мимолетна.
Генрих, напротив, с каждым шагом сильнее ощущал тяжесть своей вины. Ему неследовало удалять ее от себя, не следовало ни на миг выпускать из рук своебесценное сокровище. Он не поспешил тотчас же на ее последний отчаянный зов.Ах, нет, начало вины уходит далеко в прошлое. Ей давно надлежало быть егозаконной королевой; тогда не стало бы всех ее страхов, а причина ее смертиименно страх, что он покинет ее. Покинет, как некогда несчастную Эстер, — тупастор Ла Фэй вызвал к жизни и показал ему — не женщину, а тень, неузнаваемуюпосле долгого небытия. «Пастор, я неисправим. Как быть, чтобы и эта не исчезлав небытии, подобно всем забытым?»
«Сир! Этого не будет, ибо вы получили жестокий удар и сами по летам ужеблизки к той меже, откуда начинается поворот».
«Мне страшно за себя, господин Ла Фэй. Ведь эта покойница будет смотреть,как я старею. А что, если моя старость будет недостойна ее и меня?»
«Сын мой! Вы любили дитя человеческое, Габриель. Силой своей любви вы сталивеликим королем».
Последние слова вместе с рыданием громко вырвались из его груди. Врач,прижавшись к стене, боялся подслушать слишком много, ибо дух короля велвоображаемые беседы и полагал, что они не имеют свидетелей. Однако господин ЛаРивьер не получил разрешения удалиться, а потому не смел сделать ни шага.Перед одним из окон Генрих остановился и прильнул лбом к стеклу. Тогда господинЛа Ривьер неслышно покинул комнату.
За дверями его встретил назойливый шепот придворных, поджидавших его.Король очень гневается? Кого он винит, чего надо опасаться?
Первый врач отвечал, по своему обычаю, уклончиво и туманно:
— Король вне опасности, ибо он памятует о своем величии.
Пока эти слова обсуждались, Ла Ривьер скрылся.
Генрих, прильнув лбом к стеклу, обращался к той, которая все равно невернется.
«С тобой, лишь с тобой стал бы я тем, кем мне надлежит быть».
Он снова сел в кресло, еще раз перечитал письмо своей сестры, герцогини деБар. «Если бы угодно было Богу, я отдала бы остаток своих дней, чтобы облегчитьвашу скорбь», — писала Катрин.
«Это ничему бы не помогло, сестра моя и ее друг». Он взялся за прерванныйответ. «Тоска и сетования будут сопровождать меня до могилы, — стояло там. —Однако Бог дал мне жизнь не ради меня, а для королевства». Он приписал: «Корнимоего сердца мертвы и больше не дадут ростков».
VII. Поворот
Мы продолжаем свое дело
Король со своим начальником артиллерии отправился в горы. Они захватили ссобой в Савойю сорок пушек, сопровождали их полторы тысячи пеших, две тысячиконных, маршал Бирон, граф де Суассон и многие другие. Храбрый Крийонкомандовал французской гвардией — наконец-то вновь забрезжили ратные подвиги,их давно недоставало. Истая удача, что герцог Савойский нарушил договор. Неотдал ни маркграфства Салуццо, ни провинции Бресс. Потому-то и отправились онив Италию без дальних слов отобрать эти области — дело было осенью 1600года.
Герцог Савойский, без сомнения, выполнил бы договор, если бы Цезарь, сынГабриели, по-прежнему был наследником французской короны и его зятем. СынГабриели не был уже ни тем, ни другим. В скором времени королю предстояло,через подставное лицо, вступить в брак с принцессой Тосканской. Чужестраннаякоролева должна была незамедлительно отплыть на корабле во Францию и привезтиочень много денег на своей галере, стены которой, по слухам, были выложенывеликим множеством драгоценных камней. Габриель д’Эстре не имела их в такомколичестве. Старые боевые товарищи короля любили ее оттого, что он любил ее;все равно с обстоятельствами надо считаться. Ни корабля с сокровищами, нитакого веселого похода от покойницы ждать не приходилось, а посему никто неоплакивал ее, в особенности на людях.
Они твердили: сам король утешился. Не только потому, что он женится начужестранке. Через четыре месяца после утраты возлюбленной он взял себе новую —находка не из удачных. Матушка ее, например, заколола кинжалом пажа. Не сладкоживется с ней королю. Он сам рад избавиться от маркизы и выступить с нами впоход. Пока по каменистым тропам втаскивали пушки, воины не знали, чему большедивиться — трудному ли начинанию короля, или тому, как благополучно оноосуществляется. Одна-единственная ночь — и разом захвачено в двух областях двекрепости; маршал Бирон не встретил значительного сопротивления в Брессе, агосподин де Креки[84] занял жемчужину Савойи,Монмелиан — пока что только город, а не замок. Замок был сильно укреплен и какгорная крепость не имел себе равных. Однако и до него очередь дойдет неминуемо.Пока же пушки были двинуты против другой твердыни.
