Эту сумрачную ночь я предчувствовала, пройдя через смерти, которые не были моими. Была Заза; она все еще приходила ко мне по ночам с пожелтевшим лицом под широкополой розовой шляпой; был Низан, и совсем близко — Бурла. Бурла погрузился в молчание, в отсутствие, и однажды мы узнали, что этому отсутствию следует дать имя — смерть. А потом прошло время: он не переставал быть мертвым, никогда не переставал быть мертвым. Часто, особенно ночью, я говорила себе: «Похороним его, и не будем больше думать об этом!» Как это удобно, настоящее классическое погребение! Мертвый исчезает в яме, и смерть вместе с ним; сверху бросают землю, поворачиваются, уходят, и все, свободны; или, если хотят, возвращаются время от времени поплакать на то место, где зарегистрирована смерть: известно, где ее найти. К тому же обычно люди угасают в постели, в каком-нибудь доме; их отсутствие — это обратная сторона их былого присутствия; говорят: его стул пустует; в это время он поворачивал бы ключ в замке. О Бурле, гуляя по Парижу, я пыталась говорить: его тут нет; но в любом случае его не было бы именно там, где нахожусь я; откуда он исчез? Ниоткуда и отовсюду; его отсутствие опустошало весь мир целиком. И, однако, этот мир был заполнен; в нем не остается места для того, у кого больше нет своего места. Какой разрыв отношений! Какое предательство! Каждым биением наших сердец мы отрицаем его жизнь и его смерть. Однажды мы окончательно его забудем. Однажды этим отсутствующим, этим забытым стану я.
Между тем я не могла даже пожелать себе избежать этого проклятия: став бесконечной, наша жизнь растворится во всеобщем безразличии. Смерть оспаривает наше существование, но именно она придает ему смысл; через нее совершается окончательное расставание, но вместе с тем она — ключ к любой связи между людьми. В романе «Кровь других» я попыталась показать, что она разбивается о полноту жизни, а в «Пирре и Цинеасе» я хотела доказать, что без нее не может быть ни замыслов, ни ценностей. В «Бесполезных ртах», напротив, я намеревалась отразить ужас этого расстояния между живыми и мертвыми. Когда в 1943 году я написала роман «Все люди смертны», прежде всего я предполагала, что это будет долгое блуждание вокруг смерти.
Об этом романе я расскажу позже, поскольку за первый послевоенный год он обогатился. Хочу сделать лишь одно замечание. До того, как писать «Гостью», я не один год искала подход к ней; с того момента, как я начала ее, я уже не переставала писать, за исключением коротких периодов, когда события поглощали меня целиком или парализовали меня; переход от моего опыта к литературе уже не был для меня главной проблемой. Так же обстоит дело и для большинства других писателей, мой случай далеко не исключение: мне кажется тем более уместным рассмотреть его поближе. Почему отныне у меня всегда было «что сказать»?
Прежде всего я уже лучше знала свое ремесло и поверила в свои силы; когда я обдумывала идею какой-то книги, у меня была уверенность, что ее опубликуют; я верила в ее существование, и это помогало мне заставить ее существовать. Но есть и другая причина, гораздо более существенная. Я уже говорила: лишь когда в моем опыте произошел сдвиг, я смогла посмотреть на все со стороны и рассказать об этом. После объявления войны все окончательно перестало быть само собой разумеющимся; в мир ворвалось несчастье: литература стала для меня столь же необходимой, как воздух, которым я дышала. Я не думаю, что она может быть спасением от абсолютного отчаяния, однако я и не была доведена до такой крайности, вовсе нет. Что лично ощутила я сама, так это волнующую двойственность нашего удела, ужасного и вместе с тем захватывающего; я поняла, что была не способна принимать одинаково обе его стороны, точно так же, как ясно определить для себя либо одну, либо другую: я всегда оставалась вне триумфов жизни и ее жестокостей. Сознавая пропасть, разделявшую то, что я чувствовала, и то, что есть на самом деле, я испытывала потребность писать, чтобы воздать должное истине, с которой не совпадало ни одно движение моей души; думаю, что многие склонности писателя объясняются аналогичным образом; литературная искренность совсем не то, что обычно воображают: речь не о том, чтобы выразить эмоции, мысли, которые поминутно вас одолевают, но указать горизонты, которые нам недоступны, которые мы едва различаем и которые между тем существуют; вот почему, чтобы, читая произведение, можно было понять живую личность автора, надо приложить большие старания. Что касается его самого, то задача, которую он берет на себя, бесконечна, ибо каждая из его книг говорит об этом слишком много и слишком мало. Даже повторяясь и исправляя себя на протяжении десятков лет, он никогда не сумеет уловить на бумаге, так же как в своей душе и сердце, многообразную реальность, питающую его. Нередко усилие, которое он прилагает, чтобы приблизиться к этому, внутри самого произведения предстает в виде своего рода диалектики; в моем случае она ясно проявляется. Конец «Гостьи» не удовлетворял меня: не убийство позволяет преодолеть трудности, порождаемые сосуществованием. Вместо того чтобы обойти их, я хотела столкнуться с ними напрямую; в романе «Кровь других», в «Пирре и Цинеасе» я пыталась определить истинное наше отношение с другим. Я решила, что так или иначе мы вмешиваемся в чужие судьбы и что мы должны брать на себя эту ответственность. Однако такое заключение вызывало возражение, поскольку я остро чувствовала свою ответственность и вместе с тем ничего не могла поделать. Это бессилие было одной из главных тем, которые я затрагивала в романе «Все люди смертны». Я пыталась также подправить моральный оптимизм двух моих предыдущих произведений, описывая смерть не только как отношение человека ко всему существующему, но и как скандал одиночества и расставания. Каждая книга подталкивала меня к новой книге, поскольку мир открывался мне, как превосходящий все, что я могла испытать, узнать и рассказать о нем.
