I. Военная удача
Молва
Король победил. Впервые отбросил и смирил он противника. Правда, вражескоймощи он не уничтожил и не взял над ней решительно верх. Королевство егопо-прежнему в смертельной опасности, да оно и отнюдь не в его власти. Оно всееще во власти Лиги, ибо беспутство современников, их сопротивление порядку иразуму за десятилетия междоусобных войн переросло в безумие. Вернее, хуже, чемоткрытое безумие, — тупая привычка к бессмысленному и беспутному прозябаниюовладела людьми, печальная примиренность с позором укоренилась в них.
Не первой победе короля изменить это. Единичная непрочная удача — что в нейот случая, а что от предопределения? Она не может убедить людей в их неправоте.Как так? Выходит, этот самый протестант с юга совсем не главарь разбойничьейшайки, выходит, он истинный король! Кто же тогда все великие вожди Лиги: ведькаждый из них владеет провинцией или управляет областью, и притом самолично, совсей полнотой власти. Король же повелевает, пожалуй, лишь там, где стоит еговойско. Мыслями королевство за короля: это не без тревоги и горечи признаютмногие. Мысль меньше подлинной власти, но она и больше. Королевство — этобольше, чем пространство и владение, оно равнозначно свободе, оно тождественноправу.
Если извечная справедливость взглянет на нас с высот, она увидит, скольстрашно мы унижены, и даже более того — что мы тлен и прах, гроб повапленный.Хлеба насущного ради мы подчинились злейшим изменникам и через них обреченыпопасть под пяту Испании. Из чистого страха терпим мы в стране рабство,духовное одичание и отказываем себе в высшем благе — свободе совести. Мы,бедные дворяне, служащие в войсках Лиги или занимающие государственныедолжности, и мы, именитые горожане, поставляющие ей товары, и мы, простой люд,идущий за ней: мы не всегда глупы, а иногда и не бесчестны. Но как же нам быть?Пошепчемся между собой, тайком вознесем молитву Богу, а после нежданной победыкороля у деревни Арк на короткое время укрепимся в надежде, что настанетдень!
Странное дело — издали события обычно представляются значительнее, нежеливблизи. Король одержал победу на берегу Северного моря; казалось бы, тем, чтоживут всего на расстоянии двух-трех дней пути, было над чем призадуматься.Особенно в Париже следовало оглянуться на себя и отречься от своих упорныхзаблуждений. Ничуть не бывало! На севере многие воочию видели, как, рассеявшисьшайками по стране, бесчинствует разбитое несметное войско Лиги. Но взять это втолк никак не могли. Лигу здесь по-прежнему считали непобедимой и говорилилишь, что вследствие густого тумана, поднявшегося с моря, и благодаря другимобстоятельствам, составляющим военную удачу, король отвоевал незначительныйкусок земли, вот и все.
Зато для внутренней части королевства долгожданная развязка явственноприблизилась. На реке Луаре и в городе Туре по старой памяти надеялись, чторано или поздно, а король пожалует к нам собственной особой. Не первый этобудет король, которого бы они встречали сперва несчастным беглецом, а под конецнеоспоримым властелином. Об отдаленных западных и южных провинциях и говоритьнечего: там битву у деревни Арк видели так, точно она еще раз происходила у нихна глазах и была велением небес. Пламенные протестанты крепости Ла-Рошель, уокеана, пели тот самый псалом, с которым победил их король: «Явись, Господь, идрогнет враг…» Весь юг от Бордо наискось вниз, в пылу безудержного восторга,предвосхищал те события, которым еще не приспела пора: покорение столицы,наказание главных изменников и славное объединение королевства их Генрихом,рожденным здесь, выступившим отсюда и теперь ставшим больше всех!
В самом деле, разве его земляки так уж увлекались, не в пример прочим?Большим легче всего назвать человека, которого никогда в лицо не видал. Его жеземляки по личным встречам знают, что роста он среднего, носит войлочную шляпуда потертый колет и всегда нуждается в деньгах. Они помнят его ласковые глаза;о чем, собственно, говорят эти глаза: о бодром духе или о пережитых печалях? Вовсяком случае, он находчив, умеет подойти к простолюдину; еще лучше умеетобхаживать женщин. Из них многие, никому не счесть сколько, могли бы выдать еготайны. Но, обычно такие болтливые, тут они разом умолкают. Словом, здесь егознали в лицо и только что не участвовали в его последнем деле там, на севере,где стоял туман, где наши пели псалом, когда шли в атаку и одолевали могучеевойско. Дело было нешуточное, и пока оно свершалось, небо и земля ждали, затаивдыхание.
Но теперь о победе стало известно и в самых дальних краях. О короле там досих пор ничего не слыхали. На большом расстоянии такая молодая слава кажетсябеспорочной и не от мира сего. И тем больше становится сразу носитель ее. Мирждал его, миру опротивело терпеть в качестве единственного господина иповелителя Филиппа Испанского, вечно того же безотрадного Филиппа. Угнетенныймир давно молил об избавителе: и вот он явился! Что такое его победа? Ничтожнаябитва, отнюдь не решительный перелом, и все же она важнее, чем недавняя гибельАрмады. Тут некто своими собственными силами потряс трон властителя мира.Сотрясение, хоть и слабо, все же ощущается за рубежами, за горами и даже на томберегу моря. Говорят, будто в одном славном заморском городе ходили по улицам сего портретом. Только его ли был портрет? Он сильно потемнел, его вытащили насвет божий в лавке старьевщика, отмыли. «Король Франции!» — вскричал народ иустроил шествие, даже попы примкнули к толпе. Молва всеведуща и крылата.