Пушка на лафете весила восемь тысяч фунтов, в каждую впрягали по двадцатьтри коня, в большие кулеврины — по девятнадцать. Храброму Крийону больше подуше было бы открытое поле битвы, нежели ущелье между скалой и горным ручьем.Ему хотелось, по старой памяти, бросить в атаку своих французских гвардейцев;но ничего не поделаешь, эта страна создана для начальника артиллерии, его пушкитворят чудеса без всяких битв. Когда мы подступили к Шамбери, тамошний гарнизонсобрался было обороняться. Господин де Рони даже не пустил в дело батарею вшесть орудий, только показал ее, как ворота уже распахнулись, и мы вступили вгород. Жители встречали нас так, словно мы высшие существа, хотя боги древностибыли менее тяжеловесны, чем мы со своим обозом. Впрочем, мы мигом сталилегконогими и задали бал.
Одноглазый Арамбюр сказал своему другу в то время, как они с трудомкарабкались вверх:
— Кого мы чествовали на этом балу? Мадам де Рони, из почтения к пушкам еесупруга, которые много красивей ее. Маркиза ничего не стоит, новая королевабудто бы не разумеет по-французски. Вспомни прошлое, Крийон!
— Не вспоминай прошлого, Арамбюр! Что было, то сплыло. То ли еще приходилосьнам хоронить. Она была прекрасна и добра.
— Неужто король забыл ее?
— Довлеет дневи злоба его. Вот сейчас он карабкается вместе с нами.
Тут им пришлось задержаться; остановилась вся вереница войск, необозримая всвоих изгибах, стиснутая между скалами и горным ручьем. Тучи хлынули на неедождем, которым грозили давно; а когда они разошлись, в небе вдруг вырос замок,прежде он не был виден. Шагая впереди войска, начальник артиллерии обратился ккоролю:
— Сир! Шарбоньер. Стоит вашему величеству приказать, и мы возьмем его.
— Мне легко приказывать, — вполголоса отвечал король себе в бороду. —Господин начальник артиллерии, вы и так уже промокли насквозь, невзирая натолстый плащ. Подвезите орудия, не забудьте также ядра, порох, все запряженныечетверней повозки со снаряжением: работы хватит на три дождливых дня.
Рони закончил все в тот же день, от усталости у него по телу разлиласькраснота, пришлось пустить ему кровь. На другое утро он опять был на коне. Онхотел отправиться на разведку; замок был окружен скалистой броней, болеенесокрушимой, чем бывает обычно земная кора. Господин де Рони надеялся нащупатьслабое место. Но тут наконец потерял терпение храбрый Крийон.
— Проклятье! — вскричал он. — Господин начальник артиллерии, вы, видно,боитесь, что будут стрелять. В вас — может быть, только не в меня.
Тогда начальник артиллерии решил научить его уму-разуму — взял полковника заруку и с ним вместе вышел из-за прикрытия. Назидательно свистели мимо их ушейпули, пока Крийон не сдался.
— Теперь я вижу сам, прохвостам дела нет ни до вашего жезла, ни до моегокреста Святого Духа. Они, чего доброго, могут подстрелить нас. Уйдем подприкрытие. Вы храбрый и честный товарищ, — сказал Крийон, от восхищения передначальником артиллерии забыв о перенесенном страхе. А прежде смотрел на него неиначе, как на извозного подрядчика.
В войске составилось новое представление о Рони. Во время этой войныкоролевство по-настоящему узнало то, на что не раз роптало раньше с меньшимправом, — тираническую власть. Король сделал своего Рони всемогущим, дабы тотвыиграл для него войну. Финансы и артиллерия в руках одного министра дают такуюмощь и силу воздействия, от которых можно содрогнуться. Рони приостановил всеплатежи государства, кроме затрат на военные нужды. Он заставил людей по суше ипо рекам подвозить к самому театру военных действий неимоверные тяжести,составляющие его боевое снаряжение.
И наконец, что было самым непривычным, — он начал гонение на нерадивых иизменников. У него в артиллерии все офицеры — молодежь, которая предана ему изорко следит за высшими чинами. Маршал и губернатор, по заведенному обычаю,имел бы полное право вступить в особое соглашение с врагом. А потому предпочелбы не слишком рьяно побеждать его, и в конце концов оба — маршал Бирон и герцогСавойский — поделили бы между собой выгоды. Что касается герцога Савойского, онполагался на Бирона, не считал нужным тратить на борьбу с ним большие усилия всвоей провинции Бресс. Но Бирон волей-неволей вынужден идти от победы к победе;артиллеристы господина Рони ничего знать не желают и зорко следят за ним.
Эта война совсем необычная и всецело находится во власти короля; кто идетсвоим путем, того тотчас объявляют изменником. Вот увидите, от начальникаартиллерии все равно не скроешься. Грабить и резать тоже не разрешается,население приказано щадить. Король сказал, что враг у него один — герцог. Егообновленное войско дивится ему. Об его министре у нас тоже создается новоепредставление. Может статься, он вовсе не пугало, а великий слуга великогокороля.
Перед горной крепостью Шарбоньер Рони немало положил терпеливых трудов,прежде чем пушки были установлены надлежащим образом. Черная ночь, непрерывныепотоки дождя — четыреста волонтеров, швейцарцев и французских гвардейцев,каждому начальник артиллерии обещал по экю. И тем не менее, промокнув докостей, они побросали всю работу, ему пришлось силой извлекать их из-под крыши,при этом он даже лишился нескольких человек. Сам он был в грязи по уши, спалвсего час, зато к утру шесть кулеврин были установлены. После этого начальнику