то были повседневныезнакомые, и сами они, надо полагать, не догадывались, кто их направляет. Когдаон указал Габриели дом, в котором она найдет больше покоя, чем где бы то нибыло, в его памяти не всплыло ничье лицо, ничей голос. Он и сам не сознавал,каким коварным нашептываниям подчинялся, указывая этот дом. Это пришло, когдавсе было уже позади. А тогда уж у Варенна были все основания сохранить правдупро себя, если предположить, что он был вполне в ней уверен.
Габриель велела отнести себя в этот дом. Несмотря на сонливость, она былавозбуждена, в голове ее проносились лихорадочные мысли. «Вот дом, который дляменя запретен; я не смею переступать его порог. Сагонн меня предостерегала: нис королем, ни тем более одна. Моей тетки Сурди нет в городе. Мои слугиразбрелись, все каются в грехах. Король кается в грехах. Мне не миновать этогодома. Я никогда не думала, что попаду туда, но теперь у меня нет выбора, и яподчиняюсь».
С ней в носилках сидела мадемуазель де Гиз, одетая одинаково с ней, словнобыла ее сестрой. Лицо этой девицы изрядно поблекло, и так как поприще жрицылюбви близилось к концу, то она видела свое спасение единственно в браке сГаннибалом, братом будущей королевы. Вообще же она ненавидела Габриель, как,впрочем, ненавидела всякую, кто еще имел право на счастье. Она приняла твердоерешение повсюду сопровождать герцогиню де Бофор, ведь она единственная из всехпринцесс оказалась на месте, и король должен зачесть ей это в заслугу. Подороге она сплетничала, ей было безразлично, что Габриель не слушает ее.
А трое людей с волнением ждали этих носилок там, куда они направлялись.Первым был сам хозяин дома, двое других — противоположные и враждебные другдругу стихии. За несколько дней до того у Цамета в конторе появилось некоесущество, которое он охотно приказал бы выкинуть вон; уродство его былозловещим и, без сомнения, служило зеркалом его преступной души. Между тем этодряхлое чернолицее существо шепнуло несколько слов, которые немедленно вынудилисапожника запереться с ним в пустой комнате. Вошло оно дряхлым и согбенным, но,когда ему был предложен стул, оно воспользовалось им не так, как прочие люди, аулеглось на него животом и обвилось вокруг него, высунув из-под сиденья головуи не касаясь пола. Проделано это было с изумительной ловкостью, и не успелЦамет опомниться, как оно уже преспокойно сидело на стуле.
Цамет понял, что существо это отнюдь не дряхлое, наоборот, проворство егопоказалось финансисту просто демоническим. Какие страшные слова шепнуло оно!Запуганный Цамет позволил себе сослаться на черные морщины, на выступы лба,напоминающие рога. Как же скрыть столь глубоко запечатлевшиеся отметины. Тот, укого на лице заранее написано черное деяние, вряд ли подходящий человек, чтобысовершить такое деяние у всех на глазах. На этот счет Цамета успокоили, вернееотняли у него последнюю надежду. Таинственное существо пообещало в нужнуюминуту обернуться духом света. После чего, старчески сгорбившись,удалилось.
Третьим был паж Гийом де Сабле; он не спускал глаз с Бицакассера, едватолько чародей появился в чердачной комнате под крышей Луврского дворца. Онмог бы тут же обезвредить злого духа, но тогда бы ему не удалось узнать, какогорода была опасность. Гийом тоже обладал искусством становиться другим,например, маленьким, неслышным, как мышь. Бицакассер ни разу не заметил, чтокто-то следил за ним, наблюдал за его превращениями и даже присутствовал вкабинете агента Бончани, когда они вдвоем изготовляли яд.
Вскоре, после того как убийца Габриели покинул сапожника, к последнемуявился юный Сабле, тоже шепнул ему несколько слов, и Цамет зашатался от испуга.Он открыл ту же пустую комнату, старательно запер дверь и принялся клясться всвоей невиновности. Господин де Сабле пристально вгляделся в него и понял, чтов лице Цамета он имеет не врага, а скорей союзника, правда запуганного. ЮныйГийом все еще сохранял свежесть чувств, доходящую до веры в человеческоесердце. «Какой человек, — думал Гийом, — если только он не последний грешник,способен ненавидеть прелестную Габриель».
Желает он добра герцогине де Бофор, спросил паж у ростовщика? Тот ответилутвердительно, а по лицу его текли крупные капли пота.
— Меня запугали, это тягчайшее испытание в моей жизни, — сознался он. — Неона действовала против меня в вопросе о государственном долге, а господин деРони, который все сваливает на нее, ибо он ей враг. — Цамет схватился заголову, он позабыл, что говорит с восемнадцатилетним дворянином. После этогоего речь стала невразумительна, однако Гийом глядел и понимал. Он сказал:
— Она достойна любви, мы спасем ее.
— Слава господу Иисусу, — воскликнул Цамет. — Сударь, будьте столь любезны,пойдите к моему мажордому и попросите, чтобы он приставил вас к хозяйству натот день, что здесь будет высокая посетительница. Демон поступит так же.
— Поверьте мне, я не меньший демон, — смело заверил Гийом. А так как Цаметрассматривал родимое пятно у него на щеке, он предупредил возражения сапожника:превращаться он тоже умеет. На этом они и расстались.
