Я видела, как он глубоко вдохнул. Я понимала, что он тоже сомневался. Кто-то должен был сделать первый шаг.
— Тенепад, — сказал он.
— Хорошо, — было сложно открыться ему, хоть у него и был чертополох. Предателей было много. — Место, которое ты назвал… оттуда я пришла. Я не из мудрейших, с которыми была Сильва. Я прибыла сюда в день, когда на них напали. Я осталась, чтобы Сильва не была одна, но и по своей цели. Шепот — мой страж и спутник.
Эан побледнел, когда Шепот слетел с полки, уже выглядя не как сова, а как отчасти сова, отчасти юноша, отчасти что-то совсем неземное.
— Приветствую, юноша, — сказал Шепот, глядя на Эана. — Ты человек с чертополохом. Скажи нам, откуда ты и зачем пришел, не скрывай ничего. Нерин нужно все знать.
Эан посмотрел на меня. Когда он заговорил, его голос дрожал:
— Это значит…
— Расскажи, — сказал Шепот, — и поскорее. Нет времени.
— Эан, — сказала я. — У Сильвы есть важная работа здесь, и она не готова из-за этого покинуть это место, даже если будет угроза ее жизни. И я тоже должна быть здесь. Тебе не нужно знать больше, лишь то, что я развиваю способности, готовясь к… будущему.
— К середине лета, значит, — Эан заметно посерьезнел, глубоко вдохнул и расправил плечи.
— Ты знаешь. Как?
Он открыл рот и закрыл. Оглянулся через плечо, на дверь. Я знала его ощущения.
— Почему ты здесь, Эан? Скажи правду, или хоть то, что считаешь безопасным.
— Я не знал, что у нас… есть кто-то, как ты. Кто может говорить с добрым народцем. Это может многое изменить.
— Это не то, о чем всем говорят. В опасных руках информация может все разрушить.
Он кивнул.
— Понимаю.
— Ты не слышал этого? О том, кто я, и что я здесь?
— Нет. Нерин. Я не искал тебя. Мы не знали, что ты существуешь.
— Мы?
— Группа в Калланских камнях. Часть Тенепада. Часть восстания, — он спешно добавил, глядя на меня. — Я человек чертополоха. Нерин. Я знаю кодекс, я никому не расскажу.
— Ты не ответил на вопрос. Зачем ты пришел?
— Я искал Сильву. Мы… разошлись два года назад. Грядут перемены, я про то, что будет летом, и я хотел убедиться, что она в безопасности.
— Нерин, — тревожно сказала Сильва. — Нам нужно идти, — она зажгла, пока мы говорили, два фонарика и оделась теплее.
— Калланские камни, — сказал Шепот. — Это не территории Гленфаллоха?
— В нескольких милях от крепости Гормала, — сказал Эан. — Думаю, вы знаете, что Гормал… вполне связан с нашим делом. Камни — старое место, люди не слушаются короля насчет запрета ритуалов. И там неподалеку есть ферма, где все влезут.
— И сколько вас? — спросила я.
— Двадцать три, — он говорил с такой гордостью, что я подавила разочарование, что их так мало.
— Нерин! — Сильва ждала у двери. — Нужно идти.
— Айе, девочка права, — Шепот смерил Эана взглядом. — Лучше тебе не идти с нами, юноша. Ульи — женское место.
— А ты? — возразил Эан.
— О, хватит! — Сильва открыла дверь, впуская холодный воздух. — Возьми еще фонарь. Когда мы придем туда, подождешь с Шепотом, пока мы с Нерин будем внизу. Не трать время на споры.
Снаружи всюду виднелись обломки. Лежали деревья, корни были вырваны из земли, сад был разрушен. Ручей разлился. Вода достала и до могил, лужи были во всех ямах. Вскоре мои ботинки оказались в тяжелом слое грязи; плащ плохо защищал от холода. Мир был в зловещем полумраке, вспышки молний было видно вдали, буря двигалась.
Путь в Ульи закрывали упавшие деревья, мы перебирались через небольшие, обходили другие. Узкие ручейки превратились в широкие озера, нам пришлось долго искать другой путь, чтобы пробраться. Трупы птиц лежали там, где их бросил ветер, сломанные бурей.
Мы увидели, что большой дуб пропал, раньше, чем мы забрались на вершину холма. Мы с Сильвой знали это, услышав звук. Но понимание отличалось от зрелища поверженного гиганта, молния пронзила его сердце, и даже такой древний страж оказался уязвим. Мертв. Упал. И…
Сильва судорожно вдохнула. Я ощутила, как сжалось сердце. Что-то еще здесь изменилось. Я не чувствовала магии, не было покалывания на коже, ощущения чуда.
Ушли. Все ушли.
— Юноша, — прошептал Шепот. — Здесь мы будем ждать. Не задерживайся, Нерин, в темноте идти будет сложно.
Я посмотрела на Сильву, а она — на меня, похожая на призрака. И мы вместе бросились по склону. Хижина-улей была на пути упавшего дуба. От такого удара камни не выдержали. Я видела, что хижина разломана, но надеялась, что это не так. Белая леди была Стражницей. Она была будто богиня. Как она могла…? Но Ульи казались пустыми, как гробница. Я призвала кроху к его смерти.
Сильва шептала молитву:
— Леди, защити и огради нас. Леди, озари своим светом нас. Леди, спой о надежде…
Мы стояли у места, где был вход, где Сильва оставляла подношения, куда я залезала каждый день, чтобы услышать голос Белой леди и ее мудрость. Перед нами лежала куча камней. Входа не было. Песня Сильвы стала плачем, она опустила фонарь и закрыла руками лицо.