Действительность
Сам он не торжествовал победы. Ибо удавшееся дело тотчас же влечет за собойследующее; кто не хитростью добивается успеха, а честно зарабатывает его, тотдаже не чувствует победы, и еще меньше опьянения. Король помышлял лишь ободном — как бы наскоком занять свою столицу Париж, пока еще герцог Майенн сразбитым войском Лиги не добрался до нее. Король был проворнее; а кроме того,парижане поверили россказням, будто Майенн победил его и обратил в бегство; этодало ему лишнее преимущество. Однако к его приходу Париж уже опомнился иприготовился к обороне, впрочем, весьма бестолково. Вместо того чтобыудерживать крепостные стены и валы вокруг внутреннего города, парижане решилизащищать и предместья. Это было на руку королю, который замыслил опрокинуть ихв открытом поле и на плечах у беглецов ворваться в городские ворота.
Он без труда овладел наружными укреплениями, однако ворота в последний мигуспели запереть. Попытка кончилась тем, что войска его, все эти швейцарцы,немецкие ландскнехты, четыре роты искателей приключений, четыре тысячиангличан, шестнадцать французских полков, всем скопом наскочили, принялисьгромить, грабить, убивать. И больше ничего… Короля, правда, встречали крикамиура, но среди грабежей и убийств. Он хоть и отдал приказ стрелять по городуповерх стен, но сам уже знал, что столицы своей ему не взять и на этот раз.Тогда он отправляется на покой во дворец, носящий его родовое имя: МалыйБурбонский зовется он; Генрих проник сюда как чужой и скудная постель ждет егоздесь — всего лишь охапка свежей соломы. Три часа остается ему для сна, частьих уходит на думы и сопоставления.
«В городе стоит Луврский дворец, там пленником промаялся я долгиеназидательные годы, и след тех годов остался на мне. Неужто свободным человекоми королем мне никогда не видать этого города? Однажды, в Варфоломеевскую ночь,во дворце пали почти все мои друзья, а в городе — большинство моих единоверцев.Вы отомщены спустя восемнадцать лет! Только на одном перекрестке мои солдатыумертвили сегодня восемьсот врагов, восклицая при этом: святой Варфоломей!Ужасно, что все возвращается и ничто, ничто не может вовеки исчезнуть из мира.Я предпочел бы прощение и забвение, я предпочел бы человечность. Что же истиннов наших распрях? Что я знаю? Верно одно — и в стенах города, и за ними мытолько и делаем, что убиваем. Если б я проскочил в ворота раньше, чем их успелизакрыть! Я бы показал парижанам милостивого победителя и истинного короля. Укоролевства была бы столица, у человечества — цель, на которую оно могло быблагостно поднять взор. А взамен — лишь немного утоленной мести, и привычноекровопролитие, и военная удача».
У тридцатишестилетнего Генриха много позади горестей и неустанных трудов, нои радостей он вкусил без числа благодаря своему веселому нраву, а теперь вот онлежит на свежей соломе возле большого обеденного стола. Он еще раз вскакивает:король велит щадить церкви — «и людей также!» — кричит он вслед капитану. Затемвсе-таки засыпает, ибо он научился владеть собой при незадачах и горестях неменее, чем в дни непредвиденной милости судьбы. Сон — его добрый друг —является исправно и приносит обычно то, что требуется Генриху: не страхи, авидения, сулящие добро. Сегодня Генриху привиделись во сне подплывающиекорабли. Сперва они парили в дымке горизонта, потом выросли в мощные,сверкающие громады, заполонили залитое солнцем море: они приближались, ониискали его, Генриха. Сердце у него забилось, и во сне его осенило, что означаетэто посещение. — О чем-то подобном шла речь вскоре после выигранной им битвы.Он тогда не стал вслушиваться по причине насущных, безотлагательных забот итрудов. Тут было не до сказок. Когда он пробудился после трехчасового сна,видение кораблей снова изгладилось из его памяти.
Наступил день всех святых; католики из королевской армии разбрелись поцерквам предместий. Тем, что укрылись за стенами, было не до праздника, ониоплакивали своих убитых и боялись за себя. Но к вечеру они были спасены, ибовойска Лиги подошли к Парижу и король не мог помешать им занять город с другойстороны; время было упущено. Он позволил своим захватить еще одно аббатство иприкончить триста парижан. Это было прощание, и не из красивых, никто лучшекороля не понимал этого. Он и наказал себя — решил подняться на колокольню,чтобы увидеть город, а в провожатые взял монаха. Наверху на узкой площадке,наедине с монахом, Генрих пришел в смятение, ему вспомнился король, егопредшественник. Ведь тот был убит монахом. Да и на него самого не раз уже из