Примечания
«Воспоминания» — имеются в виду «Воспоминания благовоспитанной девицы», первый том мемуаров Симоны де Бовуар. Русский перевод 2004 г.
Сэмюэл Пипс (1633–1703) — английский чиновник морского ведомства, автор знаменитого дневника о повседневной жизни лондонцев периода Реставрации Стюартов.
Жан Жак Руссо (1712–1778) — французский писатель и философ. Оказал большое влияние на европейскую общественную мысль, философию, литературу.
Бельфорский лев — памятник на площади Данфер-Рошро в Париже. Представляет собой отлитую из бронзы уменьшенную копию подлинного Бельфорского льва — монументальной каменной скульптуры длиной в 22 метра и высотой 11 метров, являющейся символом французского города Бельфор. Скульптура льва призвана напоминать о сопротивлении Бельфора под руководством капитана Пьера Данфер-Рошро во время осады города во Франко-прусской войне 1871. Лев на холме возле Бельфорской крепости был создан скульптором Фредериком Огюстом Бартольди из красного песчаника.
…мы разделяли кантовский оптимизм… — Иммануил Кант (1724–1804) — немецкий философ и ученый, родоначальник немецкой классической философии.
Унаследованный от Алена картезианский рационализм. — Эмиль Огюст Шартье Ален (1868–1951) — французский философ, публицист, преподаватель философии. В 1930-е годы был одним из организаторов Комитета бдительности интеллектуалов-антифашистов.
Картезианство — направление в философии и естествознании XVII–XVIII вв., теоретическим источником которого были идеи Рене Декарта (1596–1650), французского философа, математика, физика и физиолога (латинизированное имя Cartesius — Картезий, отсюда и название). В основе философии Декарта — дуализм души и тела, «мыслящей» и «протяженной» субстанции. Суть учения Декарта состоит в непосредственной достоверности сознания («мыслю, следовательно, существую»). В учении о познании Декарт — родоначальник рационализма.
Фридрих Ницше (1844–1900) — немецкий философ, мыслитель, классический филолог, композитор, поэт, создатель самобытного философского учения, которое носит подчеркнуто неакадемический характер и имеет широкое распространение, выходящее далеко за пределы научно-философского сообщества. Фундаментальная концепция включает в себя особые критерии оценки действительности, поставившие под сомнение базисные принципы действующих форм морали, религии, культуры и общественно-политических отношений и впоследствии отразившиеся в философии жизни.
…миф об «Удалом молодце»… — «Удалой молодец — гордость Запада» — пьеса ирландского драматурга Джона Миллингтона Синга (1871–1909).
Джеймс Стивенс (1882–1950) — ирландский прозаик и поэт.
Кастор (Castor — Бобр) — дружеское прозвище Симоны де Бовуар.
Жорж Политцер (1903–1942) — французский философ-марксист. Написал работы по философии, политэкономии, психологии. Участник движения Сопротивления, расстрелян фашистами.
Жорж Дюма (1866–1946) — французский психолог. Создал Французское общество психологии, автор «Трактата по психологии» (1923 г.).
Однажды вместе с четой Низанов мы отправились на Елисейские Поля… — Поль Низан (1905–1940), французский писатель, друг Ж.-П. Сартра.
…творит свои темные дела дурная вера… — «дурная вера» — излюбленное понятие Ж.-П. Сартра, включавшее в себя языковую путаницу, ошибки памяти, увертки сознания, попытки сублимации и просто предвзятость.
Дружки испытывали величайшее отвращение… — Дружками называли друг друга товарищи Сартра по учебе.
Заза — подруга Симоны де Бовуар, о смерти которой она рассказала в первой книге своих мемуаров «Воспоминания благовоспитанной девицы».
Грок, Адриан Ветташ (1880–1959) — швейцарский клоун.
Раймон Арон (1905–1983) — французский философ и социолог. Один из основоположников критической философии истории (гносеологического направления в философии истории, выступившего против позитивистской интерпретации истории). Сторонник деидеологизации науки и глобализации, а также апологет теории индустриального общества. Способствовал рецепции во Франции немецкой социологии, в частности, идей Макса Вебера. Автор более тридцати книг. Политический обозреватель газеты «Фигаро». Либерал. Считал, что государство обязано создавать законы, обеспечивающие свободу, плюрализм и равенство гражданам, а также обеспечить их выполнение.