Будь сильной, Нерин. Я заставила себя подойти к сломанной хижине. Тут и там стояли куски стены. Между ними куски обвалились, открыв хижину. Признаков жизни не было.
— Она ушла, — прошептала Сильва. — Я не чувствую ее. Все кончено.
— Не говори так, — я вытащила из-под плаща барабанчик. — Подними фонарь выше, Сильва. Да, вот так… к той бреши в камнях.
— Но…
— Тише.
Теперь я хорошо слышала. Если Леди где-то есть, я услышу. Даже если ветер шумит травой, даже если рядом Сильва, даже если передо мной развалины, смеющиеся над моей надеждой.
Сильва не видела мою работу, она не заходила в хижину со мной, не слышала Леди. Но она была мудрой или скоро стала бы, и она замерла и притихла, пока я слушала. Сумерки сгущались. Фонарь держал нас в круге света. Сверху в тишине ждали Эан и Шепот.
Ничего. Кожа барабана даже не дрогнула, не было движения среди развалин. Я могла стоять так всю ночь, не давая спутникам отдохнуть, а все потому, что я не могла принять правду. Правда… Песня правды… Я никогда не звала Стража, на это должен был быть крайний случай. Но я буду звать не саму Леди, а тех крох, что могли пережить бурю.
И если смерть Стража не была крайним случаем, но я не знала, что тогда им было.
— Сильва, — прошептала я, барабан задрожал в моих руках, — нам нужно спеть. Ты знаешь запрещенную песню? Песню правды? — она кивнула с большими глазами. — Споешь со мной?
Наши голоса поднялись вместе в воздух сквозь капли дождя и тьму, над камнями и бузиной без листьев. Я пела не так хорошо, как это было, когда я песней вызывала крох из Ульев, но я старалась. Когда мы дошли до третьего куплета, к нам присоединились низкие голоса, Шепот и Эан тоже пели.
— Закроет Леди вдруг огнем,
Лорд Севера сердца зажжет,
И Острова покой хранят,
И сплю спокойно я в Тенях.
Я вскинула руку, и все замолчали. Барабан замер, все было тихо. Я думала о крохах, хрупких, как бабочки, красивых, как весенние цветы, ярких, как лучи солнца. Я помнила их игру, высокие голоса, их смех, то, как они собирались на моих плечах, когда думали, что меня нужно поддержать. Я представляла, как они собирались в нишах в камнях, как танцевали гирляндами светлячков над головами мудрейших, пока они исполняли ритуал. Я помнила мудрый голос Белой леди.
Этот зов не должен быть громким призывом к войне. Этот зов легкий, как пушинка на ветру, как тени от лунного света.
— Если вы здесь, выходите, крохи, — шептала я в барабан. — Уже безопасно. Ваша жрица здесь, она верна вам. И с ней трое друзей Белой леди. Ваш дом разрушен, дерево упало. Но мы найдем вам новый дом, место, где можно продолжить ритуал, и отведем вас туда. Обещаю, — я вдохнула как можно тише и запела:
— Я небо, но я и гора.
Я — песня, что не умерла,
Я травы, но я и моря…
Молчание было невыносимым. Может, я глупая. Давно бабушка говорила мне, что добрый народец терпеть не мог слышать незаконченное стихотворение или песню. И если человек замолкал посреди песни, тонкий голосок мог допеть за него. Может, бабушка придумала это, чтобы развлечь меня. А потеря ее, древней и ставшей частью основы Олбана, силы и надежды, что помогала нам сражаться за правду, могла отразиться на всем. Я прижала ладонь к барабану, зная, что ничего не будет, зная, что нужно проверить перед тем, как мы развернемся и уйдем.
Под ладонью кожа подрагивала. Движения были едва уловимыми, слабые признаки жизни, как слабый пульс маленького лесного существа, которое было при смерти. Я склонила голову, но не слышала голос.
— Покажи мне, где ты, — прошептала я. — Можешь светиться?
Кожа застыла. Не умирай. Только не умирай.
Сильва взяла меня за руку, напугав. Она безмолвно указала на камни за светом нашего фонаря. В тенях мерцал слабый огонек.
Что-то еще можно было спасти.
Я жестом попросила Сильву ничего не делать. В первый день голос и движения распугали крох. Теперь хижина была разрушена, и я могла говорить с ними с помощью барабана.
— Вы меня знаете. Я Нерин. Зовущая. Выйдете? Я обещаю, что присмотрю за вами. Найду вам безопасное место. Отведу туда, — у меня появлялся план, но я надеялась, что не совру им.
Сильва судорожно вдохнула. Крохотная ручка появилась на краю сломанного камня. За ней еще ручка, а потом из тьмы появился силуэт. Его крылья были изорваны, а волосы растрепаны. Он цеплялся за камни так, словно еще капля дождя могла смыть его. Этот кроха был веселым раньше, изображал, как я умру от холода. Теперь он был едва живым, уставшим.
— Идем, — шептала я в барабан. — Идем со мной. Приведи остальных. Уже ночь, вам нужно укрытие.
Кроха пытался встать, но лишь смог сесть, выглядя побежденным. Он открыл рот и запел, так я подумала. Голос, как и раньше, был слишком высоким, чтобы я слышала слова, но он точно пришел, чтобы допеть последние слова песни: «Свободная моя душа».