И вот настал ожидаемый день, носилки прибыли, опускаются на каменные плитысада, и сапожник Цамет, сияя от выпавшей на его долю чести, касается всемипальцами земли, еще немного, и он поцеловал бы землю. Господин де Монбазон,начальник стражи, распределяет солдат по всему владению. Обеих дам и господинаде Варенна сопровождает сам хозяин. Пологая лестница, за ней — большая зала,где мы когда-то ужинали и играли; как весел был тогда король, несмотря на точто ему вскоре предстояло выступить в поход. «Как мы были счастливы!» — думаетГабриель, вспоминая прошедшие времена, хотя ей и тогда было так же страшно. Онавозвращается к действительности. Сюда ей нужно войти? Это та же комната,которая некогда внушала ей страх. Страх необоснованный, казалось тогда. Теперьясно, что он был обоснован. Ноги сопротивляются. Однако Габриель входит.
Она отдыхала до ужина. Мадемуазель де Гиз ее не покидала. Господин де Вареннпоставил у дверей стражу, прежде чем позволил себе пойти поиграть в карты. Оннашел партнеров, которые были так же богаты, как и он, хотя дам и кавалеров егоранга не оказалось. Те, что обычно были на заднем плане, спешили занять местоотсутствующего придворного общества. Весть о том, что герцогиня де Бофорнаходится у Цамета, облетела весь город. Новые богачи подъезжали к его дому всобственных каретах, бедные дворяне прокрадывались туда же, стараясь, чтобы ихне обдало грязью, и все вместе наводняли дом финансиста. Одни ради почета сготовностью собирались проиграть здесь свои деньги, другие были не прочь ихвыиграть. И все одинаково горели желанием приветствовать будущую королеву.
Господин де Варенн неохотно отвлекался от игры, а потому они осаждалихозяина дома, чтобы он исхлопотал им доступ в ту комнату. Только этого емунедоставало к прочим его заботам; Цамет пригрозил вышвырнуть всех вон, если онине будут спокойно сидеть за картами. Лицо у него посерело, он часто вытирал солба пот, страх за жизнь высокой гостьи не давал ему покоя. Он самоличнонаблюдал за прибытием заказанных товаров, среди них была корзина с птицей, изкоторой вышмыгнула черная курица, неожиданно вспорхнула на лестницу и едва непотревожила почтенное собрание. К ней навстречу выскочил поваренок и поймал ее.Насколько черна была курица, настолько светлое видение представлял собойпроворный мальчуган. Он был не только одет во все белое, без единого пятнышкана платье, как полагалось для такого торжественного дня, но и голова его,очевидно, была снята с плеч какого-нибудь ангела и посажена на туловищеничтожного поваренка. Пока Цамет разгадывал загадку, кто-то дернул его сзади заполу кафтана.
Голос его мажордома проговорил:
— Это он. Вглядитесь повнимательней, и вы увидите искусственную кожу налице, которую он сделал из свиного пузыря и разрисовал ангелоподобнымикрасками. Эти светлые золотистые кудряшки поодиночке приклеены к черепу и,кроме того, прикреплены шпильками к фальшивой коже. Они ловко завиты вокругвыступов на лбу. Однако кому знаком дьявол, тот знает, что у него есть рога. Ксчастью, я его вижу насквозь, он же до сих пор считает меня вашим настоящиммажордомом.
Тут Цамет стремительно повернулся на каблуках.
Одна неожиданность следовала за другой, оказывается, и мажордом былфальшивый. Между густой бородой и париком пожилого человека на него смотрелидва блестящих глаза.
— Сабле! — пробормотал он и застонал: — Что из всего этого выйдет?
Паж Гийом поклонился, будто получил приказание от хозяина.
— Моя обязанность наблюдать, чтобы суп удался и ничего ненадлежащего туда непопало. — С этими словами он в образе мажордома степенно пошел своим путем.
Цамет вовремя вспомнил, что не должен следовать за ним через ход дляприслуги. Он возвратился в свои залы, там он застал привычную картину: гостипьют вино, громко спорят из-за выигрыша. Даже не верится тому, что сегодняпроисходит на самом деле. Между тем в открытой напоказ кухне пылали очаги,вокруг стояли любопытные и все приставали к финансисту. Когда же наконецпоявится ее светлость герцогиня? Из уважения к своему званию и к обществу ейподобает вкушать пищу не иначе, как публично. Особенно некая госпожа де Мартигнастойчиво претендовала на честь прислуживать за столом герцогине де Бофор.Более почтенные особы ее пола, к сожалению, отсутствовали, и Цамет дажеобрадовался, что под рукой оказалась эта вульгарная интриганка. Едва он обещалисполнить ее просьбу, как ему пришло в голову, что именно она может оказатьсяотравительницей. Он крикнул: «Нет!», с ужасом заметил, что ведет себяподозрительно, и нырнул в толпу.
Мажордом стоял в кухне, спиной к зале. Его заслоняли дюжие лакеи, онипоказывали зубы и кулаки тем, кому не полагалось входить. Образцовая кухня итак была полна челяди — кроме постоянных, немало было вновь нанятых слуг,которых никто не знал; вдобавок приходили и поставщики. Суета и беспорядокцарили ужасные, работа почти не двигалась. Мажордом надзирал за всем сразу, закухонной посудой, за руками каждого и за тем, что эти руки делали, особенно за