобы его искренне любили.
– Нет, это потому, что наш бог сильнее вашего, славянского, – уперся Сулейман и поджал губы; обычно когда он делал такое лицо, Хюррем прекращала спорить с ним, но сейчас сдержаться не могла.
– Исламский бог не может быть сильнее славянского, потому что Коран говорит: нет бога, кроме Аллаха. Просто… просто проблема людей заключается в том, что каждый трактует религиозные тексты так, как хочется именно ему.
Сулейман снова возражал; их «религиозный диспут» продлился несколько часов и закончился ничем: они разошлись, недовольные друг другом.
Хюррем проклинала свой болтливый язык. Ну надо же было завестись с мужем на тему ислама и других религий! Как будто нельзя было подождать какого-то более подходящего момента!
Сулейман обижен и, возможно, не станет отпускать Лайоша и давать ему какие-либо гарантии – и все, что она с таким тщанием готовила, просто рухнет в тартарары.
Но все же политик в султане восторжествовал не только над мужем, но и над правоверным мусульманином. Назавтра Лайош ответил согласием на предложение «августейшей султанши», а еще через неделю освобожденные три десятка венгров во главе с королем отправились назад, в свою страну. Мир был завоеван дешево и бескровно.
– Когда ты отпустишь остальных? – поинтересовалась Хюррем, глядя вслед выезжающему из городских ворот молодому королю.
– Буду отпускать… понемногу. Горячие головы, отпусти всех сразу – они мне не только дворец, весь город разнесут, – хмуро ответил муж. Он все еще сердился: пожалуй, даже не на свою рыжую непонятную жену, а на себя самого, который ничего не мог поделать с любовью к этой маленькой и хрупкой женщине, силы духа которой хватило бы на целый орт янычар.
Глава 19
Наступал новый, 1527 год. Он обещал быть более-менее спокойным – по крайней мере, никаких походов не намечалось, и Хюррем рискнула. Она уже стала Роксоланой – о ней говорили в Европе; ей, персонально ей, привезли подарки посланники польского короля. Так почему бы не повторить реальный «подвиг» реальной Роксоланы? Правда, та, настоящая, кажется, сделала это, только родив первого ребенка, а она уже была матерью троих… Ну и что? Няньки присмотрят! Ильяс и Михримах – бойкие, здоровые детки, да и маленький Сулейман, столь поразивший своего отца, в честь которого был назван, своей жаждой жизни, хорошо кушал, прекрасно набирал вес и имел уже не только пухлые ручки и ножки, но даже один, весьма ощутимый при кормлении, зуб.
– Мой повелитель! Ты знаешь, что венецианские купцы устраивают новогодний праздник?
Он отмахнулся:
– Языческая традиция!
Она согласно кивнула. Знала, когда следует согласиться. Впрочем, иногда все же не могла сдержаться, спорила, когда и разум, и душа просили: промолчи!
– Языческая. Но красивая и безобидная.
– К чему ты это говоришь?
Она обошла мужа сзади и принялась просовывать свою голову под его руку. Когда она так делала, он никогда не мог удержаться от улыбки, не удержался и в этот раз:
– Ну, скажи, хитрая игривая лиса, чего тебе нужно на этот раз?
– Давай пойдем? Один из организаторов – друг твоего визиря. Неужели он не сможет организовать нам посещение вечеринки так, чтобы об этом никто не знал?
– Ты хочешь на вечеринку?!
От удивления он даже сел.
– Ведь мы хорошо поработали с тобой, верно? Неужели мы не имеем права как следует отдохнуть? Ну, соглашайся!
– Я никогда прежде не отдыхал таким образом, – ответил он, саркастически подняв одну бровь. Жена предпочла сарказма не услышать:
– Тем более! Это, наверное, будет очень интересно! Соглашайся!
– Такие вечеринки проводят там, где ты родилась?
Она замялась. Как ответить? Для нее лично более привычны именно новогодние праздники, но для настоящей Анастасии Лисовской – наверное, все же рождественские…
– Да. Правда, чаще их устраивают на Рождество; но я бы не посмела позвать тебя на вечеринку в честь чужого религиозного праздника.
Похоже, он сдался.
– А каким образом можно добиться того, чтобы нас не узнали?
Она рассмеялась:
– Мой повелитель, кто из купцов видел тебя своими глазами, причем достаточно близко, чтобы узнать? К тому же, если такой могущественный правитель, как ты, приезжает куда-то инкогнито, его никто не узнает, даже если все стены будут обвешаны его портретами! Но, думаю, лучше было бы все же нарядиться в маскарадный костюм.
– Ну и кем, по-твоему, я должен нарядиться?
Он явно хотел поехидничать, но в голосе сквозило совсем другое: нетерпение ребенка, которому пообещали сюрприз.
– Ну, не знаю. А кем ты хотел быть, когда был маленьким?
– Я всегда знал, что буду следующим султаном.
– Знал – да, но ведь о чем-то ты мечтал?
Похоже, детство у маленького Сулеймана было не слишком веселым…
Его глаза вдруг озорно блеснули:
– Честно? Когда матушка и наставники слишком уж… одолевали меня своими поучениями, я забирался на дерево и представлял, будто бы я – пират, стоящий на палубе собственного корабля. Вокруг бушует буря, но я ее не страшусь, потому что я – старый морской волк с продубленной ветрами кожей и, когда я выхожу в море, волны сами пугаются и утихомириваются.
Она погладила мужа по руке.
– Ну, так давай ты и будешь пиратом! А я тогда буду твоей добычей! Твоей невольницей, которую ты…
Он резко отдернул руку.
– Нет! Добычей ты не будешь! Я не хочу! Или… или ты и до сих пор воспринимаешь меня именно так?
Она снова сжала его пальцы.
– Глупый.
Да, наверное, никто и никогда не говорил до сих пор этого слова Сулейману – ни тогда, когда он был еще юным и безусым шехзаде, ни тем более тогда, когда он стал могущественным султаном.
– Глупенький! – еще раз повторила она, сознательно смягчая слово. – Я и есть твоя добыча. Причем добровольная. Но если ты хочешь – я могу нарядиться в любой другой наряд.
– А кем ты наряжалась в детстве?
О, в детстве – на многочисленных детсадовских и школьных утренниках – она кем только не была! Снежинкой, зайчиком, лисичкой. Один раз даже грибом была. Но, пожалуй, роль гриба для венецианской вечеринки подходит мало.
– А кем бы ты хотел, чтобы я была?
Он ответил честно:
– Вообще не хотел бы, чтобы кто-то мог видеть твою красоту. Хочу, чтобы это право принадлежало только мне. Но если для тебя эта вечеринка так важна…
Вечеринка для нее и в самом деле была важна. По многим причинам. В первую очередь, конечно, ей был важен сам праздник: она «по-нормальному» не праздновала Новый год уже шесть лет!
Во-вторых – ей хотелось отпраздновать его с мужем. Может быть, праздник станет их семейной традицией.
Было еще и «в-третьих»: она очень хотела переговорить с венецианским послом. Так, как бы между прочим. Неофициально. Пообщаться намеками или полунамеками, чтобы он додумал все, чего она не произнесет вслух, сам. «Венецианская война», которая, по идее, должна случиться через десять лет, может быть предотвращена. Да и обратить внимание Карла V на Англию – на то, что англичане бессовестно обворовывают испанцев – все-таки испанцев, ведь по праву захватчика американский континент принадлежит им, – укравших золото, алмазы и другие ценности у индейцев.